Михаил Постол - Операция «Светлана»
Алексей приказал начать отход. Положение осложнилось. Нависла опасность над детьми. Терлыч подозвал маленького, юркого ефрейтора Капелюху Тимку: «Скачи, передай приказ. Пусть немедленно вылетают! Нас не ждут. Командиром — лейтенант Зазирная. Улетят — вернешься, доложишь. Мы попробуем оторваться».
Начало темнеть. На зубчатом гребне леса забагровел закат, сливаясь с заревом горящего леса. Немцы напирали. Они подвезли легкие пушки и повели обстрел позиций отряда. Пришлось отойти на второй рубеж.
Шла ночь, но атаки не прекращались. Гитлеровцы без конца освещали местность ракетами, стреляли трассирующими пулями. Им удалось просочиться на левый фланг десантников, начать обходное движение. Когда майору доложили об этом, он сказал Весеньеву: «Давай, держи тут. А я пойду разберусь».
Яркая луна выкатила над задымленными вершинами деревьев, озарила все вокруг мертвенным светом. Цепь гитлеровцев волчьей сворой кралась по зарослям.
Выделив Гарагуле пятерых бойцов, Терлыч велел атаковать фрицев с фланга. А сам с другими пятью направился прямо на центр цепи. Скомандовал: «Гранатами — огонь!» И как только прогрохотали взрывы, крикнул: «Вперед!» Слева послышалась стрельба и яростные вопли. Там орудовал уже со своими хлопцами Гарагуля.
В который раз Алексей вспомнил графа Скавронского. Если бы он со своим батальоном ударил в эту минуту по фрицам оттуда, с тылу! Если бы! Где ж твое слово чести, пан граф? Алексей мучительно обдумывал сложившуюся ситуацию. Успеют ли улететь самолеты? Почему так долго не возвращается Тимка? Или кажется, что долго?
Прижав «шмайссеры» к животам и беспрерывно стреляя, гренадеры опять пошли на терлычовцев. В этот момент прибыл связной от батьки Апанаса. «Мало нас осталось! — прохрипел он. — Не сдюжили. Батько спрашивает, отойти бы малость!» — «Беги, скажи батьке: атакуем!» Обождав немного, Алексей выстрелил в сторону немцев красной ракетой. Десантники рванулись в контратаку. Рядом с Алексеем бежал Саша Весеньев.
Немцы и на этот раз не выдержали, отступили. Может, потому, что непривычен был бой в ночном лесу, при пожаре, когда нет четкого взаимодействия между частями, между группами, и надо уметь действовать в одиночку.
В какой-то момент Терлыч увидел слева от себя Тимку. Солдат бежал вперед и азартно строчил из автомата. «Что? Улетели?» — прокричал майор, хватая его за плечи. — «Улетели, товарищ командир!»
Алексей остановился, смахнул со лба пот. Поднял ракетницу, и зеленая россыпь звезд разорвалась над горящим в ночи лесом. Одна, и другая, и третья. «Отход! Отрываемся от фрицев! Но где Сашка? Где Весеньев?» Рядом Тимка вдруг крикнул и обломился подкошенным стеблем. Пуля попала прямо в сердце.
Весеньева Алексей нашел в пяти шагах, под кустом. Он полз. Хрипел, стонал, но полз, волоча перебитые ноги. «Ты что, Сашок? — Наклонился над ним, подхватил. — Ну-ка, давай!» — и поволок. Сашка сцепил зубы и молчал. Только дышал тяжело. Навстречу им спешила группа бойцов во главе с Гарагулей. Они перехватили товарища из рук командира, побежали. Алексей — за ними: «Вперед, ребятки, скорей! К батьке Апанасу!» — и упал. Федька оглянулся и не увидел командира. Вернулся. Майор лежал на пне свесившись, пальцами скреб землю. На мгновение поднял побелевшее лицо: «Все, Федя! Все, браток! Командуй…» И уронил голову.
Подбежали еще два бойца. Как сквозь дрему, Алексей слышал, что его несут. В тускнеющем сознании на секунду возникла хатка под камышовой крышей, вишня у хатки, и он на пороге, малец, в одних штопаных штанишках до колен, смотрит на восходящее солнце. А оно громадным огненным шаром закрыло весь мир, жжет немилосердно. Чьи-то синие глаза прорвались сквозь этот багровый занавес. И все померкло.
37. ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ПОЛКОВНИКА В ОТСТАВКЕ А. М. ВЕСЕНЬЕВА
Не донесли мы Алексея Иваныча живым. Откуда она взялась, пуля та, что в последний момент скосила майора, теперь уже не узнаешь. Бойцы поговаривали, что он, меня когда волок, получил ее. С нею у сердца уже бежал. Все может быть.
Оторвались мы тогда от фрицев. С батькой Апанасом соединились. Он тоже раненый был, но на ногах держался. Меня несли. Срубили две жерди, привязали к ним плащ-палатку. И так я еще раз перешел границу.
