Юрий Стрехнин - Здравствуй, товарищ!
Упомянув о своей встрече с тремя русскими на дороге возле колодца, Марчел опасливо спросил отца:
— Ты не слыхал, они в селе или дальше поехали?
— А что?
— Да лучше не попадаться им на глаза…
— Чудак! — удивился Петреску-старший. — Они же не знают, кто ты такой… Да я обрадуюсь, если ко мне хоть на минутку завернут какие-нибудь русские.
— Зачем они тебе?
— А вот слушай. Как тебе известно, я — приказчик кооперативной лавки. Мужики сдавали в счет военных поставок овчины. Деньги я ещё не выплатил: надо было овчины в город свезти, сдать, за них получить и с мужиками рассчитаться. Вот если бы появились русские — обязательно сюда завернули бы: дом кооператива видный, на площади. Не заедут сами — постараюсь пригласить. А потом, когда они уедут, припрячу и овчины, и заодно товар — у меня на огороде тайничок приготовлен — и объявлю, что русские всё забрали. Ну, а затем, — Петреску-старший ухмыльнулся, — товар потихоньку сбуду, а денежки — все сюда! — Он шутливо похлопал себя по толстому боку. — Нет, зря ты, Марчел, прямо к нам в дом русских не пригласил. И что их сторониться? Да я, если для дела полезно будет, первый в коммунисты запишусь!
— Не торопись, отец. Им ещё свернут шею.
— Это, конечно, дай бог! Ну, а если нет? Придется приноравливаться. Да нам с тобой это не так трудно. Твой отец — незначительный служащий кооператива, а ты — всего-навсего безобидный, далекий от всякой политики, студент-богослов. Хо-хо!
Смех застрял в горле Петреску: под окнами прогрохотали колеса повозки. И сразу же в дверь громко, так, что отдавалось на весь дом, постучали.
— Господи Исусе! — пробормотал приказчик. Его багровое лицо от волнения стало сизым.
Марчел, метнувшись по комнате, скрылся — словно и не было его.
От неистового грохота в наружную дверь сотрясался весь дом. Пламя в лампе вздрагивало, язычок копоти то и дело взлетал кверху. Петреску, торопливо крестясь, засеменил в сени.
Едва успел он отодвинуть щеколду, как в глаза ему ударил резкий свет карманного фонаря. В дверь, широко отмахнув её в сторону, шагнул человек в форме советского офицера, в пилотке, надвинутой на самый лоб. Из-под тяжело нависших бровей глядели настороженные, колючие глаза; тонкие губы, не гармонировавшие с обвислыми щеками и широким мясистым носом и, казалось, взятые с другого лица, были плотно сжаты. На его широком, с двумя полосами, погоне блестела звезда.
Приказчик поспешно изогнулся в поклоне:
— Чем могу служить? Прошу, прошу!
Не слушая, а скорее всего не понимая слов, офицер шагнул прямо на приказчика. Тот торопливо посторонился. Следом за офицером ввалились два солдата с автоматами.
Петреску с удивительной для его многопудового тела подвижностью затоптался возле вошедших:
— Домнуле офичер! Товарич! Привет Совет Армата! Я демократ! — тараторил он.
Но необычные гости не ответили ему. Увидев дверь, ведущую в подвал, офицер что-то приказал солдату, и тот быстро сбежал вниз, на ходу зажигая фонарик. Через несколько минут солдат поднялся обратно, обтирая губы рукавом, что-то доложил офицеру. Тот пренебрежительно махнул рукой и, пинком открыв дверь, вошел в комнату. Распахнул платяной шкаф, заглянул внутрь. Выдернул ящик стола, переворошил лежавшие там счета и расписки, выбросил их на пол.
— Домнуле товарич!
Петреску перепугался: дело оборачивалось не совсем так, как он предполагал…
Офицер не обращал на приказчика никакого внимания. Отодвинул диванчик, заглянул под него.
Приказчик похолодел: «Не успел спрятать!»
— Домнуле офичер! Домнуле офичер! — завопил он и упал на колени, ловя руку офицера. Тот кивнул солдатам, они подхватили Петреску под бока, вытащили в сени, столкнули по ступенькам вниз. Хлопнула тяжелая кованая дверь погреба, гулко лязгнул засов. Приказчик, с разлета упавший на каменный пол, сразу же вскочил и приник ухом к двери. Глаза у него полезли на лоб, когда он услышал разговор за нею: говорили по-румынски!
— Ты хорошо задвинул засов, Корнель?
— Да, господин…
Тем временем Марчел Петреску, забившийся в темный чулан, где стояло несколько корзин с пустыми бутылками, напряженно прислушивался: что творится в доме? Вот прозвучали чьи-то шаги, послышался голос отца. О чём он упрашивает русских? Стихло… И вдруг задребезжала посуда, захлопали крышки сундуков, с грохотом повалилась на пол какая-то мебель. Мимо двери чулана кто-то прошел. Вернулся. Остановился. Марчел оцепенел: сейчас его найдут!
