Александр Авраменко - Багровый дождь
Капитан очнулся от дум — поезд резко залязгал сцепкой, замедляя ход. Послышались тревожные хриплые гудки паровоза. Кто-то заорал:
— Тревога! Воздух!
Пассажиры теплушки рванулись к выходу, благо было жарко, и двери стояли открытыми нараспашку. Владимир выпрыгнул и, попав на что-то мягкое, едва не упал, сзади пихнули в спину, и в общей куче лётчик покатился вниз по насыпи. Обожгла мысль: «Только бы подняться, а то затопчут!»… Тяжёлый удар обрушился на тело, а потом всё погасло…
Он очнулся от влаги, льющейся на лицо тонкой струйкой. Попытался спросить, что случилось, но губы его не слушались. Затем из серой пелены проявилось лицо в пилотке набекрень. Оно что-то говорило, но лётчик ничего не слышал. Затем прорвались неразборчивые звуки, постепенно сложившиеся в слова:
— Товарищ капитан, вы целы? Вы целы? Ответьте?
Во всём теле была жуткая слабость, но вот язык смог, наконец, вытолкнуть слова:
— Вроде цел… Сейчас немного полежу, и всё в порядке будет…
Боец с синими петлицами медицинской службы обрадовано закивал в ответ:
— Вы полежите, полежите, товарищ капитан. Всё равно — поезда нет. А я побегу, тут народу много побило, помочь надо…
— Вода есть, боец?
— Вот, пожалуйста, товарищ капитан…
Тепловатая вода была удивительно вкусной, и с каждым глотком прибавлялось сил. Оторвавшись от горлышка стеклянной фляги Владимир уже смог кивнуть головой.
— Идите, санинструктор. И, спасибо вам.
— Да что вы, товарищ капитан…
Минут через десять Столяров настолько пришёл в себя, что смог сесть, затем окинул взором панораму: на высокой насыпи догорали вагоны… Кое-где каркас теплушек даже оплавился, повиснув сосульками. Видно, жар был такой силы, что не выдержал и металл. Далеко впереди виднелись остатки паровоза. Его котёл валялся поодаль, на рельсах неведомым путём устояли три ведущие оси и тендер. Вдоль путей бродило множество бойцов, слышалась ругань, стоны, всё было слишком хорошо знакомо.
Такую картину Владимир видел не раз в сорок первом, и в сорок втором опять же… Но порядка эшелон всё-же не потерял. Командиры явно уцелели, и команды рядовых красноармейцев укладывали убитых в аккуратную шеренгу, кто-то собирал их документы. Поодаль развернулся импровизированный медпункт, где оказывали помощь раненым.
Наконец капитан повернулся к своему вагону и не поверил собственным глазам — его не было, а теплушки перед и позади него превратились в сплошное месиво рваного металла и дерева. Прямое попадание! И фугаска килограмм под сто пятьдесят, если не больше! Наверное, осколки над головой прошли, а меня волной стукнуло… В рубашке родился! Верно матушка сказала… Вихрь мыслей в одно мгновение промчался в мозгу. С трудом лётчик поднялся на ноги — земля слегка покачивалась, затем он пошёл к голове состава, где удалось разглядеть группку военных в фуражках…
Чрез час подошёл следующий состав. Общими усилиями отремонтировали путь, похоронили убитых, и, рассадив всех по вагонам, двинулись дальше. Владимиру досталось место возле самой двери, поскольку местечки получше были заняты «старожилами». Но он не возражал — лучше плохо ехать, чем хорошо идти…
Победно гудя, окутавшись облаком пара, паровоз втащил свой состав на станцию, затем устало замер на месте.
— Из вагонов!
На большом здании вокзала красовалась надпись «Сталинград». Внизу виднелась огромная река, воспетая во всех русских, и не только, легендах и былинах, матушка Волга… В шумной привокзальной толпе капитан осмотрелся по сторонам, выискивая взглядом патруль. Наконец, заметив командира в сопровождении троих красноармейцев с винтовками, устремился к ним.
— Товарищ старший лейтенант, не подскажете, где мне найти военного коменданта?
— Ваши документы, товарищ капитан.
Лётчик послушно полез в нагрудный карман гимнастёрки за предписанием и удостоверением личности. Начальник патруля внимательно изучил документы и приложил руку к козырьку фуражки:
— С прибытием в Сталинград вас, товарищ капитан. А насчёт коменданта, то вам к нему не надо. Пойдёте на улицу Тракторную, там располагается представитель авиации фронта, к нему и обратитесь.
— Спасибо, товарищ старший лейтенант. А где эта Тракторная, как до неё добраться?
— Сейчас поможем. Красноармеец Егоров!
— Я!
— Организуйте нам провожатых!
— Есть, товарищ командир!
Боец исчез в толпе, чтобы буквально через пять минут появиться вновь. Следом спешили четверо вооружённых рабочих. Самый старший из них по возрасту неумело козырнул, приложив руку к кепке:
— Старший рабочего патруля Семенчук!
— Товарищ Семенчук, нужно сопроводить товарища лётчика к месту службы, на Тракторную улицу.
— Понятно, товарищ командир. Идёмте, товарищ лётчик…
Владимир шагал по широким сталинградским улицам. Его удивило большое количество зелени на улицах, высокие кирпичные дома, но больше всего множество народу. В основном женщин и детей. Заметив, какими глазами лётчик смотрит вокруг, один из рабочих нехотя произнёс:
— Беженцы. Сюда-то добрались… А вот отсюда…
— Помалкивай, Коля. — Буркнул старший.
Дальше шли молча. Наконец добрались до трёхэтажного жёлтого здания, где размещался штаб авиации города, и капитана сдали с рук на руки. Рабочий патруль — дежурному командиру. Ещё через час Владимир ехал на роскошном ленд-лизовском «Форде-ГТА» в часть, располагавшуюся южнее Сталинграда. Он получил назначение в восьмую воздушную армию генерал-майора Хрюкина… Так прошёл день двадцать второе июля одна тысяча девятьсот сорок второго года для капитана Столярова…
— Товарищи лётчики, разрешите представить вам нового пилота — капитан Столяров, Владимир Николаевич. Воюет с первого дня войны. Прибыл к нам в часть вчера ночью. Назначен командиром третьего звена первой эскадрильи. Прошу любить и жаловать.
С такими словами обратился утром к завтракающему лётному составу командир 622-ого штурмового полка майор Землянский. Раздались приветствия, сержанты, которых среди принимающих пищу летчиков было большинство, не спеша, поднялись со своих мест, приветствуя старшего по званию. Затем все продолжили трапезу. Владимира сразу посадили за стол его подразделения, и он сразу принялся за густой наваристый борщ, расторопно поданный подавальщицей. Ели молча, приглядываясь друг к другу. После завтрака скомандовали построение, где командир поставил всем подразделениям полка задачи. Капитану повезло — его звено сегодня отдыхало. Он отметил про себя этот факт — его не послали в бой сразу, а дали время ознакомиться с обстановкой, с личным составом, с техникой. Значит, командир нормальный человек.
После построения к Владимиру подошёл высокий худой майор, оказавшийся заместителем командира по технической части и вооружению, чтобы показать и передать боевую машину пилоту. «Ил-2» оказался, как и ожидал Столяров, не новым, но в прекрасном состоянии. Вообще его удивило, что большинство лётчиков в эскадрилье оказались сержанты. Как-то не привык к этому. В Севастополе, например, в их особой группе все лётчики, все сто девять человек, были командирами Красной Армии, а тут… Впрочем, всё разъяснилось быстро — сделано это было по приказу Главкома, все пилоты из лётных школ теперь выпускались в сержантском звании.[13] Ознакомился капитан и с рядом других приказов, например, о вознаграждениях, о наказаниях, о новой форме денежных премий. Поскольку в окружённом гарнизоне большинство приказов до личного состава попросту не доводили в непонятных целях, похоже, что Октябрьский загодя готовил сдачу Севастополя…
Машины двоих ведомых были тоже не хуже, но выпуска другого завода, чем у него. Получив разрешение, Владимир запустил двигатель и проверил его работу — всё нормально. Познакомился с механиком, с оружейником, словом, со всей командой, обеспечивающей его вылеты. Затем переоделся в рабочий комбинезон и, вскрыв лючки машины, принялся за более тщательный осмотр.
Его опасения не подтвердились, машина была, во всяком случае — в гораздо лучшем состоянии, чем он ожидал. В этих приятных для него хлопотах пролетело время до обеда, после которого Столяров решил провести пробный вылет, вначале сам, затем в составе подчинённого ему подразделения, чтобы проверить уровень подготовки лётчиков своего звена…
Взревели двигатели, и, волнуя выгоревшую на ярком солнце траву, прибитую шасси штурмовиков, три самолёта пошли на взлёт. Владимир заранее предупредил ведомых, чтобы они повторяли его манёвры и никакой самодеятельности…
Взлёт прошёл нормально. По крайней мере, оторвались от земли без проблем, чётко заняли положенные по Уставу места. Нормально набрали высоту. А вот потом…
Боевой разворот оба сержанта не смогли произвести. Из оборонительного круга вылетели сразу, а про «ножницы», которыми в старом полку капитана уходили от немецких «Мессершмитов», они, похоже, даже не слышали. Коронный же трюк Владимира, резкий сброс скорости, когда «сто девятый» проскакивал вперёд и оказывался под огнём всего бортового оружия штурмовика, как рассказывали потом, даже у командира полка заставил открыться рот от изумления…
