Николай Чергинец - Сыновья
Командир второго взвода Медведев по радиостанции попросил разрешения спуститься с высоты всем его отделением самостоятельно, по пологой восточной стороне.
Бочаров понимал, что тащить на себе захваченное у душманов оружие по крутым склонам очень тяжело, поэтому, согласовав место встречи, разрешил им спуск.
К двенадцати часам основные силы советско-афганского отряда прибыли к месту встречи, но взвода Медведева еще не было, и Бочаров, объявив короткий привал, приказал радисту связаться со старшим лейтенантом. Медведев сообщил, что ждет подхода отделения Шувалова, которое почему-то задерживается и по радиостанции не отвечает.
Прошло полчаса. Шувалов не объявлялся. Бочаров, внимательно изучив карту, пришел к выводу, что отделение могло сбиться с пути и затеряться среди ущелий. Смущало то, что Шувалов не выходит на связь. Решили двинуться на соединение с Медведевым и всем вместе организовать поиск.
Па душе у Бочарова было тревожно.
«ВАШ СЫН ПОГИБ…»
Время тянулось медленно, месяцы казались Вере Федоровне годами. Получив очередное письмо от сына, она впивалась глазами в конверт: его ли почерк? А затем принюхивалась, не пахнет ли бумага лекарствами? Веру Федоровну все время мучила мысль, что сын ранен. Он, конечно, не захочет огорчать ее и не напишет, что лежит в госпитале. Сегодня она ждала очередное письмо. Был субботний день. Вера Федоровна, нетерпеливо поглядывая на часы, дожидалась, когда почтальон принесет почту в их подъезд. Только после этого она сможет пойти на рынок. Вот наконец половина десятого, и Вера Федоровна, взяв хозяйственную сумку, спустилась вниз. Заглянула в ящик: что-то лежит. Торопливо достала газеты и письмо. Конечно, от Коли! Почерк? Его. Лекарствами не пахнет. Она вышла из подъезда, присела на скамейку и быстро распечатала письмо:
«Здравствуйте, мои дорогие мама и Сережа! Пишу вам из Афганистана двадцатое письмо. Служба идет по-прежнему, нормально. Наш взвод похвалил комбат за выполнение боевой задачи. Я уже писал вам, что здесь подружился с отличными ребятами Леоновым Антоном, Кольцовым Костей, Володей Поповым, а вот сегодня, наконец, встретился с Павлом Чайкиным… По-моему, он хороший парень…»
Вера Федоровна ничего не замечала вокруг и вздрогнула, когда услышала свое имя. Подняла глаза, перед ней стояли соседи по подъезду из тридцать четвертой квартиры Жукин и Солдунов.
— Небось от сына весточка? — спросил Жукин.
— Да, от него.
— Ну как он там? Еще не заработал награду?
Слова эти больно кольнули в сердце. Вера Федоровна хмуро ответила:,
— Он не за наградами поехал туда.
— Ну отчего же, — вставил Солдунов, — некоторые с наградой и даже не одной оттуда приезжают. Я бы тоже согласился, да уже поздно в армию идти.
— Вы же, по-моему, не служили, — заметила Вера Федоровна.
Солдунов рассмеялся.
— Армия — хорошая школа, но лучше пройти ее заочно. Вам это и Коля скажет, когда придет. Лично мне не по душе эти «ать-два».
— Ведь служба в армии — долг каждого мужчины;
— Ничего, — небрежно махнул рукой Жукин и, обняв Солдунова за плечи, добавил: — Мой Коля этот долг отдаст трудом своим здесь. Передавайте привет вашему Коле от нас, пусть быстрее заканчивает это дело и возвращается. А то ведь всякое может случиться…
Словно кипятком обдали эти слова Веру Федоровну. У нее перехватило дыхание, и, не находя слов, она молча смотрела им вслед.
Выходили и входили в подъезд соседи, они здоровались с ней. Вера Федоровна машинально, словно во сне, отвечала.
Трудно сказать, сколько прошло времени. Но вот она постепенно успокоилась и снова принялась за письмо:
«Я такой бедноты, как здесь, — писал Коля, — нигде не видел. Дети выстраиваются в очереди у помоек. Мы, когда уходим на задание или возвращаемся с него, то даем им сухие пайки. Дети очень радуются, кричат «та-шаккор». — это по-ихнему спасибо. Жара стоит страшная. На солнце — под шестьдесят. Особенно тяжело, когда надеваешь каску и бронежилет. К каске не притронешься: руки можно обжечь, а пластины бронежилета нагреваются так, что тело насквозь пронизывается жарой.
Мама, ты спрашиваешь, что сюда можно прислать? Я узнавал. Слать сюда посылки нельзя, да и ничего мне не надо. Кормят нас хорошо. В нашем магазине есть яблоки, печенье, консервы, конфеты, правда, не наши сладкие, а югославские — кисловатые, есть очень вкусный напиток «сиси».
