Иван Бережной - Два рейда
Учебу завершили стрельбой. Я помнил, каких усилий в мирное время стоило подготовить молодого бойца к выполнению первого упражнения. Приходилось изрядно повозиться с каждым в отдельности, проверить правильно ли он изготавливается к стрельбе, как прицеливается, не дергает ли спусковым крючком, не моргает ли глазами… Вспомнив обо всем этом, я не возлагал особых надежд на результаты ускоренной трехнедельной подготовки. Каково же было мое удивление, когда всего десять человек из трехсот не выполнили упражнения с первого раза. Не хуже результаты были в других ротах.
В конце месяца провели контрольную проверку. Итоги были неплохие.
— Большего за такой короткий срок и не добьешься. Важно, что они получили первоначальные тактические навыки и научились владеть оружием, — сказал Сидор Артемович, выслушав доклады командиров рот.
Рано утром 28 декабря 1943 года 1500 человек пополнения выступили к фронту. Ефремову, Рудневу, Семену Калачевскому, Прутковскому и мне приказано было провести их через линию фронта и передать командованию 4-й гвардейской дивизии, действовавшей в районе города Овруча.
Предстояло пройти около ста километров. Шли лесом. Попутно продолжали отрабатывать элементы тактической подготовки: разведку, походное охранение, марш, действия при встрече с противником. А такая встреча не исключалась, поэтому новобранцы действовали старательно и по всем правилам…
По мере приближения к фронту наша настороженность возрастала. Переходы мы строили с таким расчетом, чтобы передний край обороны войск противника пройти ночью. Но такая предосторожность оказалась излишней. Противник не решился занимать оборону в лесу, опасаясь ударов партизан с тыла. В его обороне образовалась брешь, которую мы потом назвали «партизанскими воротами».
Еще засветло заметили на буграх копошащихся людей. Они рыли окопы. Присмотрелись внимательно и различили форму советских воинов. Сердце радостно затрепетало. Прошло полтора года, как я в тылу врага. Много пережито, передумано. В моем воображении по-разному рисовалась встреча с войсками, действующими на фронте. И вдруг получилось так просто.
Не маскируясь, наша колонна продолжала маршировать по дороге.
— Подтянись, братва, к гвардейцам подходим. Не ударим в грязь лицом, — подбадривал Степа Ефремов наше уставшее войско.
Ребята старались принять молодцеватый вид. Однако рваная одежда и расползшиеся лапти и сапоги имели совсем не воинский вид.
В обороне заметили наше приближение. Люди заметались по бугру и скрылись в окопах. Не видно ни одного человека.
— Чего доброго, примут нас за фрицев и полоснут из пулемета, — высказал опасение Константин Руднев.
На всякий случай я остановил колонну и один пошел вперед. В обороне меня заметили, а когда я подошел к окопам, навстречу поднялся сержант с гвардейскими усами и автоматом в руках.
— Здравствуйте, товарищи гвардейцы. Принимайте гостей, — сказал я.
— Здравствуйте, не знаю, как вас величать, — сдержанно ответил сержант. — Кто вы такие?
— Пополнение вам привели.
— Что-то не с той стороны идете.
— Из-под Олевска. В тылу врага мобилизованные…
— Не может быть! Там немцы, — не доверял сержант.
— В Олевске фрицы, а пойдешь лесом до Сарн ни одного гитлеровца не встретишь. Партизаны там хозяева, — ответил я. — Привели тысячу пятьсот человек. Можете убедиться, вот документы…
Сержант прочитал мое предписание, настороженность его пропала.
— Чего же они стоят? Пусть идут, — сказал он.
По моему сигналу колонна двинулась. Из окопов высыпали бойцы и с любопытством рассматривали наше безоружное, разношерстное и почти босое войско…
— Вот те и на! А мы здесь оборону закрепляем, — смеялись гвардейцы, угощая нас махоркой и папиросами. — Стало быть, от партизан?..
Командир отделения выделил солдата, который провел нас к взводному, а лейтенант проводил в деревню, где располагался штаб.
В дивизии пополнение встретили с откровенной радостью. Людей распределили по квартирам, начали готовить ужин. Меня и Ефремова пригласили к начальнику штаба.
— Для нас эти люди, как манна с неба, — говорил довольный начальник штаба, моложавый подтянутый полковник. — Бои ведем чуть ли не от самого Курска, Днепр форсировали, а пополнения не получали… Ну рассказывайте, как провели через линию фронта?
— Разве это линия фронта? — сказал Ефремов. — Здесь немца живого не встретишь. Под самые Сарны без боя можно провести целую дивизию.