Дверь чулана с силой потянули, но она не открылась.
За дверью заговорили по-румынски:
— Странно. Заперта изнутри. А ну, Корнель, нажми хорошенько. Ломиком!
«Меня ищут!» Марчел забился в угол чулана, меж корзинами, судорожно стиснув обеими руками свою трость.
Дверь с треском распахнулась. Марчел в ужасе зажмурился.
— Да это ты? — услышал он знакомый голос. Не веря своим ушам, открыл глаза. На пороге чулана стоял, одетый в форму советского офицера, шеф.
Трость выпала из рук Марчела.
— Как ты сюда попал, Петреску?
Марчел онемел. Минуту назад дрожал, что его найдут русские. Теперь страх стал двойным. Убежал из Бухареста, ослушался шефа… Невольно сжал плечи.
А шеф смеялся:
— Перепугался? Своих не узнаешь?
Судя по выражению лица, он не был зол на Марчела. Тоже, наверно, удрал из Бухареста…
— Но как же вы в русской форме?.. — обрел, наконец, способность говорить Марчел.
— О, недаром я год прожил в Одессе! — самодовольно улыбнулся шеф. — Вполне сойду за «товарища»! Будь спокоен, Петреску.
Видно, шеф в самом деле обрадовался, что внезапно встретил своего человека. Словно забыв, что Марчел Петреску сбежал, не выполнив его приказа, он ещё раз похлопал своего озадаченного подчиненного по плечу, сказал своим спутникам — двум детинам в русском обмундировании:
— Это свой! — и пригласил Марчела идти с ним.
Вид комнаты, в которой Марчел несколько минут назад сидел с отцом, поразил его: крышки сундуков и дверцы шкафов распахнуты, вся мебель сдвинута. На месте остался только стол с нетронутым ужином. Возле лампы лежала на боку железная шкатулка со свороченной крышкой. Марчел узнал её: в ней отец издавна хранил деньги и ценности. «Ловкачи! — с завистью подумал он про своего шефа и его молчаливых спутников. — Сразу.добрались. Эх, мне бы всё, что в этой шкатулочке. Не стал бы в Мэркулешти отсиживаться, уехал бы в места поприятнее…»
— Как же ты очутился в конуре, из которой мы тебя вытащили? — спросил шеф.
— Я прятался. Это дом моего отца.
— Дом твоего отца? — Шеф окинул взглядом комнату. — Ну, извини, не знали… Едем мимо, видим — вывеска: «Кооператив». Вот и решили здесь для начала пощупать. Пусть потом мужики русских клянут! — Шеф с хохотком похлопал себя по погону. — Удивляешься, как я советским майором стал? От Бухареста в таком виде еду. Вместе со своими адъютантами. А ты как сюда добрался?
— Пешком.
— А мы почти всю дорогу на попутных русских машинах. Какой шофер откажется подвезти майора?
— Откуда же у вас это? — Марчел показал на погоны шефа.
— Есть заботливые люди… Выпьем, Петреску, за них!
Шеф шевельнул поднятым пальцем, и тотчас же один из его спутников наполнил стаканы из стоявшего на столе оплетенного соломой жбана.
Чокнулись.
Марчел понемногу отделывался от испуга. Видимо, у шефа дела идут хорошо, если он такой веселый.
— А русских в селе нет? — вдруг спросил шеф. — Мы днем каких-то трех советских обогнали.
— Не те ли это самые, которые мне повстречались? Но они, наверно, проехали дальше. Я слышал — они торопились выбраться на шоссе.
— Проехали? Ну и хорошо. У меня нет особой охоты с русскими встречаться… Вот что, Петреску. Нам здесь задерживаться долго не приходится. Переночуем — и в путь. Поедешь с нами?
— Куда? — с опаской спросил Марчел: не заставит ли шеф делать что-нибудь опасное?
— В Трансильванию, в Брашов. Хорошую должность дам.
Марчел изумленно воззрился на шефа.
— Что ты на меня так смотришь? Поедем! Примареч сделаю или начальником полиции!
Снисходительно улыбаясь, пояснил, подергав себя за рукав гимнастерки:
— Этот наряд нам только по дороге нужен. — Подмигнув своим спутникам, вдруг расхохотался: — Горшки-то, а?..
— Какие горшки? — полюбопытствовал Марчел.
— Да как сюда ехали. Попадается навстречу навозник один с бабой, на каруце. Кланяется: «Здравствуйте, товарищи!» А мы остановились — и к нему: «Куда едешь, что везешь?» — «На рынок — масло». — «Ах, на рынок? А разрешение коменданта есть?» — «Нет. У нас и коменданта нет». — «Нет, так будет!» Забрали горшки, дали ему на прощанье по шее — и дальше. А горшок за горшком — об землю… Да и здесь уже на ходу кое-что сделали в пользу русских. Вот это, например. — Шеф вытащил из кармана несколько желтых листков и один из них бросил через стол Марчелу. Тот пробежал листок:
