Валерий Горбань - Память Крови
(Эта история имела неожиданное продолжение. Два месяца спустя, уже дома, мы получили копию записи этого боя и письмо от корреспондента НТВ Сергея Гапонова. Он извинялся за своих коллег. Оказывается, ОРТ «позаимствовало» из эфира кусок чужого сюжета и запустило его в эфир. А три года спустя мы с Сергеем встретились в Москве и со временем стали близкими друзьями. Так что свои грозные намерения в отношении него я так и не осуществил. — прим. автора).
День прошел спокойно. А вот вечер получился — по-моему, еще хуже, чем вчера, хотя мы не выстрелили ни разу.
Влетает дневальный: «Командир, там, на рации — наших расстреливают, просят помощи». Меня качнуло, стал соображать: где наши патрули. А мои все — на базе. Дошло, что речь идет о «наших» вообще. Связист притащил рацию в столовую. По какому-то капризу радиоволн, только в этой точке мы нормально слышали тех, кто просил помощи, а они — нас.
Я назвал свой позывной — 293, ребята ответили — 166. Давай смотреть таблицу. По городу таких, вроде бы, нет. Прямо спрашиваю: «Кто такие?» Отвечают: «Соколики». Я не сразу сообразил, но кто-то из ребят шепчет: «Москвичи». Их зажали под бетонным забором в кювете на дороге в Старых промыслах. Мы там раз несколько проезжали. Там холмы, в верхней части покрытые зеленкой. Оттуда дорога — как в тире.
В рации треск стрельбы. Удалось услышать, что есть убитые и раненые, подбит БТР. «Помогите, ребята, нас просто расстреливают!»
Их практически никто не слышал. Ребята стали передавать их сообщения на Северный. Я рванул к коменданту. Андрей поднял резерв и БТРы СВМЧ. Связались с «Утесом». Нам сказали, что нам нет смысла туда идти, мы намного дальше других. Пойдут группы из Северного и из Старопромысловской комендатуры, они ближе всех. А наша задача — держать связь и координировать действия групп на подходе.
Помощь добиралась до них минут сорок. И все это время я кормил братишку «сейчасами», и мы все слушали, как их долбят, и он докладывает о новых потерях. Держался он невероятно мужественно. Только один раз сорвался на крик: «Да где же вы!».
И мы матерились. Где наши вертолеты? Где танки, БТРы? Их возле Северного — несчитано. Стоят чуть не в метре друг от друга на протяжении нескольких километров. И ходу оттуда двадцать минут на средней скорости.
У моих руки тряслись. Кое-кто не выдержал, ушел. Это ощущение бессилия и невозможности что-то сделать — просто ужас. Легче скакать под пулями.
Наконец, дождались команды отбой. Я спросил: «Ну что там у вас, братишка?». Он ответил: «Моего командира убили…» и ушел со связи.
Снова бродил, как неприкаянный. Взял гитару, попытался что-то потренькать. Начали складываться строчки. А потом — как взрыв. Минут за пятнадцать написал песню. Ручкой водить не успевал и почти не подбирал слова. Писал на каких-то клочках. Собрал. Пошел в столовую и спел ребятам. Понятное дело, аплодисментов не последовало. Но по лицам видел — тоже проняло. Странно, но немного отпустило.
У нас сегодня странно тихо,
Умолкли «духи» хоть на день.
Усталость сразу навалилась
Такая, что и думать лень.
Молчат друзья, молчит гитара
И птицы за окном молчат,
Но вдруг из рации прорвалось:
Попал в засаду наш отряд!
— Сто шестьдесят шестой,
Веду неравный бой,
Наш БТР подбит,
Один из нас убит.
— Брат, я два-девять-три!
Как слышал, повтори…
Держись братишка мой,
Сто шестьдесят шестой!
Мы дальше всех от места боя,
Хоть связь чиста, как никогда.
И не поможем мы с тобою
Друзьям, к кому пришла беда.
А сердце рвется, кровь вскипает,
И гнев тяжелый, как свинец,
Ну что же центр не отвечает?!
«Утес», откликнись, наконец!
— Сто шестьдесят шестой,
Веду неравный бой,
Вокруг стена огня,
Услышьте же меня!
— Сто шестьдесят шестой,
Держись, братишка мой,
Слова в эфир идут:
Ребята! Наших бьют!
Мы вокруг рации собрались,
Как мостик, связь передаем.
И страшный диалог в эфире
С друзьями нашими ведем.
Из центра спрашивают снова:
— Куда им помощь подослать?
И как дела у них?
— Хреново!
Давай скорее, вашу мать!!
— Сто шестьдесят шестой,
Веду неравный бой,
Наш БТР горит,
Еще один убит!
