Николай Сташек - Через все испытания
Антон Ефимович поспешил к жене в спальню, где два карателя взламывали комод. И вдруг услышал крик Люси. Бросился к ее двери. Дочка отбивалась от мерзавца. Антон Ефимович рванулся в кладовую за топором, и вновь раздался Люсин истерический крик и почти одновременно — мужской вопль.
Антона Ефимовича, оглушенного чем-то металлическим, выбросили на лестничную площадку, и как сквозь сон он услышал:
— Васька, помоги!
Прогремели выстрелы. Из прихожей донеслось:
— С ней покончено! Штахеля — быстрей к врачу.
Когда в квартире стихло, Люся увидела валявшийся на полу освещенный лунным светом кухонный нож, который она успела схватить, убегая к себе в комнату. «Хорошо, что оказался под рукой», — подумала она и попыталась подняться, но тело не повиновалось. Еле доползла до матери, уронила на ее постель голову и, не в силах сдержаться, беззвучно зарыдала. Мать погладила ее голову, провела по растрепанным волосам ладонью:
— Успокойся, девочка. Мы не покорились. — Она нервно закашлялась. — Но надо разыскать Женю, освободить папу. Уходи к нашим. А мне Вера Платоновна поможет.
Глава 30
В госпитале Горновой прислушивался к сводкам Совинформбюро, внимательно читал газеты. Его особенно интересовала дивизия, в которой начал боевой путь. И однажды услышал, что она отличилась в сражении за Смоленск, комдив Харитонов (теперь уже полковник) ставился в пример другим как мастер маневренных действий в сложной, быстро меняющейся обстановке. А потом Горновой прочитал в газете подвальную статью о том, как дивизия полковника Харитонова упорной обороной сорвала прорыв противника к занятому ее частями важному рубежу.
Среди отличившихся был и комбат Буров. «Значит, нашел свой полк, — подумал Михаил. — Люди воюют, а я торчу здесь с перебитой ногой. Скорее бы вырваться да к полковнику Харитонову».
* * *Из госпиталя Горновой выписался в конце ноября, когда враг находился на ближних подступах к столице.
В Главное управление кадров Наркомата обороны Горновой добрался поздно вечером. Работники ГУКа уже прекратили прием.
— Приходите утром, — ответил дежурный, выглянув в окошечко.
«Куда же теперь, на ночь глядя? Не возвращаться же в госпиталь», — удрученно подумал Горновой, выходя на улицу. Вспомнил о Люсиной тетушке: «Ведь она где-то рядом».
Отыскав в темноте на большой медной табличке семнадцатой квартиры фамилию Дианы Аполлоновны, три раза нажал на звонок. Ответа не было. Михаил собрался было уходить, но вдруг услышал за дверью:
— Кто там?
— Это я, Горновой, от Люси.
— От Люси? — переспросила тетя и настороженно выглянула в дверь. Узнав Мишу, потянула его за руку. — Скорее захода! Да ты садись. И вдруг вспомнила: — А ведь у меня для тебя письмо. Подошла к туалетному столику, достала толстый конверт и подала Михаилу.
Он залпом прочитал все пять исписанных Люсей тетрадных страничек, потом еще раз. А последние строки шептал без конца:
«Мишенька, я останусь здесь и буду твоей до последнего вздоха. Я тебя очень люблю! Целую…» В самом конце приписка: «Одесса, 29 сентября».
После ужина Диана Аполлоновна показала письмо, полученное от Белецкого. Он сообщал, что из Одессы никуда не тронется, выражал надежду, что враг будет разгромлен в ближайшее время, просил, если заглянет к ней Миша, приветить его.
За разговорами провели большую часть ночи, а утром тетя проводила его до трамвайной остановки.
Кадровик принял Горнового без задержки и сообщил:
— Назначаетесь начальником разведки в дивизию генерала Костылева. Вам надо поспешить. Дивизия будет в районе Серпухова и, вероятно, с ходу вступит в бой.
— Товарищ подполковник, — попросил Горновой, — а нельзя ли в дивизию полковника Харитонова? После ранения обещал я возвратиться в свой полк. И разведчик из меня… Никогда этим не занимался.
— Для разговоров у нас, товарищ Горновой, нет времени. Вы направляетесь туда, где самая острая необходимость. Кстати, поздравляю вас с присвоением звания «капитан». А с должностью справитесь, вы же бывший пограничник.
