Йенс Йенсен - Они пришли с юга
Главе двенадцатая
Рассвело. Солнечные лучи прорвались сквозь туман, густо нависший над землей, выпили блестевшие на траве росинки, растормошили звонкоголосых птиц и разбудили город. Люди выходили из домов, зябко поеживаясь на прохладном ветру, щурясь от слепящего света.
Прохожие спешили на работу. Мартин шел в школу. Чуть ли не на каждом шагу он наталкивался на кучки людей, о чем-то оживленно шептавшихся. На улицах стояла тишина — необычная и зловещая. Люди обсуждали вчерашние события и то, что случилось в эту ночь. Говорили, будто какие-то мальчишки обнаружили на лугу у сарая кучу патронов. И очень скоро это стало известно немцам, а все потому, что об этом пронюхал стукач — один из тех подлецов, что доносят на людей за деньги. Пусть это всем послужит наукой, говорили люди; и потому все, кто что-нибудь знает, должны держать язык за зубами, чтобы не навлечь беду на самих себя и своих сограждан. Стукачи, получающие деньги за свои доносы, рыщут сейчас повсюду.
На школьном дворе мальчишки толковали про того патриота, что скрылся в камышах. Несмотря на все поиски, которые предприняла спасательная команда после ухода немцев, ни трупа, ни каких-либо следов крови не было найдено… Тут зазвенел звонок, и дети построились на утреннюю молитву.
В середине урока вдруг явился директор и велел всем расходиться по домам.
— Рабочие автозавода забастовали, — объявил он, — и никто не знает, что теперь будет… Скорей бегите домой… Помните, не ввязывайтесь ни в какие уличные стычки.
* * *Толпа людей в рабочих комбинезонах быстро поднимается по Торвегаде. Люди шагают торопливо и нестройно, ни один не может похвастать военной выправкой, и все же они рвутся в бой, как солдаты единой армии. Заполнив всю мостовую, идут тысячи рабочих автозавода. Повсюду на своем пути они приказывают хозяевам закрывать лавки и конторы. А там, где они встречают сопротивление, рабочие в два счета справляются с этим делом сами. Впереди шагают кузнецы, они ведут колонну, которая с каждой минутой вырастает на сотни бойцов. Женщины и мужчины в рабочих комбинезонах стекаются отовсюду, иные даже не знают, куда все спешат, но не хотят отстать от других.
Огромная толпа поворачивает к кладбищу, взбирается на холм, откуда видна кирпичная кладбищенская ограда и часовня… Но здесь людям преграждает дорогу полиция. Вот они стоят, блюстители порядка, в сверкающих на солнце черных касках с королевским гербом, вооруженные револьверами и большими резиновыми дубинками. Полицейские держат на поводке собак.
Они хотят остановить людскую лавину. Власти не намерены терпеть никаких беспорядков, даже малейшего скопления людей, а тем более демонстрации или, боже упаси, забастовок. Все это, говорят они, не отвечает интересам Дании. Жизнь должна течь тихо, мирно, в полном согласии с оккупационными властями. А с теми, кто этого не понимает, приходится расправляться дубинками.
Появление полиции настораживает толпу. Люди замедляют шаг, выжидают, что же будет дальше.
А кузнецам сам черт не брат! Они продолжают шагать, будто и не видят полицейских, которые выстроились на тротуарах, выпятив грудь колесом. Но вот цепочка блюстителей порядка дрогнула, над толпой тучен нависла тревога. Остервенелым лаем залились полицейские собаки, яростно заплясали на поводке, из пасти закапала слюна, шерсть поднялась дыбом на собачьих спинах…
Послышались крики, обрывки слов, крепкая ругань. Тысячи людей, шедших в хвосте колонны, настороженно прислушивались к шуму, походившему на рычание разъяренного зверя.
— Пристукнем предателей! — донесся чей-то отчаянный возглас.
— Но ведь у них оружие!
— А ну как они приведут немцев…
— Чего мы стоим, разинув рты? Вперед!
— У них ведь есть приказ — они не могут ослушаться!
— Эй, вы, остолопы в касках! Только посмейте тронуть кого-нибудь! Костей не соберете!
Навстречу кузнецам, идущим впереди колонны, выходит полицейский комиссар, отдает честь — рука в белой перчатке взлетает к козырьку.
— Глядите, Хольгер толкует с самим комиссаром!
— А кто такой Хольгер?
— Наш вожак!
Полицейский комиссар торопливо размахивает руками в белых перчатках, куда-то показывает и нервно жестикулирует, а толпа между тем угрожающе прибывает. Мартин вьюном крутится среди взрослых. Никогда еще он не бывал в такой заварухе. До чего же здорово! Вот он уже В двух шагах от самого Хольгера и полицейского комиссара, он наблюдает за ними сквозь щель в плотной стене обступивших их кузнецов.