Научился я здесь многому. Могу без спичек костер разжечь, открыть консерву без ножа. Все это пригодится в жизни. Мне сейчас жаль ребят, которые не готовят себя к службе в армии. Рокеры, панки, металлисты — все это несерьезно… И ребята сами очень скоро понимают это. На первых порах все новички выглядят слабаками. Оказывается, чтобы передвигаться по горам, надо иметь сильные колени. Поэтому тренируем коленные суставы, десятки раз приседаем на одной ноге. Чтобы взобраться по канату на скалу, надо иметь сильные руки и пресс. Каждый день работаем на турнике и брусьях.
Не хочу врать вам, что служба легкая. Нам приходится здесь воевать. А как же иначе? В стране идет война. Оппозиционеры стараются напасть в первую очередь на советских. Обстреливают и колонны, и самолеты, и посты наши. Постоянно находишься на пределе. В Народно-демократической партии тоже разные люди. Это понятно: когда в ней есть и богачи и бедняки, то есть и разные мнения. Редко кто из богачей хочет расстаться со своим богатством. Некоторым нравится такая ситуация в стране. Очень много случаев, когда безвозмездная помощь Советского Союза, предназначенная в первую очередь детям, сиротам и беднякам, расхищается некоторыми представителями власти, а затем продается через дуканы, так здесь называют частные магазинчики.
Мамуля, как ты? Не болеешь? Сергей, а ты помогаешь маме? Как ведет себя Кузя? Он мне даже приснился. У нас здесь тоже есть собаки. Они помогают искать мины. Животные нередко гибнут, и в нашем городке есть кладбище, где захоронены те собаки, которым уже не суждено вернуться домой.
Ну вот и все. Писать больше не могу. Сейчас отправляемся на задание. До свидания, мои дорогие. Целую вас. Спешу запечатать письмо и бросить в почтовый ящик…»
Вера Федоровна осторожно вложила письмо в конверт и спрятала его в сумочку. Встала со скамейки и дворами направилась к Комаровскому рынку.
Огромное с большим куполом здание скорее напоминало Дворец спорта, чем рынок. Народ толпился у входа, внутри — шум, гам.
Вера Федоровна не спеша продвигалась между рядами. Обратила внимание на горку красивых свежих яблок.
Спросила:
— Сколько стоит килограмм?
Одетый не по-летнему тепло усатый мужчина бросил на нее мимолетный взгляд.
— Для тебя, красавица, пять рублей.
— Ого, отчего так дорого?
— А ты сама бы попыталась за тыщи километров все это тащить. После этого не спрашивала бы.
Из-за своей спины Вера Федоровна услышала мужской голос:
— Но все равно нельзя такую цену загибать.
Вера Федоровна оглянулась, перед ней стоял Лемехов, с которым познакомилась на субботнике.
Он узнал ее. Улыбнулся.
— Здравствуйте, Вера Федоровна!
Они отошли от прилавка. Разговаривая, прошлись вдоль рядов и, купив, что хотели, вместе вышли на улицу.
Им было по пути. Шли медленно. Ивану Леонидовичу передвигаться на протезе было не просто. Вера Федоровна предложила помочь ему нести покупки, но он отстранил ее руку— Нет-нет, спасибо. Я уже привык, да и тяжелая эта ноша-для женщины.
И вдруг Коблик увидела своего участкового инспектора. Мурадов шел навстречу и, узнав Веру Федоровну, первым поздоровался.
— Ну как, не нашли анонимщика? — на всякий случай спросила она. И неожиданно услышала:
— Да, нашли.
— Неужели?! И кто он?
Мурадов смущенно оглянулся. Было видно, что он колеблется.
— Вы не хотите говорить?
— Просто я не получил разрешения от руководства назвать имя анонимщиков.
— Ого, так их оказывается несколько?
— Да, двое. — Мурадом бросил внимательный взгляд на стоявшего поодаль Лемехова и, махнув рукой, решительно сказал: — В вашем подъезде в тридцать четвертой квартире живут Жукин и его приемный сын Солдунов. Так вот, все три анонимки в домоуправление написал Жукин, а в милицию — Солдунов. Экспертизой это доказано.
— Ну а что они, эти Жукин и Солдунов говорят? Чего им от нас нужно?
— Хотели вас заставить продать мотоцикл по дешевке. Ну а теперь просят только одно: не говорить вам. Кстати, им кое-кто из моего начальства пообещал молчать, чтобы не вносить раздор и вражду между соседями.
— Какие же они соседи! Они — негодяи и подонки. В глаза льстят, а за спиной подлость делают.
— Я прошу вас, пока ничего не говорите. Думаю, что я смогу убедить свое начальство сообщить вам об этом официально. Тогда если вы захотите, то можете обратиться в суд с требованием наказать их.