Несли почти сутки и майора. Знали, что мертвый, а несли. Потому, что никто не хотел верить, что нет уже их командира. Потом, уже на белорусской земле, батька Апанас подошел к самодельным носилкам, поглядел в лицо Терлыча и негромко проговорил: «Ну, сынок, прости. Пора тебе». Свел колючие брови так, что они глаза закрыли, и жестко сказал: «Будем хоронить! Мертвому положено в земле лежать!»
Выкопали хлопцы яму под березкой, запеленали тело командира в плащ-палатку, опустили в могилу. У изголовья автомат его положили.
38. НАРОД НЕ ДАСТ, СЫНОК!
— Товарищ маршал!..
— Лежи, лежи, капитан. Теперь ты капитан Весеньев! И орден получишь! Не тянись, не нужно этого. Значит, операция «Светлана», признаюсь, я ее именем внучки назвал. И помнил о ней, как о внучке. Словом, операция завершена успешно. А майора потеряли. Геройский парень был! Помолчи. Вас сколько было у майора? Тридцать шесть? Вернулись шесть. А спасли детишек две сотни?
— Почти, товарищ маршал. Но так хотя бы и пяток мальцов мы вызволили.
— Правильно, капитан! Дети! Не могли мы, зная, что с ними фашистское зверье вытворяет, не попытаться спасти.
— Товарищ маршал, разрешите вопрос. А что, есть которые сомневаются, нужна ли была операция?
— Как тебе сказать, капитан. Пока нет. Но я старик. А старики любят за десятилетия нос совать. Может, когда и придет время, начнут балансы подводить, стоило — не стоило, оправдано — не оправдано.
— Это будут… скоты!
— Ты думаешь? А если на таком будет высокое ученое звание? Или чин знатный? Согласится он с таким «титулом»? Будут, капитан, будут! Считать, подсчитывать! Судить-рядить! Планировать наши с тобою операции и бои! Критиковать нас с тобою с высоты своих званий и десятилетий. Скажут, надо было так, а не этак, следовало то, а не то.
— Но уважать то, что мы уже сделали в эту войну и что еще сделаем, должны же! Значит, и понимать должны!
— Наоборот, капитан: сначала понимать — а потом уважать. Если захотят понять. Знаешь, у Руставели: каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны? Сколько их еще появится у нас кабинетных «полководцев», «гениев военного искусства»! Будут сидеть в мягких креслах, в теплых кабинетах и разглагольствовать с апломбом. Ну ладно. Извини меня, капитан. Что-то я разворчался.
— Нет, я понимаю, товарищ маршал. Мы сами, бойцы, офицеры, часто о таком толкуем, как минута выпадет. Очень хочется знать, как оно будет после войны. А через тридцать, сорок, пятьдесят лет? Могилы наши сберегут, не затопчут? Славу нашу сберегут? Уважение к нам, солдатам этой войны, к маршалам нашим, что в бой нас вели за землю нашу, за детей, за матерей, сохранят?
— Успокойся, сынок, успокойся. Поверь, не может быть, чтобы подвиг русского солдата, советского солдата, в этой войне когда-нибудь унизили, оплевали. Это будет гнусное время, если до такого дойдут. Нет. НАРОД НЕ ДАСТ, СЫНОК! Он сумеет! Свободу и честь свою, сейчас уже можно это сказать, отстоял! И славу свою, если то понадобится, отстоит! И вашу честь, честь сынов своих, отстоит!
— Товарищ маршал, а как «Светлана» закончилась? Что там?
— Малышей уже всех вывезли на Большую землю. Теперь они в безопасности. От батьки Ананаса вчера любопытная телеграмма была. Поляк с вами воевал. Постой, как его? Да, Братковский. Нашел он отряд. И с ним немец. Вилли Гартнер. Рассказывали — чудные дела там приключились. Графа Скавронского и еще кого-то нашли застреленными в кабинете графа. Горничная нашла. Застрелили их. А потом, на другой день, в городе, в музее, обнаружили труп штандартенфюрера фон Кугеля. Из музея, батька сообщает, все самые ценные картины исчезли. Хапанул кто-то, значит. Может, сам фон Кугель и грабанул да с кем не поделил. Там, Братковский говорил, какой-то англичанин отирался у графа. Так его не нашли.
— А Казимир больше ни о ком не рассказывал? Перед боем Скавронскому послали с рацией нашу радистку.
— Убили ее немцы, капитан. Вернее, не убили, а она сама гранатой себя взорвала. Наверно, в последний момент. Ее Вилли нашел. Ее и солдата какого-то. Тоже мертвого.
________________
Михаил ПОСТОЛ непрофессиональный литератор, который сеет разумное, доброе, вечное на Кубани. Директор школы с большим стажем. Много времени сельский учитель отдает военно-патриотическому воспитанию подрастающего поколения. Публикуемая повесть — первая проба пера нашего кубанского соотечественника.
![Борис Акунин - Смерть на брудершафт (Фильма 9-10) [Операция «Транзит» + Батальон ангелов] [только текст]](/uploads/posts/books/165415/165415.jpg)