Талгат Бегельдинов - «Илы» атакуют
— Не успел сделать, — уточняет Коптев, — так как всего три месяца назад попал в армию и с места в карьер стал драпать на запад.
Как поступить с пленными? Надо бы доставить их в штаб для допроса. Но сделать это невозможно. А что если отпустить? Пусть идут и расскажут своим. Страшно. А ну, приведут на аэродром и устроят нам мясорубку? Что-то подсказывает: не приведут, не до этого им теперь. Мечтают в живых остаться.
— Скажи им, — обращаюсь к Коптеву, — что мы с пленными не воюем, пусть не боятся, не тронем.
С трудом подбирая слова, он переводит. Немцы кивают головами, наперебой твердят:
— Яволь, яволь.
— Яволь, так яволь, дело ваше. Вдруг слышу робкий голос Нади:
— Товарищ командир, накормить бы их. Смотрите, животы к спинам приросли. Люди ведь… Жалко…
Ах ты, Надя, Надюша, добрейшая душа. Ты даже врагов готова пожалеть, тех самых немцев, которые сожгли твой дом в Белоруссии, которые несколько часов назад легко могли застрелить тебя. Вот каков он, русский характер! Даже лютого недруга не бьют, если он лежит, если он поднял руки.
— Ладно, — отвечаю девушке, — накормить дело нехитрое, были бы харчи. Где ты их возьмешь? Может быть, летный паек отдашь?
— Отдам, — говорит Надя.
— И я…
— Я тоже…
— Шут с ним, с пайком! Берите и мой. В сопровождении Нади и двух автоматчиков немцы направляются в блиндаж.
Разворачиваем самолеты. Становится совсем светло. Вместе с Коптевым идем в блиндаж. Пленные уже насытились и дымят самокрутками, которые дали им автоматчики. Что же все-таки делать с ними?
Все вместе выходим из блиндажа. Коптев объясняет, что войне скоро конец и нужно бросать оружие. Немцы усиленно кивают головами. Рыжий верзила говорит, что их оружие осталось в будке. А мы, грешным делом, даже не поинтересовались им.
— Идите к своим, — говорит Коптев, — к своим. Понятно? Пусть оружие бросают. В плен, в плен! Ясно вам?
Немцы что-то горячо говорят, показывают в сторону леса.
— О чем это они? — спрашиваю Коптева.
— Говорят, что в лесу много солдат. Но они боятся русских. Дескать, русские расстреляют или сошлют в Сибирь и там сгноят в тайге.
«Надо бы, — думаю я, — поделом вору и мука». А наш переводчик что-то с жаром доказывает солдатам.
— Пусть идут и расскажут, как русские расстреливают, — бросаю Коптеву. — Надо кончать эту историю.
Объясняем солдатам, что они свободны и могут идти на все четыре стороны. Те недоверчиво смотрят. Машу рукой в сторону леса. Идите, мол, скорее идите. Боятся. Не верят такому счастью. Ну и запуганы же бреднями о зверствах большевиков!
— Марш! — кричу им. — Бегом! Шнель! Быстро!
Резкая команда подействовала. Поминутно озираясь, как бы ожидая выстрела в спину, немцы бегут к лесу. Быстрее, быстрее… И вот уже скрылись между деревьями.
— Может быть, зря их отпустили? — раздумывает вслух Махотин. — Что у них на уме?
— А что с ними делать?
— Ладно, — соглашается летчик. — Душа из них вон.
Связываемся по радио со своей частью. Командир полка встревожен нашим долгим молчанием. Рассказываю о ночном бое, о пленных.
— Молодцы, — слышу голос командира полка. — Правильно сделали. Заданий пока не даю. К вечеру на ваш аэродром перебазируется весь полк. КП, говоришь, хороший? Приятно слышать. Ну, добро.
Оживленно обсуждаем все перипетии сегодняшней ночи. Голодные немцы нанесли солидный урон нашим продуктам, и мы подтруниваем над Надей, грозимся оставить ее голодной на неделю. Она смеется. Так проходит около часа.
Неожиданно в блиндаж влетает автоматчик.
— Товарищ капитан, немцы!
Будто ветром выдуло нас из блиндажа. Да, сомнений нет, с дальнего края аэродрома к самолетам движется группа немецких солдат. Но идут они как-то странно: в полный рост, и ни у кого не видно оружия.
— Да с ними Воронцов! — кричит кто-то.
Что за наваждение! И впрямь впереди немцев вышагивает механик Воронцов. Вот он обернулся, сказал что-то, немцы остановились. Механик, не прибавляя шага, направился к нам. Подошел, лихо взял под козырек.
— Разрешите доложить. Привел группу пленных. Оружие все цело и сложено в овраге.