Глава 31
В ноябре гитлеровское командование, стянув наиболее сильные танковые группировки и авиацию на фланги Западного фронта, стремилось нанести удары с севера из района Клина и Рогачева в направлении Яхромы и Красной Поляны и с юга из района Тулы на Каширу для захвата Москвы в кольцо. Ожесточенные бои не затихали ни днем ни ночью. Наши войска стояли насмерть на каждом рубеже, но соединениям третьей и четвертой вражеских танковых групп, наносившим удары с севера, удалось прорваться непосредственно на подступы к столице. Передовой отряд 56-го механизированного корпуса в составе пехотного и танкового полков в ночь на 28 ноября прорвался через канал имени Москвы и захватил плацдарм в районе деревни Перемилово. В те же дни враг форсировал Нару севернее и южнее Наро-Фоминска и подошел к Кашире. Гитлеровцы хвастливо заявляли, будто бы видят советскую столицу в бинокли. Позже удалось установить, что фашисты доставили в район Красной Поляны дальнобойные орудия для обстрела Москвы издали.
Продвижение врага было остановлено. 27 ноября в районе Каширы и 29-го севернее столицы советские войска нанесли сильные контрудары. Фашистский план «Тайфун» потерпел крах.
Дивизия генерала Костылева, сформированная в Приволжье, прибыла в район Серпухова и вступила в свое первое сражение. Отразив атаки противника, ее части с наступлением темноты заняли относительно выгодные рубежи для организации обороны.
Пробиваясь через пургу, Михаил долго разыскивал дивизию, нашел ее штаб в лесной деревушке поздно вечером.
Начальник штаба сидел за столом в жарко натопленной избе и, уткнувшись в карту, о чем-то напряженно думал. Наконец оторвался от карты, взял у Горнового направление, прочитав, предложил:
— Садись-ка. Смотри сюда. На этом рубеже, — майор ткнул карандашом в карту, — должен был занять оборону полк майора Прохорова. А у нас никаких данных. Твоя задача — выяснить, что у них там. Уже двоих посылал — не вернулись.
— А рация у вас есть? — спросил Михаил.
— Ты что? Под суд меня толкаешь? Тут штаб дивизии! Немец только того и ждет — засечь да накрыть…
— А вот нам радиостанции помогали управлять частями в бою и поддерживать связь с армией. Уверен, что…
Майор бесцеремонно оборвал Горнового:
— Кончай разглагольствовать. Бери красноармейца, ищи полк. Утром наступать.
Сделав пометки на карте, Горновой выбежал на улицу.
Колючий снег ударил в лицо. Прикрываясь рукой, Михаил пошел, преодолевая тугой напор ветра. Почему-то стало жаль майора Овечкина, нелегко ему, а опыта маловато. Но беспокоила и даже злила самонадеянность этого человека, судя по всему, недалекого и упрямого; к тому же как черт ладана боится современных средств управления. Именно по вине вот таких головотяпов и родилась в начале войны «радиобоязнь», в результате которой многие наши командиры теряли связь, терпели поражение. И еще: к чему начальника разведки отлучать от своего дела? Ему в оставшееся до рассвета время надо принять меры к тому, чтобы получить как можно больше сведений о противнике и тем самым помочь комдиву поставить частям конкретные задачи. Найти полк надо, но для этого есть люди в других отделениях штаба, прежде всего в оперативном.
Продираясь сквозь пургу, Михаил и сопровождавший его красноармеец оказались у глубокого оврага, на дне которого мерцал слабый огонек. Там оказались саперы. Они и сообщили, что штаб полка рядом, в лесочке.
— Капитан Зинкевич, — представился начштаба полка.
— Почему не докладывали в дивизию, где находитесь и какова обстановка.
Зинкевич позвал радиста, спросил:
— Почему не передал кодограмму?
Сержант ответил, сдерживая досаду:
— Охрип, вызывая, а там молчат.
— Вот так, товарищ начальник разведки. Прежде чем нас упрекать, наведите порядок у себя. Мы исполнители. Нам что прикажут.
Горновой не сдержался:
— Что за исполнители? Как это — прикажут?! Начальник штаба полка не имеет права так легкомысленно рассуждать.
— Попробуй тут разберись. Из вагона — и на рубеж.
— Это не оправдание для бездеятельности да еще и для безответственных заявлений. — Помолчав, Горновой спросил: — Полк-то вышел на рубеж?
Зинкевич унял горячность и, наклонившись к карте, начал докладывать:
— Вот, товарищ капитан. Возможно, подразделения нанесены не совсем точно, но полк вышел вот на этот рубеж. Что останется от него на рассвете, сказать трудно, так как окопаться не успеет.
— Еще и боя не было, а у вас, товарищ капитан, уже похоронное настроение, — упрекнул Михаил. Поднимаясь с патронного ящика, спросил: — А где командир полка?
— С вечера позвонил всего раз, из второго батальона, кажется. Ну-ка позови Волкова, — приказал Зинкевич радисту, а когда капитан появился, раздраженно спросил: — Откуда звонил командир?