— Не многовато? — иронически спросил начштаба.
— Ну тогда армию, — не сдавался Ефремов.
— Вы серьезно?
— Вполне серьезно, — поддержал я Степана. — Дальше на запад простирается партизанский край…
Беседа затянулась далеко за полночь. Мы рассказали о мобилизации и подготовке пополнения. Вручили списки. Офицеры штаба дивизии интересовались обстановкой в глубине обороны противника. Мы подробно отвечали на вопросы.
Утром гвардейцы по списку приняли от нас пополнение.
— Передайте всем партизанам большое спасибо, — сказал командир дивизии. — Может, вы в чем нуждаетесь? Поможем.
— Патронов не мешало бы, — сказал я.
— Сколько вам?
— На первый случай автоматных тысяч триста, — упредил меня Ефремов.
— Ну и замахнулся! — рассмеялся генерал.
— Для вас это капля в море, — поддержал я Степу, рассчитывая выторговать хотя бы половину.
— Сколько в вашем отряде людей? — спросил комдив.
— Около трех тысяч, — ответил я, приврав наполовину.
— Солидно… Хорошие вы хлопцы. Много наслышан о вашем командире Сидоре Артемовиче Ковпаке, боевых делах отряда. Вы помогли мне, выручу и я вас из беды, — сказал генерал и обратился к подполковнику с артиллерийскими погонами — Как, товарищ начальник артиллерийского снабжения, дадим?
— Что вы, товарищ генерал, триста тысяч? — ахнул подполковник. Видно, ему нелегко доставались боеприпасы.
— Товарищ подполковник, вы гвардеец и должны знать, что слово гвардии генерала нерушимо! — нахально заявил Ефремов, заставив меня покраснеть.
Генерал покачал головой, улыбнулся и сказал:
— Ну и хитры! Одним словом, партизаны… Если вы просите триста тысяч, то думаете получить полтораста, но я вам дам сто тысяч, — он раскатисто засмеялся, довольный выдумкой, и подтвердил свое приказание начальнику артснабжения. Извинился перед нами: — Меня ждут дела. Передайте вашим командирам и всем партизанам привет и наше гвардейское спасибо. До свидания. Может, еще встретимся…
Генерал крепко пожал нам руки и ушел.
Мы были рады и такому подарку, тем более что больше мы не могли увезти.
Возвращаясь в отряд, мы на полпути встретили большой бычий обоз. Оказывается, Вершигора в Киеве получил пушки, снаряды, патроны и много других грузов, все это на автомашинах отправил в Овруч. В соединение прислал радиограмму, чтобы в Овруч за грузом направили обоз.
Из Киева Вершигора возвратился 2 января 1944 года. К этому времени почти весь груз был доставлен в Собычин. Теперь уже никто не сомневался, что не сегодня-завтра соединение выступит в новый рейд. И тут пришла весть, которая взбудоражила всех партизан и положила начало новой истории соединения. Ковпака отзывали в Киев, а вместо него назначался Петр Петрович Вершигора.
Вершигора
По-разному встретили бойцы отъезд Ковпака и назначение Вершигоры. И не удивительно. Ведь с Ковпаком они делали первые шаги на трудном, опасном партизанском пути, за два года прошли тысячи километров по тылам врага, провели множество боев. Все успехи связывали с именем Ковпака. Люди так привыкли к нему, так верили в него, что не мыслили существования соединения без Ковпака.
Вершигору партизаны, особенно разведчики, тоже любили и, не колеблясь, шли с ним в бой. Но это было тогда, когда чувствовали за своей спиной Ковпака и Руднева, знали, что они зорко следят за ходом боя и вовремя исправят возможную ошибку. А как теперь?
Ветераны отряда сомневались в способностях нового командира. Даже то, что Петр Петрович, отдавая приказ или разговаривая с провинившимися, никогда не повышал голоса, склонны были расценивать как нерешительность и; слабохарактерность. Настораживало и то, что Вершигора не являлся кадровым военным.
— Он сугубо штатский человек, — говорили некоторые, намекая на то, что Петр Петрович по профессии кинорежиссер. — Ни тебе командирской выправки, ни военной подготовки. Какой из него командир? Даже неряху отчитать как следует не может. Одним словом, интеллигент…
Я не разделял этого опасения. Командуя тринадцатой, а затем разведывательной ротами, я полтора года находился в непосредственном подчинении Бороды, как называли разведчики Вершигору, участвовал во многих боях и видел, как он от боя к бою постигал основы командирского дела. У меня с Петром Петровичем установились близкие отношения. Не один вечер мы провели в откровенных задушевных беседах, я хорошо узнал Вершигору.
