Илья Андрианов - Атакую ведущего!
Однажды к нам в полк прибыл по делам службы офицер из вышестоящего штаба. Днем он сидел в канцелярии, работал с документами, а по вечерам вместе с нами слушал музыку, так же восторгаясь искусной игрой баяниста. Закончив работу, штабист уехал. На следующий день в полк пришла телеграмма: «Сержанта Ковальчука для прохождения дальнейшей службы срочно откомандировать в штаб воинской части…» Узнав о телеграмме, мы сразу поняли, чьих рук это дело.
Вечером, после полетов, летчики окружили замполита Хрусталева:
– Товарищ майор! Как же это получается? Почему это мы должны отдавать им Ковальчука? Может, им еще и баян в придачу подарить!
Особенно горячился Рябов, который брал у сержанта уроки музыки.
– Спокойно, товарищи! Приказы старших не обсуждают, а выполняют, ясно? Идите ужинайте, я вас понял.
Хрусталев, конечно, понимал, какое благотворное влияние оказывают концерты Ковальчука на летчиков, поднимая им настроение, помогая легче переносить тяготы боевой работы. Он и рад был бы не отдавать баяниста, да как нарушить приказ?
Вывел комиссара из затруднительного положения стоявший рядом с ним врач полка Смирнов. Он выждал, пока летчики не ушли, и сказал замполиту:
– Дмитрий Васильевич, у меня есть один вариант. Ковальчук на днях обращался в лазарет по поводу болезни желудка. Пока будут разгораться страсти, положу-ка я его в госпиталь на обследование. И человека подлечат, и время пройдет, возможно, все само собой утрясется. – Смирнов хитро усмехнулся. – Потом заберем его обратно к себе. А сейчас отправим телеграмму: «Сержант Ковальчук подозрением на язву желудка лежит в госпитале»…
Когда в полк прилетел главный врач авиакорпуса, мы поняли: этого опытного, видавшего виды полковника на мякине не проведешь. В полку его встретили ласково. Довольствовали по летной норме. Как-то во время ужина мы со Смирновым подсели к нему за стол.
– Товарищ полковник, – осторожно начал я, – у вас, безусловно, хорошо. Люди там уважаемые, но в годах. Понимаете? А у нас здесь сразу два полка: штурмовой и истребительный – сотни молодых ребят! И девчата есть. Работа у нас, вы знаете, какая. Вечером после боев отдохнуть хочется, и песню спеть и потанцевать. Как нам без баяниста?
Полковник и сам, прохаживаясь вечером, видел, как веселились люди. Короче, после недолгих колебаний он сдался. Уезжая, сказал врачу полка:
– Диагноз о подозрении на язвенную болезнь у сержанта Ковальчука подтверждаю. Пусть служит у вас.
Смирнов, увидев вскоре лейтенанта Рябова, обрадовал его:
– Слушай, Рябов! Ты, как самый заинтересованный товарищ, можешь ехать в госпиталь за Ковальчуком.
– Есть, товарищ капитан!
Рябову дали для Ковальчука брюки, гимнастерку, сапоги. Мы его ждали с нетерпением.
Поздно вечером Рябов приехал один – молчаливый, хмурый. Его окружили летчики, подошел и Смирнов, спросил:
– Где же Ковальчук?
– Был я у него, – тихо начал Рябов свой рассказ. – Шоферу приказал не выключать мотор. Как увидел он меня, обрадовался. Взглянул на сверток, все понял. Я шепнул ему: заходи, мол, в туалет, переоденься, а потом выпрыгнем в окно – машина ждет. А он говорит: «Не знаю, что и делать? Участники художественной самодеятельности дают сегодня концерт для раненых. И я там выступаю».
Пошли мы в зал, а там народу – яблоку негде упасть! Все места на стульях, скамейках заняты, даже на подоконниках сидят. Передняя часть зала и все проходы сплошь заставлены носилками с тяжелоранеными. Иные забинтованы с ног до головы, словно куклы. Невдалеке от рояля, у стены, в металлическом кресле на колесиках, сидела молоденькая красивая девушка с прической под мальчика. Что-то странное было в ее фигуре. Присмотрелся, а одеяло, там, где ноги должны быть, колышется. Без ног она, братцы! Прямо комок подкатил к горлу… Начался концерт. Вышел наш Ковальчук. В новой гимнастерке, брюках. Хромовые сапоги, видно, у кого-то взял напрокат. Он, как настоящий артист, поклонился, посмотрел в зал и растерялся. Топчется на месте, сдвинуться не может. Видимо, Якова Ивановича поразил вид большого количества раненых. Когда они лежали по своим палатам, это не так бросалось в глаза. А собрали вместе – зрелище оказалось не из легких. Потом он подошел к роялю… Ребята, вы не представляете, как он играл! Я, конечно, не силен в классической музыке, шпарю на слух и не могу сказать, что именно он играл, но только сегодня я понял – это настоящий музыкант.
