artofwar.ru - Беслан
Аликовой страшно кричит ее растерзанная горем мать Елена, специалист
Управления сельского хозяйства района:
– Как ты могла, моя радость, мой цветочек, моя жизнь, нас покинуть, как ты могла не спастись?! – уже хрипит выплакавшая все слезы Елена.
Она одна воспитывала и выучила дочь, теперь трое детей дочери остались сиротами…
Заходим в дом Тетовых. Здесь оплакивают двух милых девчушек, которые должны были учиться в 8-м и 9-м классе. Девочки в гробу с бледными, спокойными лицами, словно уснули… На лице восьмиклассницы следы от осколков самодельных бандитских бомб. Их мать, растрепанная, с опухшими от слез глазами, все повторяет вопрос, на который нет ответа:
– Почему, почему они расстреляли моих девочек?! Они же никому не сделали зла? – Она гладит мертвые лица. – Вы были такими шустрыми, мои девочки. Почему вы не спаслись? Почему вы оставили нас в этом злом мире?! Бросает в дрожь от увиденного в доме Цкаевых – там хоронят маленького худенького мальчика – третьеклассника. Под крики, стоны, вой огромной толпы родственников под детским гробиком, стоящим на трех стульях, свернувшись, лежат кошка и собачка, лежат недвижно, словно не живые, не реагируя на страшные крики. Зареванная женщина мне тихо объясняет:
– Он этих кошечку и собачку любил, кормил, играл с ними, как мы ни пытались их отогнать, они так и лежат под гробом…
В другом доме хоронят 50-летнюю Тину Дудиеву, тещу того самого
Аслана Кадзоева, который за секунду до расстрела его боевиками спрыгнул со второго этажа вместе с трупом убитого террористами мужчины. Врачи выпустили его только на похороны Тины. И он, ни разу не присев на стул, тяжело опирается на костыли, упершись неподвижным взглядом в пол. Его жена и трое детей тоже были в плену, но выжили.
Мурата Бадоева родные оплакивают в закрытом гробу. Террористы расстреляли его одним из первых. И все трое суток на солнцепеке он лежал во дворе школы. Бандиты не разрешали забрать множащиеся трупы.
Что будут хоронить сотни других жителей Беслана, потерявшие своих близких? Ведь от многих пленников не осталось практически ничего, кроме фрагментов обгоревших тел. В субботу, в воскресенье и по сей день в городском морге в пластиковых мешках и мешочках родным отдают части тел, по которым еще можно узнать кого-то из близких.
Только ушко с сережкой в нем осталось от пятиклассницы Мадины
Созаковой, дочки бывшего прокурора республики. Так и хоронили, не открывая гробика. Но множеству жителей Беслана не дарована даже такая страшная милость – хоть по ушку, по пальчику с дешевым колечком, по ножке в розовой туфельке узнать своего бесценного ребенка. Взрывы, пожар, горящий пластик в спортивном зале превратили тела в прах, в обгорелые человеческие остовы без лиц и примет.
Четыре "КамАЗа" с неузнаваемыми останками, собранными в спортзале после окончания операции, ушли в субботу в Ростов-на-Дону, в спецлабораторию, где будут проводиться генетические экспертизы.
Свою горстку праха, как это страшно ни звучит, должны получить все потерявшие родных, похоронить их, пусть и в закрытом гробу, но чтобы было куда ходить на могилу до конца своих дней безутешным отцам и матерям.
В субботу, в первый после трагической развязки день, тысячи людей стали собираться на площади около дома культуры, где все дни и ночи трагедии стояли в плотной толпе жители Беслана. Под палящим солнцем люди стояли здесь час, два, три… Начались срывы, женщины в истерике кричали в телекамеры десятков отечественных и иностранных тележурналистов:
– Где нам искать своих детей, скажите? Почему эти бандиты так легко прошли через все кордоны сюда? Почему столько оружия было заготовлено у них в школе?
К дому культуры, где все эти дни весит афиша: "С 30 августа показ фильма "Страсти Христовы", подъезжали автобусы, готовые везти в городской морг родственников для опознания тел. Но женщины в истерике кричали: "Их там нет, мы не поедем, они спаслись, убежали… Скажите, в каких больницах находятся наши дети?"
Страсти Господни словно сошли с экрана, вырвались из мрака тысячелетий, обрушившись со всей своей трагической безысходностью на
ХХI век, на маленький городок с преимущественно христианским населением. Шли часы, а перед ревущей толпой по-прежнему никто не появился. Люди бросились к зданию горадминистрации, что в нескольких десятках метрах отсюда, им преградили путь сотрудники ОМОНа. У них приказ: к административному зданию никого не пускать. Сидящим в кабинетах чиновникам сказать нечего.