— Да ты толком объясни…
— Понимаете, какое дело, товарищ капитан. С полчаса назад я пошел к краю аэродрома. Есть там овражек такой. Думаю, дай посмотрю, что там доброго есть. Иду себе спокойно. Только подошел к краю, выскочили человек десять с автоматами, навалились, стащили вниз. Я уже с жизнью распрощался, а потом смотрю, что-то у них не то происходит, — механик перевел дыхание и продолжал:
— Один из солдат, в очках, подошел и по-русски говорит, что они хотят сдаться в плен, что их солдат утром был уже у нас и все рассказал. Гляжу, тот самый солдат, что утром был, рядом стоит, на меня глаза пялит. Ладно, говорю им, кладите оружие и за мной шагом марш. Вот и привел.
Да, загадал нам загадку механик. Что делать с такой группой? Распорядился принести трофейное оружие, выставил охрану и тут же связался по радио с полком. На КП полка, к счастью, оказался генерал. Выслушал он меня и говорит:
— Местечко Калау знаешь? Да, да, то самое, что около шоссе. Это от вас километров семь. Строй их в колонну и направляй в Калау. Там примут.
Подошел к немцам. Они с интересом смотрят на мой планшет, на Золотую Звезду. Вперед выходит солдат в очках. Он служил в штабе дивизии переводчиком и русский язык знает прилично. Ну, думаю, эту птицу надо задержать до приезда генерала.
Построили колонну. В сопровождающие дали Воронцова (он уже имел опыт обращения с ними), а для убедительности — трех автоматчиков. Раздалась команда — и колонна тронулась.
К вечеру Воронцов вернулся и рассказал, что по пути их колонна обрастала, как снежный ком, и в городе Калау он сдал всех под расписку.
Тем временем к нам перебазировался весь полк. Расспросам не было конца.
Утром вновь начались боевые вылеты, вновь «ильюшины» громили отступающие войска врага, наводили на цель наши танковые колонны.
Одной атакой
Гитлеровская Германия доживала буквально последние дни. Наши войска готовились к последней битве — битве за Берлин.
В один из дней командование собрало нас, чтобы уточнить взаимодействие между родами войск. Это очень важно — близко познакомить командиров, с тем чтобы они в бою понимали друг друга с полуслова. Больше того, они должны узнавать друг друга по голосу.
В связи с этим мне вспоминается такой эпизод. Еще в дни боев, когда наши войска очищали территорию Украины, мне довелось вести на бомбежку большую группу штурмовиков. Миновали линию фронта. Я по радио докладываю, что все в порядке, скоро выходим на цель. С КП сообщают, что меня поняли, и дают команду атаковать.
И тут неожиданно в шлемофоне раздается голос: «Бегельдинов, отставить атаку. Всей группой возвращайтесь на свой аэродром». Признаться, я даже растерялся на мгновение. Легко сказать «возвращайтесь».
Ведь в группе тридцать самолетов и каждый до отказа нагружен бомбами. Попросил повторить приказ и назвал пароль. По существующему порядку, мне, в свою очередь, должны были назвать свой пароль. Однако приказ повторили, а пароль — молчок. Ничего не понимаю, и голос какой-то чужой. В чем дело? Тем временем группа продолжает лететь к цели.
И тут раздается знакомый голос с нашего КП: «Не слушай их, Бегельдинов, выполняй задание». И знакомый голос назвал пароль.
Вот на какие уловки шел порой враг. И, чем черт не шутит, могли ведь сбить с толку, вернуть на базу и сорвать выполнение задания.
Помню, в тот день мы как никогда зло атаковали вражеские танки отплатили сполна за коварство гитлеровцев.
Этот эпизод наглядно свидетельствует о том, что даже голос имеет большое значение в бою.
Мы познакомились с танкистами, договорились обо всем. Затем отправились на рекогносцировку переднего края. По траншеям дошли до самой передовой и тут оказались свидетелями совершенно непонятной картины.
Со стороны немцев доносилась веселая музыка. Мощные динамики разносили ее на много километров.
— Веселятся смертники, — зло проговорил офицер-пехотинец. — То ли перепились, гады, то ли праздник какой отмечают…
Вон, полюбуйтесь, и тряпку свою вывесили, — он указал рукой чуть вправо.
Мы посмотрели в ту сторону и увидели на бугре высокое дерево, а на нем большой красный флаг с черной свастикой посредине.
— Хотели мы его сбить ружейным огнем, — продолжал офицер, — ничего не получается.
В это время меня к себе позвал командир нашего корпуса генерал Рязанов.
— Слушаю, товарищ генерал.
— Флаг нужно снять. Ясно?
— Так точно.
— Сейчас же отправляйтесь на аэродром и действуйте. Учтите, — генерал заговорил вполголоса, чтобы никто, кроме нас, не слышал, — сбить нужно одной атакой. Это очень важно. Кроме всего прочего, пусть танкисты лишний раз убедятся в силе штурмовика. Им спокойнее под нашим прикрытием воевать будет. Ясно? Исполняйте.
