Сергей Михеенков - В бой идут одни штрафники
Дело в том, что неделю назад кашевар намекнул Поперечному, что ему нужен хороший нож, наподобие того, что был у сержанта из третьего взвода. Кусок рессоры у Поперечного имелся. Но не было желания даром работать. Поперечный дал понять, что хотел бы банку тушенки в качестве задатка. Гребенкин аванс зажал, видимо, полагая, что он не какой-то там сержант. Но и Поперечный в рабах ходить не желал. Удивительное дело, попавшие в штрафную роту не испытывали подавленности, не лебезили перед командирами. Приговор несли как крест. И вот теперь у пулеметчика и кашевара шло молчаливое противостояние.
Пулеметчик еще раз окинул взглядом поле боя. Гребенкин покачивался на площадке, поскрипывая толстыми подошвами своих добротных яловых сапог, распространял по округе запах трофейного табака, ухмылялся, торжествовал: вот, мол, тебе, не сделал мне нож, не удружил, ну и облизывайся… Бойцы, окружив кухню и усердно работая ложками, с любопытством наблюдали за развитием сюжета. Все знали нахальство Гребенкина и изворотливый ум Поперечного.
– Послушай, Гребенкин, – принял вызов Поперечный, – ты бы свой передник сменил. Или бережешь его на случай, если мы в окружение попадем?
– При чем тут окружение? Ничего я про окружение не думаю. – И улыбка с лица кашевара мгновенно исчезла. Потому что со стороны НП командира роты, расположенного в глубине лесной опушки, показался оперуполномоченный «Смерша» лейтенант Гридякин.
– Как не думаешь? Хочешь, докажу!
– Да что ты, дурак такой, наговариваешь на меня? – переходя на полушепот, зашипел кашевар.
– Ничего не наговариваю. Что есть, то и говорю. – Громкий голос пулеметчика слышали все, собравшиеся возле котла. – Вот, к примеру, нас отрезали. Мы в колечке. Подвоза нет. На кухне Гребенкина и Ривкина шаром покати. Они ж у нас ребята честные. Вся закладка – в котел. Даже горсти муки нет, чтобы хоть жиденькую болтушку заварить для героического личного состава доблестной «шуры». Так?
– Ну? – нехотя согласился кашевар, испуганно глядя на то, как к ним приближается лейтенант Гридякин.
– И вот тогда, чтобы спасти товарищей от голодной смерти, боец Гребенкин снимает передник, режет его на части, делает из него полную закладку, заливает водой и начинает варить! Навар, братцы, – ну прямо как от поросячьей ляжки! А запах! Изумительный!
Слова пулеметчика тонут в дружном хохоте третьего и четвертого взводов.
– Гребенкин! А ну накорми наших пулеметчиков!
– Не жмись, кухня!
– В бою тебя нет!
– А то к пулемету положим!
Бойцы кашеваров обычно уважают. Уважали в роте и Гребенкина с Ривкиным. Повар есть повар. Но могли, под общее настроение, и потерзать.
Со всех сторон полетели в сторону кашевара насмешки. Гребенкин понял, что Поперечный уложил его на лопатки, и продолжать дергаться под ним – это лишь смешить публику.
– Подходи, Свои Не Курю! – пересиливая себя, крикнул он. – Пулеметчикам положено сверх нормы! Это верно!Пуля сделала облет передовых окопов противоборствующих сторон. Пошныряла между сосен, пробила гимнастерку на плече зазевавшегося гвардейца, и тот кубарем полетел на дно траншеи. Его тут же подхватили товарищи, уложили на подстилку из сосновых лапок, разорвали гимнастерку и начали бинтовать рану. Чтобы не быть несправедливой, пуля тут же метнулась назад и, обгоняя стаю крупнокалиберных коллег, выпущенных из-под сгоревшего Т-IV, пробила плечо немецкому наблюдателю. Вместе с товарищем, который сидел со снайперской винтовкой, готовой к стрельбе, наблюдатель пробрался в полуразрушенную водонапорную башню еще затемно. Они сделали в это утро всего два выстрела и один теперь, когда солнце перевалило за полдень и парило затылок. И сразу же после третьего выстрела пуля хлестнула по руке наблюдателя, переломила кость и ударила в грудь чуть ниже нашивки в виде белого орла с раскинутыми крыльями. Русский снайпер медленным движением сполз в ложбинку, потянул за собой винтовку и замер. Некоторое время он не двигался. Прошло несколько минут, и он шевельнулся, поднял голову, осмотрелся, перезарядил винтовку. Это был немецкий «маузер» довоенной модели без оптики, с простым прицелом.
Глава седьмая
Ночь прошла спокойно. А утром Воронцова разбудил часовой и доложил, что видел, как бойцы Долотенков, Голиков и еще двое, с шинелями и винтовками, прошли по ходу сообщения в сторону тыла:
– Я спросил Голикова, куда он? Ответил, что в уборную, что живот, говорит, прихватило. Из уборной они не вернулись. Пошел посмотреть, а там – никого. И роса сбита в сторону леса. Тропинкой. След в след пошли, товарищ лейтенант.