Огородами, через заборы, продираемся к администрации. Там криком кричит заплаканная молодая женщина. Рыдая, она требует от растерянного чиновника, появившегося на крыльце здания, ответа: "Где вот эти дети?", сует она ему листок с именами. "Мне даже некому этот список передать", – рыдает она. Это Марина Цгоева, преподаватель информатики Беслановского учебно-производственного комбината. В заложниках у террористов была ее сестра Залина со своими пятерыми детьми. Их нет, ни в живых, ни в мертвых. Марина мечется по всему городу вместе с другими обезумевшими от неизвестности людьми – ни один человек не выходит к ним, никто не вступает в контакт. Конечно, боятся.
Люди на последней точке – их действия уже непредсказуемы.
– Надо вам организоваться и составлять списки пропавших без вести, – почти безучастно советует прибывающий к зданию администрации толпе какой-то чин.
– Прошу – запишите их фамилии, может быть, вы услышите о них от кого-нибудь, хоть что-нибудь, – с надеждой бросается ко мне
Марина Цгоева, когда я открываю свой блокнот. Она давится слезами, перечисляя имена малолетних племянников: Джульетта, 90-го года рождения, учится в 8-м классе, высокая, стройная, с черной косой, большими глазами, очень красивая. Виктор, 91-го года рождения, 7-й класс, стройный парень, с большими глазами, у него такой вот маленький шрамик под подбородком, на руке часы, их я подарила ему в честь 1 сентября, он так им радовался. Алан, 93-го года рождения, пятиклассник, очень похож на Виктора. Аслан, 96-го рождения, первоклассник, худенький, маленький мальчик, с маленьким шрамом под глазом, волосы светлее, чем у его братьев. Многие журналисты записывают подобные приметы в свои блокноты. Но несчастных родителей, желающих попасть в эти блокноты, столько, что не хватит никаких журналистов, ни своих, ни отечественных. Во второй половине субботнего дня у дома культуры ставят два столика и начинают записывать данные о без вести пропавших. К вечеру в этом списке уже около 300 имен. С раннего утра в воскресенье записи продолжаются. С
12 часов воскресного дня по городу начинают двигаться первые похоронные процессии. Тысячи машин непрерывным потоком, создавая огромные пробки, движутся к кладбищу. По периметру кладбища стоит милицейская охрана. Вся дорога до кладбища усеяна красными розами и красными гвоздиками. Старое кладбище никогда бы не вместило столько новых могил, и потому прямо за ним на глазах растет новое. Могила за могилой, ряд за рядом.
Накануне эти могилы выкапывали экскаваторы. В воскресенье более 60 могил. Завтра, послезавтра сюда будут идти и идти эти похоронные процессии.
Людмила Бельдюгина, Беслан
Детали.
До Беслана никогда оперативным штабом не руководил глава региона, в котором случился теракт. А здесь решения принимали кто угодно, только не федеральные службы безопасности. Что-то решал
Дзасохов, что-то председатель парламента республики Мамсуров, глава местного ФСБ Андреев и даже президент Южной Осетии Кокойты, который специально приехал сюда из Цхинвали. Когда в 2000 году под Сочи несколько местных бандитов захватили заложников, на место выехали и руководили штабов два очень высокопоставленных офицера спецслужб – начальник департамента по борьбе с терроризмом ФСБ в статусе замдиректора и замминистра МВД. Оперативным штабом на Дубровке тоже руководили два зама из ФСБ и МВД. Но ничего неизвестно о том, чтобы в Беслан выезжал начальник департамента ФСБ по борьбе с терроризмом
Жданьков. Что тут делали Патрушев с Нургалиевым, тоже никому неизвестно. Кроме того, подтягивать войска к Беслану начали только после штурма, когда испугались волнений среди местного населения. По всем законам проведения таких операций на месте должен был быть создан периметр безопасности вокруг захваченного объекта, за который не могут проникать местные жители. Это необходимое условие, иначе неизбежна утечка информации. Этот периметр создавали в Сочи и на
"Норд-Осте", а в Беслане он превратился в фикцию. Здесь оцепление держали бойцы местного ОМОНа и ополчения. Они не только не мешали проходу гражданских за оцепление, но даже специально проводили журналистов на позиции. Правда, у них на это были причины. За день до штурма бойцы ополчения провели нас на свой пост в зоне прямой видимости школы. Они возмущались враньем о числе заложников и боялись повторения "Норд-Оста", поэтому они просили нас снимать тела убитых заложников, выброшенных из окон. Но из-за того, что местное ополчение стояло на всех подступах к школе, штурм превратился в городской бой. Бойцам спецназа приходилось бежать к школе между местными ополченцами, которые рванулись в спортзал выносить детей.
