Антон Кротков - Штрафники Василия Сталина
Облачившись благодаря Красавчику в ладно сидящий на его спортивной фигуре китель с двумя рядами золотых пуговиц, прямые штаны навыпуск с синим лампасным кантом, в шикарное летнее шерстяное пальто-шинель очень красивого серо-голубоватого цвета, надев новую фуражку с круглым козырьком вместо старомодного прямоугольного, Борис почувствовал себя неотразимым красавцем. Специально для важного визита в высокую инстанцию он не стал цеплять орденские планки, которые обычно носил. Вместо них он прикрепил к кителю рядом с нашивками за ранения ордена, которых имел немало. Но и это не помогло…
Чиновники, от которых зависела дальнейшая судьба офицера, продолжали отфутболивать его, «перепасовывая» из одного кабинета в другой, или вяло предлагали зайти снова через пару недель. А один толстомордый штабист прямо заявил отвлекающему его от более важных дел посетителю:
– Для армии вы офицер – бесперспективный. К тому же ваша жена имеет родственников «врагов народа», да и сама судимая. Нет, советской авиации такие люди не нужны.
Стало понятно, что главная причина проблемы в штрафном прошлом Нефёдова. Тем не менее, Борис не стыдился своей службы в особой авиачасти, а даже напротив – гордился ею. Да, они были штрафниками, но в бой их никто и никогда не гнал. Воевали парни, все без исключения, не за страх, а за совесть. Борис помнил, как набирая в свою часть проштрафившихся лётчиков, честно предупреждал, что немногим из них повезёт увидеть родной дом. Тем не менее, в добровольцах недостатка никогда не было. Но что-то доказывать канцелярским мордам, бить себя в грудь Нефёдов считал ниже своего достоинства…
Устав сидеть без дела, Борис от безысходности устроился работать штукатуром на стройку, а по вечерам ходил на курсы английского, чтобы не отупеть, а заодно освежить знание языка.
Между тем жизнь в Москве обходилась дорого, а Ольга уже была беременна Игорьком. Надо было что-то срочно решать. В это время один знакомый доброжелатель предложил почти отчаявшемуся асу попробовать решить свой вопрос с помощью крупной взятки.
– Да нет у меня ничего, – удивился Нефёдов, – с пятнадцати лет на всём казённом живу.
– Да ладно прибедняться то! – недоверчиво захихикал знаток жизни, просидевший всю войну в Алма-Ата по липовой брони. – Будто мы не знаем, как воины-победители из Германии трофейное добро вагонами прут. А ты как никак командир был, тебе по чину полагалась товарная теплушка под мотоциклы, мебелишки разные, прочее ценное барахло. Все вы оттуда богачами возвращаетесь! Так что подумай, чем своего начальника подмазать, чтобы он на радостях нужную бумажку подписал.
Тому советчику Борис доходчиво объяснил, чем занимался в Германии. Тем не менее, слова про презент невольно запали в его душу: «А может, и в самом деле, если нельзя пробить бюрократическую стену в лоб, стоит попробовать провести под неё хитроумный подкоп».
И снова на помощь пришёл верный Лёня «Одесса». Борису достаточно было лишь мимоходом однажды обмолвиться о неприятном разговоре про взятку и своих сомнениях на этот счёт, как через два дня одетый с европейским шиком Лёня явился в сопровождении двух небритых худосочных мужичков запойного вида, которые принялись заносить в комнату какие-то коробки.
– Нежнее, мальчики, нежнее-е-е! – по-хозяйски командовал грузчиками одессит, помахивая пижонской тросточкой с серебряным набалдашником и ручкой слоновой кости. – Не забывайте, что согласно контракту, цену разбитой посуды я удержу из вашего гонорара.
Оказалось, что Лёня по своим каналам раздобыл страшно дорогой сервиз из саксонского фарфора на 12 персон. Тяжелая, бюргерского вида посуда, похоже, когда-то украшала столовую в «хаусе» какого-то зажиточного фермера или коммерсанта из Баварии или Тюрингии. А может и являлась частью обстановки старинного аристократического замка. Тарелки и супницы были украшены цветными с позолотой пейзажами на сельскую тематику и поражали почти нерукотворной белизной.
Между тем, заметив удивленное беспокойство на лице вышедшей на шум хозяйки дома, «Одесса» доверительно вполголоса сообщил ей:
– Вы не смотрите, Оленька, на бледный вид и розовые уши этих босяков20. Лёня знает, кому доверить ответственное дело. Эти амбалы-сороконожки только на вид малахольные, а в натуре большие мастера по части обращения со стеклянной тарой. Я их арендовал в одном милом гастрономчике, когда мальчики грузили ящики с водкой.