Воронцов смотрел на часового, на его перепуганное лицо. Тот, конечно, все уже понял.
– Ушли они, товарищ лейтенант, – будто сомневаясь, что взводный проснулся, торопливо повторил часовой. – К немцам. Или в лес. И Голиков с ними…
Воронцов растолкал вестового:
– Быличкин, живо к Численко. Скажи: ушли блатные, четверо. Пусть возьмет десять человек, самых надежных, с автоматами, и – ко мне.
Пока Воронцов подматывал портянки и затягивал ремень, Численко и десять автоматчиков уже стояли в траншее. Сержант обходил их, дергал за ремни, проверял снаряжение.
– Долотенков ушел. Увел еще троих. Часовой видел их. След от нужника ведет к лесу. Туда, где мы летчика ловили. Приведи их, Численко. Если окажут сопротивление, стреляйте на поражение. Голикова жалко. Не уберегли мы с тобой парня, Иван. Я – к ротному. Надо докладывать.
Численко вернулся через три с половиной часа. Впереди шли связанные одной веревкой трое блатных и Голиков. Винтовки их несли бойцы. Всех тут же повели в штаб полка. Спустя еще два часа из штаба полка прибыла полуторка с расхлябанными бортами, побитыми осколками. Из кабины вылезли лейтенант Гридякин и незнакомый капитан. Охранники с синими кантами на погонах открыли задний борт и выбросили на дорогу беглецов со связанными за спиной руками.
Всех взводных через полчаса вызвали на НП командира роты. Туда же привели часового, стоявшего на посту в момент ухода группы Вени-Долото в лес, и сержанта Численко. Лейтенант Гридякин по очереди вызывал их в землянку. Опрашивал, записал.
– Что им будет? – спросил Воронцов, когда Гридякин отодвинул от себя исписанный лист и закурил «Герцеговину Флор».
– Что будет, что будет… А ты как думаешь? Вот сейчас подложу свои бумажки, и все. Приговор я на них уже привез. Показательный расстрел перед строем. – Гридякин прислушался к дальней канонаде. – Под Белгородом наступление началось. Слыхал?
– Кац довел до сведения. Когда мы пойдем?
– Пойдем. Пойдем и мы. Представляешь, если бы они ушли с концами? К немцам.
– Меня бы рядовым во взводе оставили, – усмехнулся Воронцов.
– Не только тебя. – Гридякин жадно затягивался. Папироса таяла на глазах. – Но как с ними этот… – Гридякин заглянул в бумаги. – Голиков оказался?
– Приблатнился.
– Теперь точно – приблатнился. В одной яме лежать будут.
– Тут и моя вина. Я ведь замечал, что он возле этой кодлы вьется.
– Ты на себя там, где не надо, не наговаривай. Помалкивай давай на эту тему. Лучше другое скажи: почему часовой не сразу тревогу поднял?
– Часовой подождал несколько минут и пошел к нужнику, проверить. А потом сразу разбудил меня. Вот почему они не успели уйти далеко. Часовой правильно все сделал.
– Ну, это мне решать. – И внимательно взглянул на Воронцова. – А твое упущение тут действительно есть. Не ты их перевоспитываешь, а они твоих людей в свою веру обращают. Так получается. Но это уже не по моей части. Этим пусть Кац занимается.
«Не залупайся», вспомнил он давний совет тогда еще старшего лейтенанта Солодовникова и в ответ промолчал.
– Молчишь? Молчишь. Как школьник на уроке ботаники, когда ни в зуб ногой… – Гридякин придавил в пепельнице докуренную до мундштука папиросу и вытащил из стопки синюю папку, полистал в ней бумаги, вытащил одну. – Мне тут один документ поступил… Ты ведь бывал в тех местах. Вязьма, Всходы, Дорогобуж, Издешково. Смоленская область. В наши руки попали кое-какие документы. Тебе не вспоминается такое имя, как Радовский Георгий Алексеевич?
– Нет. Не слышал. Кто он такой?
– Майор вермахта, бывший поручик Добровольческой армии Врангеля. Враг. Руководитель зондеркоманды-П.
– Что такое зондеркоманда-П?
– С сорок второго года абвер начал создавать спецподразделения для действий против партизан. Литера «П» означает – партизаны. Сейчас наши войска наступают. Немцы отходят на новые позиции. Освобождаются многие районы. Кто сотрудничал с немцами, уходят с ними. Но не все. По сведениям контрразведки «Смерш», майор Радовский остался на очищенной от противника территории.
– Когда построение?
– Думаю, не позже чем через час.
– Я могу идти?
– Да, конечно. – И уже когда Воронцов отворил дверь, окликнул: – Ну так что? Не припоминаешь?
– Я в зондеркоманде не служил.