Я украдкой посматривал на лица раненых, на ту девчонку и видел, как восторженно блестели у них глаза, как замерли они, затаив дыхание.
Когда прозвучал последний аккорд, Якова Ивановича просили играть еще и еще. Он не отказывался… После концерта я подошел к нему, пожал руку. У него был усталый вид крепко поработавшего человека. Даже гимнастерка на спине была мокрой. Но в глазах была радость. И я уже не посмел предложить ему ехать со мной. Нельзя ему, ребята, бросать раненых, понимаете? – горячо закончил Рябов. – Его место там, среди них!
Никто из летчиков не проронил ни слова…
Воздушный мост
– Пан капитан! – услышал я сквозь сон голос хозяйки. Она тормошила меня за плечо. – Жолнеж мовил, на летниско тжеба…
Я поднял голову, глянул на ходики, висевшие в простенке. Было шесть утра. Что там стряслось, что так срочно?
Быстро одевшись, я вышел из дома. Чтобы сократить путь, свернул за хозяйский огород, где в сторону аэродрома вилась протоптанная стежка.
Огород был ухожен. Зеленые, покрытые росой кусты клонили к земле налитые соком помидоры. Огурцов на грядках уже не было, только на высоких плетях кое-где желтели крупные семенники. У нас дома тоже всегда было много помидоров, тугих, крупных, чуть ли не по кулаку. Мать по две бочки на зиму засаливала. При воспоминании о доме тревожно заныло сердце. Уже два года стариков не видел. И писем давно от них нет. Как они там? Прежде отец писал. Мама часто болеет. Знаю, как она переживает за меня и старшего брата, воюющего где-то в Прибалтике.
У штабной землянки, широко расставив ноги и подбоченясь, словно борец, стоял начальник штаба майор Тарасов – рослый и могучий. Прищурившись, он выжидательно смотрел на меня. «Майорская грудь», округлый, выпиравший из-за поясного ремня живот, круглые, тугие щеки… Тарасов выглядел так, будто его только что накачали из баллона сжатым воздухом. «И когда только спит! – подумал я. – Уходишь – провожает, приходишь – встречает. Всегда на ногах, все знает, все видит и успевает». Тарасов был старше всех нас, намного опытнее и тянул в полку основной груз.
Взяв под козырек, я доложил:
– Товарищ майор, командир третьей эскадрильи капитан Денисов прибыл на постановку задачи.
– Молодец. Хвалю! Говорят, кто рано встает, тому бог дает, – пошутил Тарасов, подавая мне большую влажную руку.
– Сейчас и нам поддаст, только не бог, а фриц, товарищ майор, – в тон ему заметил я. – Из своих дальнобойных орудий. Он всегда в это время начинает.
И словно в подтверждение моих слов раздался свист и на окраине аэродрома грянул взрыв.
– А что так рано подняли сегодня, товарищ майор?
Начальник штаба повернулся ко мне:
– Из штаба дивизии звонили. Говорят, срочно перелетать поближе к границе Словакии будем.
– Возможно, выводят нас из-под обстрела?
– Все может быть, – уклончиво ответил Тарасов.
В это время к землянке подъехал командир полка. Начальник штаба доложил ему о звонке.
– Так мы тут еще как следует не огляделись, Александр Иванович, – удивился Дерябин. – Куда они так торопятся?
– Начальству видней! – отшутился Тарасов расхожей фразой и поглядел в сторону села, откуда к аэродрому вперебежку спешили летчики.
На горизонте показался малиновый гребешок солнца. Заблестели полированные крылья самолетов и фонари кабин, вспыхнули огнем застекленные окна командной радиостанции…
Грузовая машина привезла завтрак. Командир полка окликнул меня:
– Денисов! Иди со своими быстрей завтракай. Первым пойдешь.
Вскоре моя эскадрилья поднялась в воздух. Минут через десять уже летели над горным кряжем. Прямо по курсу, в сизоватой дымке мы увидели увенчанную белой шапкой снега гору Герлах. Она служила нам в полете надежным ориентиром. У подножия горного хребта виднелась островерхая сопка. На ее отлогом склоне, краснея черепичными крышами, раскинулся небольшой городок. На его окраине и был наш аэродром.
Мы совершили посадку. Я выключил мотор. Было тихо, только в южной стороне, где синели горы, изредка слышались отзвуки канонады.
Оглянувшись, я увидел в стороне большой ангар, а рядом с ним брошенные немцами светло-серые «мессершмитты». Я хотел подойти к ним, но тут подъехали бензозаправщики и стали заправлять наши самолеты горючим.
Вскоре приземлился весь полк.
– Товарищ подполковник, сели нормально, – доложил я командиру.
– Ты заправил свои машины? – спросил Дерябин.