— Сто шестьдесят шестой,
Держись братишка мой!
Уже вам помощь шлют,
«Коробочки» идут.
Ползет секунда за секундой,
Минуты медленно бредут,
А как сейчас считают время
Те, по кому бандиты бьют!
Но, наконец-то мы дождались:
Ребятам помощь подошла,
Даем «отбой», вопрос последний:
«Ну, что, братишка, как дела?»
— Сто шестьдесят шестой,
Закончился наш бой,
Мой командир убит,
Моя душа горит!
— Сто шестьдесят шестой,
Крепись, братишка мой,
Вся банда не уйдет,
Мы ваш оплатим счет!
Ночь. У нас тихо. Спать не могу. Пришел в столовую и вот, сижу, пишу.
5 мая
Воюем потихоньку.
3-го в ГУОШе узнали, кто такой 166-й. Это был сводный отряд милиции Московской области, погибло два сотрудника, в том числе командир отряда, тяжело ранено пятеро. Они небольшой частью отряда выехали в Грозный и попали в засаду.
Егоров выполнил обещание. Подогнали взвод мотострелков с полевой РЛС для обнаружения живых целей, минометную батарею — три 82-мм и миномет «Василек». Замечательная штука — как гладкоствольная автоматическая пушка. Вставляется лоток с выстрелами и бам-бам-бам! В первый же вечер причесали нашу общагу — только снопы пламени из окон вылетали. Духи затеяли обычные игрушки с перебежками из комнаты в комнату. А им с одной стороны — АГС, а с другой — «Василек» и по центру зажали. Около 20 часов отстрелялись, до утра — гробовая тишина. Аж спать невозможно. Хорошо, что в городе вокруг треск стоит. Кокс сказал, что берет ночь на себя. Я лег где-то в час. Повертелся — повертелся и вырубился, как в яму упал. Проснулся в шесть. Свежий — хоть на свадьбу.
А в эту ночь приключилось что-то странное. Бойцы подкалывают, что мы с настоящими духами воевали, в смысле, с потусторонними.
С вечера на крыше комендатуры работал наблюдатель мотострелков, позывной «Сокол». Там самый лучший обзор. Он работал с НСПУ. У нас старшим на позиции АГС, наверху, был Танкист, с ночным биноклем. Около 22-х кто-то бросил ручную гранату на пост СВМЧ рядом с нашим. Поднялась стрельба. И тут пошли доклады Сокола: «Вижу одиннадцать человек, идут в рост, цепью!» Их старшой просит корректировку, начинают работать из минометов, и весь взвод поливает из всего, что можно. Сокол: «На просеке «Москвич», в него тащат раненых». Долбят туда. Снова доклад: «Москвич» горит. Вижу двоих возле кочегарки!» А это — метрах чуть ли не в 70 от наших постов. Для минометов наших — мертвая зона. Вывожу группы с подствольниками, прочесываем весь пятак залпами, Сокол корректирует. В общем — битва по полной программе. А Танкист молчит. Я его запрашиваю: «Доложите обстановку». Он в своей обычной манере, спокойненько: «Целей не наблюдаю». Я стал заводиться: как это не наблюдает, когда духи цепями ходят. Правда, стрельбы с их стороны маловато, несколько одиночных разрывов от подствольников. В итоге не выдержал, полез на пост. Рассматривал-рассматривал и зеленку и общагу, никого не увидел. Закончилось тем, что отправил своих отдыхать. А наша «подмога» воевала еще часа два.
Утром не выдержал пытку любопытством, провели зачистку. На просеке — никакого «Москвича», ни целого, ни горелого. Зелень мы, конечно, за эти дни обстригли и покурочили капитально. Напротив третьего поста — обугленная граната РГН без запала. У нас таких нет. То ли подбитый «дух» выронил, то ли с растяжки сорвало, вэвэшники такие ставили.
Комендант тоже оценил события ночи, как очень странные. Мотострелки — ребята неплохие и отважные. Воюют практически с первых дней. Имели страшные потери. И психика, конечно, у них рваная. С первых выстрелов — клинит башни, и начинают воевать в полный рост. Пьют конкретно. Точнее, пили. Комендант пригласил взводного к себе, побеседовали. Тот, конечно, встал в позу бывалого «боевика». Но закончилось все «консенсусом». Андрей умеет быть спокойным, но очень твердым. Так что обороты ребята немного сбавили.
Опять появился чеченский зам министра внутренних дел. В отсутствие представителей ГУОШа был более откровенен. Сначала наехал, что мы ведем беспричинную стрельбу и подвергаем опасности мирное население. А потом мне лично сказал: «Все равно МЫ добьемся и вас отсюда уберут!».