— Вы что, грозите нам? — спрашивает полицейский комиссар, раздраженно оглядывая собеседника. Он бледен, в глазах его мечется страх.
— Все равно выйдет по-моему, — говорит Хольгер. — Отвечайте: согласны вы добровольно дать нам дорогу или прикажете выдворить вас отсюда силой?
Хольгер толкует с комиссаром, не переставая теребить руками волосы. Он тоже бледен. Молча стоят вокруг него рабочие, с ненавистью глядя на полицейского.
— Вы бы лучше вчера смотрели за тем, что творилось на лугу! Да только тогда вы не больно старались, там ведь работали ваши приятели, — раздельно произносит один из кузнецов.
Комиссар злобно сверкает глазами, затем резко поворачивается на каблуках и отходит. А Хольгера поднимают на руки товарищи, чтобы все могли видеть его. Он ладный парень, Хольгер, с большой головой на крепкой шее и сильными мозолистыми руками. Он стал вожаком всей колонны. Понимает ли он, какую великую власть над людьми он приобрел?
— Слушайте, соотечественники! — кричит он. — Слушайте! Полиция не станет останавливать нас!
— А это ей все равно бы не удалось! — звонко откликается чей-то молодой голос.
— Придержи язык, шалопай! — обрывает его кто-то.
Хольгер поднимает руку. Люди начинают шикать друг на друга, наконец водворяется тишина. Полицейские угрюмо наблюдают за происходящим.
— Сейчас мы почтим память нашего убитого брата и соотечественника, — объявляет Хольгер. — Все мы пойдем к его могиле. Но помните: я обещал полиции, что на кладбище не будет никаких беспорядков.
— Нас слишком много! Мы просто сметем всех полицейских! — раздаются крики.
Между тем полицейские ретируются. Огромная толпа выстраивается в колонну по два человека в ряд, и шествие направляется к кладбищу. Десятки венков, сотни букетов из живых цветов вскоре покрывают могилу убитого и соседние могилы. По кладбищу медленным шагом проходят рабочие. Лица у всех сосредоточены и серьезны. Люди неловко мнут в руках кепки.
Вот он лежит, старина Хотер. Его убили и похоронили, как преступника, но за всю историю города никогда еще не бывало здесь такой огромной, нескончаемой похоронной процессии… Когда спустя час прикатили на грузовиках немцы, у могилы все еще стоили, ожидая своей очереди проститься с покойным, тысячи людей. Немцы стали разгонять их ударами прикладов. Они заперли кладбищенские ворота и установили на кладбище пулеметы. Вопили и ругались они, точно буйнопомешанные.
С помощью нескольких сотен солдат они очистили кладбище и все улицы вокруг. Но тут вдруг в толпе появились листовки, они быстро переходили из рук в руки. В листовках было всего два слова: «Всеобщая забастовка».
* * *Когда мужчины разошлись по домам, на улицу вышли женщины. Они взяли с собой сумки и корзины: надо было запастись продуктами, никто ведь не знал, как долго продлится стачка.
Карен послала Мартина в овощную лавку за картофелем и помидорами, сама же пошла в булочную, она хотела достать ржаного хлеба. И то и другое оказалось нелегким делом-всюду толпились люди. На улице перед каждой лавкой стояла огромная очередь.
Уже давно город не знал такого оживления. Все переменилось: люди смеялись, без устали сновали взад и вперед, охотно заговаривали со встречными. Каждый старался найти в соседе поддержку и приглушить тревогу, копошившуюся в сердце.
Мартин прибежал на рынок, где стояли со своим товаром крестьяне. Тут тоже невозможно было пробиться. Крестьяне торопливо рылись в корзинах, протягивали покупателям овощи и принимали у них деньги, с волнением прислушиваясь к разговорам горожан.
— А что, если немцы перекроют дороги и возьмут нас измором?
— Только бы они не стали брать заложников, а уж с голодом мы как-нибудь справимся.
— В Ольборге они отключили свет, воду и газ.
— Проклятые немцы, черт бы их всех побрал!
Мартин во всю прыть помчался домой с картофелем и помидорами.
— Отец, отец! — крикнул он с порога. — Надо запастись водой! Немцы отключают водопровод!
Но Якоб уже позаботился о воде. Он наполнил два больших бака; накрытые крышками, они стояли в углу на кухне. Карен принесла хлеб, ей удалось также достать немного мяса.
— А как быть с Гудрун? — вздохнула она. — Надо же раздобыть молока для ее мальчика!