Алексей Соловьев - Не мир, но меч! Русский лазутчик в Золотой Орде
— Грешны, Федорович, чего таиться. Евдоким две седмицы назад сохатого загнать по насту сумел, дак мы того… мясную уху на стане хлебаем. Кости под лед, чтоб батюшка не узрел, а мясцо вовнутрь… Ничё, замолим! Бог простит, а нам на морозе стылой работой с одной кашей в животе тяжко заниматься, сам понимашь. А тебе спасибо, парни довольны будут. Мы за тобою, Федорович, как за каменной стеной!
— Ладно, ладно, — перебил польщенный Иван. — К обеду возы должны быть готовы. Смотри, чтоб отъезжающие шибко не набрались!
— Прослежу, все трезвые будут. Мы лучше в сулейки нальем да на ночлеге князя помянем.
— Принеси пару стерлядок, Алене захвачу! Возы к моему дому подгонишь…
Дома были только сын и племянник. Алена еще в сумерках уехала в Городищи в храм отстоять утреннюю службу. Федор чистил скребницей Карьку, Андрей же занимался своей любимой забавой: метал стрелы в отстоящий от него за полсотни саженей, уже изрядно изщепленный столб. Услышав про отъезд в Москву, запросился, чтобы дядя взял его с собою.
— А дом на кого оставлю? За мужиками кто приглядит? Не на рать собираюсь, Андрюха, погоди пока. Надоест еще по Руси-матушке мотаться.
— Какая ж рать может быть, дядя? Который год все вокруг замирены. Отпусти ты меня в дружину, хоть в Коломну к Онуфрию, хоть перед самим Вельяминовым слово замолвь. Ты ведь в мои годы уже Михайле Святому служил, сам баял!
Иван серьезно глянул на Андрея. Парень созрел, верно! И в плечах широк, и в брони на коня легко садится, и искусство боя сабельного от дяди изрядно перенять успел. А уж лук и арбалет в его руках промаха никогда не знали! Правду баял парень, пора ему настала крылья расправлять!
— Ладно, Андрюха, замолвлю за тебя слово перед боярином, попрошу, чтоб в молодшую дружину Вельяминовы взяли. Только ты тогда гляди: род наш не позорь! Перед глазами самого князя появляться будешь!
Фрол долго не мешкал. Не успело солнце перевалить за полдень, как четыре упряжки стояли перед Ивановым подворьем. Мужики оборужились от волков и лихих людей, положив в возы рогатины и луки. Иван расцеловался со всеми своими, Алена троекратно перекрестила супруга и всех отъезжающих. Тронулись.
Солнце начинало заметно припекать. Ехали зимником, проложенным по льду Москвы-реки. Это был обычный транспортный путь для тех времен: густые леса и переметаемые вьюгами поля не давали возможности спрямлять дороги. Свежие кони шли рысью, бросая порою в лица кучеров ошметки сырого снега. Иван разрешил смердам слегка пригубить хмельного, и мужики полулежали улыбаясь, ловя лицами первый весенний загар.
— Где ночевать встанем, Федорыч? — обернулся с первых саней Фрол.
— Как думаешь — до Воскресенского дотянем?
— А то? Глянь, как идем!
— Тогда встанем там. Потом до Бронниц. Думаю, с тремя ночлегами Москвы достигнуть, коней будем прижеливать.
— Верно баешь, неча родимых загонять. Да и корма попридержать надо, дорогой овес к весне сделался…
Лиственные оголенные боры постепенно сменялись зелеными хвойными. К исходу четвертых суток слободы стали все чаще заменяться кондовыми селами. Уже в глубоких сумерках достигли московских посадов. Ворота Кремника были закрыты, пришлось располагаться на постоялом дворе.
Глава 2
Вельяминовский тиун начал принимать рыбу поздним утром, пообещав покормить коломенцев после разгрузки. Мужики принялись таскать в закрома рогожные мешки и берестяные короба, а Ивану велено было подняться в боярские покои. Василий принял его не мешкая.
— Ты ведь по-татарски свободно говоришь, я не ошибся? — сразу же поинтересовался он.
— Поболе года в Орде прожил молодым.
— То что надо! Готов князю службу великую сослужить? Он второй день такого человека ищет!
— Князю? Симеону Ивановичу?!
— Нешто у нас иной имеется? Трапезовал? Спустись в повалуши[1], перекуси, оденься в чистое и поедем к княжескому двору.
Князь Московский Симеон был в своей горнице не один. Вместе с ним находился ближний боярин Андрей Кобыла. Оба пристально глянули на нагнувшегося в земном поклоне Ивана, затем князь спросил по татарски:
— Откуда сам родом будешь?
— Из-под Твери.
— Почему теперь под Москвой ходишь?