В этот момент один из работяг мрачно заявил пижону в клетчатом жакете, широкополой фетровой американской шляпе и лаковых штиблетах:
– Ты, мужик, мало нам за такую работу назначил. Ящики тяжеленные оказались. Надо бы прибавить.
– Может тебя ещё в ресторан сводить, Сизиф гастрономовский? Сейчас! Айда, два раза!
Но грузчик продолжал стоять на своём. Его тяжёлая нижняя челюсть непрерывно ходила так, будто он собирался разжевать несговорчивого клиента. Работяга даже пригрозил расколотить содержимое одного из ящиков, если наниматель не накинет им сверх обещанного ещё полтину на опохмелку.
На удивительно подвижном хитром лице южанина появилось мудро-усталое выражение глубокого понимания жизни, которое даётся человеку лишь войной и тюрьмой. Несколько шрамов на лбу и щеках Леонида, оставшихся на память о встрече с медведем-шатуном в прифронтовом лесу, придали его словам должную весомость.
– Ты не гони волну, дядя… Я до войны Замкомпоморде21 состоял на красе и гордости черноморского флота – сейнере «Капитан Злобин». С тех пор от сильной качки и регулярного общения с типами вроде тебя мой характер сильно испортился. Дюже я озлобился на жизненное хамство во всех его цветастых проявлениях. Отсюда прими мой совет, как премию: «Жить надо так, дядя, шебы не было мучительно больно за по глупости сказанные слова и потерянные с ними зубы. А залететь на неприятности ты всегда успеешь. Поверь моему опыту.
Сообразив, что здесь им больше ничего не обломиться, грузчики взяли свои деньги и ретировались. А Борис и Ольга восторженно принялись разглядывать доставленноё Лёней богатство. Красавчик тоже был доволен, что смог угодить «Бате»:
– После такого гешефта22, командир, они тебя обязаны начальником окружного БАО23 назначить.
– М-да, красотища, ничего не скажешь! – согласился Борис, и вдруг спохватился:
– Ты ещё не сказал, сколько такая роскошь стоит. Правда, сейчас у меня денег немного, но я постараюсь поскорее расплатиться с тобой.
– Командир, не надо делать базар – обиделся Красавчик. – Причём тут какие-то бумажки. Мы с вами, как никак три года вместе по краю жизни под ручку гуляли. А это, как мы оба понимаем, совсем не то, что прогуляться по приморскому бульвару в моей родной Одессе-маме – мимо Дюка Ришелье – туда и и обратно… Ви меня от трибунала отмазали, когда я с первого страху от фрицев винта нарезал, забрасывая ноги за уши! Я вас тоже, если не забыли, один раз выручил, таранив «фоккер», когда вас немцы в коробочку взяли… И потом, в настоящий момент я не так чтобы очень нуждаться ваших денег. Как видите вокруг моего горла обвивается белоснежный шарф, а на моих ногах пока не боты «Привет с кладбища», а туфли вполне европейский фасон, которые даже в пасмурную погоду блестят, словно яйца ко… Впрочем, пардон, мадам, я несколько увлёкся…
Фронтовые друзья с нежностью смотрели друг на друга. Те, кому повезло из их штрафной эскадрильи дожить до победы, давно перешагнули границу служебной субординации, став по-настоящему родными людьми.
Но тут в разговор вступила Ольга. Она стала объяснять Лёне, что ничего обидного в предложении её мужа нет. Да, на войне они действительно все жили фронтовым мужским братством, но теперь наступило иное время, когда каждый должен как-то обустраиваться в мирной жизни. А на это нужны деньги.
– Ви мне просто начинаете нравиться, – хитро прищурился на супругов Леня. – Да мне дешевле утопиться, чем брать ваших денег. Да чтобы Леня-одессит не подцепил на буксир дружка, когда у того проблемы. Да я с вас смеюсь! И потом, командир, вы столько раз на фронте меня шкурили за разные мои одесские залёты, что вполне можете стребовать свой скромный гонорар за плотницкие работы…
Чиновнику, от которого зависело решение дальнейшей судьбы Нефёдова, презент очень понравился. Довольно рассматривая пейзаж на тарелке из тончайшего фарфора, он пообещал Борису, что через неделю тот «железно» отправиться к месту новой службы. Но когда капитан явился в назначенный срок, хозяин кабинета имел вид жирного кота, обожравшегося дармовой сметаной и капризно желающего, чтобы его оставили в покое. Принятие жизненно важного для Нефёдова решения вновь было отложено в долгий ящик. Так прошёл ещё месяц…