— Служить надо сильному! — повторил Иван фразу своего покойного отца. Суровость сбежала с лица Симеона, он улыбнулся:
— И впрямь молвь татарскую разумеешь! Это хорошо. Поедешь с десятком кметей Андрея в Сарай под видом купца…
Он помедлил немного и продолжил:
— …Тверского! Так спокойнее будет. Прочие друг друга в лицо давно знают, а в Твери после Федорчуковой рати все только-только зарождаться по-новой начинает. И купцы новые с тех мест в Сарае большого удивления не вызовут.
— Я должен буду торговать? Прости, княже, в разор войти могу, не обвычен я этому делу! Всю жизнь только саблей служил и Михайле Тверскому, и батюшке твоему.
— У тебя будет лишь личина купца, Иван. Чтобы впросак не попал с товаром, будет рядом с тобою сметливый человек. Твое же дело — вызнавать все, мне полезным быть мочное. Кили-чеем[2] моим, но тайным! Понимаешь?
Иван глубоко вздохнул. Он мысленно увидел себя вновь в громадном пыльном городе на Волге, где побывал однажды, будучи нукером Торгула. Теперь ему предлагалось поселиться там надолго…
Тень, набежавшая на лицо слуги, не осталась без внимания. Андрей Кобыла усмехнулся:
— Что, трусишь? У бывшей боярышни кашинской под подолом проще живется?! Похоже, князь, ошиблись мы в нем, не тот нам человек нужен!
Обида от насмешки ударила в голову. Правая рука невольно дернулась к тому месту, где обычно висела сабля. Тотчас же Иван получил ощутимого тумака от сзади стоящего Василия:
— Не забывай, пред кем стоишь, холоп!
Улыбка сползла с Андреева лица:
— Княже, может, его к Топтыгину свести? Пусть тот маненько спесь у дурака поубавит?!
Симеон все это время молча наблюдал за Иваном. Наконец подал голос:
— Ну, ответствуй! Возьмешься или нет?
— В Орду поеду, служить буду верно! На кресте могу поклясться. И в клеть к медведю войду без робости, коли кинжал дашь! Привычное дело… Что прикажешь, княже, то и сделаю!
— Хорош гусь! — неожиданно улыбнулся Андрей. — Думаю, подойдет, княже?
— Подойдет! Забирай его, далее перебаете с глазу на глаз. Подберите товар, дайте серебра и рухляди[3] для подарков в Сарае, познакомь с парнями, что под него поступают и… с богом! К концу седмицы пусть выступают.
Боярин Андрей и Иван спустились в княжескую повалушу. Холоп принес два ковша и плоскую сулею хмельного меда, разлил его. Выпили.
— Москве давно пора постоянного кили-чея при своем дворе ордынском иметь. Надежного, верного! В будущем сына своего на этом месте зрю. Пока же вас будет несколько таких, как ты: глаза и уши княжеские! Знать тебе никого из них не надобно, запомни лишь одно. В случае нужды крайней или новости срочной и важной найдешь при Сараевской епархии игумена Иоанна, скажешь ему два тайных слова «Симеон, Москва» и выложишь нужду свою. Это тебе лишь на крайний случай, запомни! Далее он нас голубиной почтой повестит. Ты же будь готов ее гоньбою конской с верными людьми поддержать. Как половодье сойдет, мы сами в Орду тронемся. Потому гнать вдоль рек: Волги, Оки, Москвы. Но это лишь в крайнем разе! Коли все спокойно будет, мы тебя сами найдем.
— Что я должен там узнать?
— Все, что возможно про князя нашего и иных, про намерения хана, беглербека, прочих визирей. Сейчас, после смерти князя Ивана, почитай, все князья русские в Орду устремятся за ханской милостью! Нам надобно знать, благоволит ли Узбек кому кроме князя нашего? Особенно Симеона Ивановича интересует здоровье самого хана, бают, и его хворости последнее время одолевают знатно. Как между собою сыны Узбековы, Тинибек и Хизра, ладят, нет ли свары меж ними? Крепко ли сына его, Джанибека, положение, не грозит ли резня при смене власти. Джанибек Симеону вельми дружен. Узбек князю Ивану благоволил. Если все гладко пойдет, должен будет ярлык Владимирский сыну его передать, я думаю. Если гладко пойдет…
Андрей замолк, потом продолжил:
— За свой торговый талан не беспокойся, мой холоп Архип тебе верной подмогой будет. Какой товар подобрать: скань дорогую, сукна?
— Лучше б оружие, боярин! Это единственное, в чем я и сам неплохо разбираюсь, доведись за прилавком торг вести.
Боярин надолго задумался, затем повернул лицо к Ивану:
— Быть посему! Парней своих дам добрых, вои надежные. Сеча для них не внове. Слушаться тебя будут беспрекословно, но и ты зря головами их не рискуй.
— Дозволь слово молвить, боярин?!
— Говори.
— Племянник мой, Андрей, давно в дружину просится. Хотел о том Вельяминова прошать, может, к себе возьмешь?
