Александр Хамадан - Гнев
Шутка повара рассмешила солдат.
— Они уже нам подлили, — буркнул кто-то в цепи.
Тан отвернулся, нехотя проглотил комки сухого риса и опять улегся на насыпи. Чуть высунув голову, он смотрел вперед, через реку, на далекие холмы правого берега. Там, за холмами, прошла почти вся его жизнь. Он смотрел вперед, щуря глаза в сторону своей родной деревни. Но деревня была далеко-далеко, у Синего озера, и перед глазами его проплывала в туманной дымке кривая деревенская улица, тенистый берег озера, маленький домик его родителей, шумная толпа крестьян у дома деревенского старосты, громкие, задорные песни девушек и юношей. Это был день проводов молодых солдат в армию…
Тан протер глаза, и впереди опять потекли в знойном мареве холмы, холмы, песок, песок… Там, за холмами, остался его родной дом, семья. Теперь там засели японцы. Уцелел ли кто-нибудь?
Японская батарея неистовствовала попрежнему. Огненный диск солнца кренился к закату. Менаду холмами на правом берегу показались японские солдаты. Они двигались медленно, осторожно переползая от укрытия к укрытию.
Китайцы не стреляли. Не стреляли они по многим причинам: и потому, что неприятель был еще далеко, и потому, что японцев надо было бы ошпарить шрапнелью, а батарея где-то безнадежно застряла. И солдаты лежали в укрытиях бессильные, но одержимые яростью.
Эти люди не боялись врага, они ждали его нетерпеливо. И будь на то их собственная воля, они бросились бы через реку вплавь — лишь бы достать ненавистных, смертельных врагов, вгрызться в их глотки. Но бойцов сдерживала воля командира, железная дисциплина. И они лежали неподвижно, не спуская глаз с ползущих японских цепей. Эти люди прошли отличную военную школу, которой так славится Восьмая народно-революционная армия. Они хорошо понимали, что наступление пехоты должно быть поддержано артиллерией. Поддержано и подготовлено. А батарея, которой командует молодой Сун, где-то застряла…
Командир спокойно наблюдает в бинокль движение японских войск. Иногда он вытаскивает из своей маленькой полевой сумки серую потрепанную тетрадь, что-то торопливо записывает в нее и опять смотрит, как к правому берегу ползут японцы.
Тан подтягивает свой пулемет к гребню холма, устанавливает его, заботливо прикрывает отверстие дула курткой. Он поворачивает голову к командиру, встречает его взгляд, как бы оправдываясь, кричит:
— Чтобы не набивался песок! — и оправляет куртку на пулемете.
В грохоте разрывов командир не слышит его, но понимающе кивает головой. И когда Тан опять поворачивает голову и вопросительно смотрит на него, командир кричит ему:
— Они еще далеко!
И Тан отлично понимает слова командира, хотя и не слышит их.
* * *Когда лошади окончательно выбились из сил, командир батареи Сун приказал рубить постромки. Ничего другого нельзя было предпринять. Лошадей загнали, и сейчас они, обессиленные, мокрые от пота, с мордами, покрытыми хлопьями снежной пены, слегка покачивались на дрожащих ногах. Сун в душе проклинал артиллерийский парк, интендантство и все остальное на свете. Ему, молодому командиру, точно нарочно подсунули маленьких, слабых лошадок, не пригодных для работы в батарее.
Его помощник, старый артиллерист Хон, вместе с бойцами молча рубил постромки тесаком и не оглядывался на командира. Это он, Хон, тщательно, со всей присущей ему аккуратностью, расписался в акте, составленном канцелярией артиллерийского парка, что он, «помощник командира четвертой батареи второго конно-артиллерийского дивизиона, Хон, принял лошадей в полном порядке, без каких-либо изъянов…».
Хон сам едва сдерживается от бешенства: позволить так надуть себя! Позор! И должно же это было случиться в самый момент отправки на фронт!
Но он молчит, ибо знает, что командир теперь вне себя. Молодой и горячий, командир Сун будет прав, если пристыдит его, старого Хона, сейчас перед всей командой. И нужно же было, чтобы эти драные кошки выбились из сил здесь, перед самым фронтом, когда до позиции оставалось, быть может, не больше одного километра!
Собственно говоря, во всей этой истории никто не был повинен. И меньше всего командиры Сун и Хон. И ровно столько же вины лежало на командовании артиллерийского парка. И, уж конечно, совсем ни при чем были эти маленькие, заезженные и замученные лошадки, валившиеся с йог от усталости и жажды.
Как это ни странно, но непосредственным виновником в этом случае, как и во многих других, были все те же заклятые враги — японские интервенты, внезапно напавшие на неподготовленный Китай. Для отпора японцам были мобилизованы все силы и средства. И вот однажды в адрес артиллерийского парка в Лояне прибыл эшелон маленьких австралийских лошадей. Артиллерийский парк ощущал большую нужду: формировались новые батареи, дивизионы, и не хватало тягачей-тракторов, грузовиков, настоящих артиллерийских лошадей-тяжеловозов.
Вот почему в акте, который аккуратно подписал Хон, было указано, что «батарея № 4» второго конно-артиллерийского дивизиона получила полный «комплект» австралийских лошадей, маленьких выносливых лошадок с лохматой гривой, закупленных в первые дни войны для кавалерийских частей, но попавших в артиллерийский парк в Лояне.
Грохот артиллерийской канонады подстегивал орудийную прислугу. Когда все постромки уже были обрублены, на ближнем холме показался всадник. На секунду он задержался на гребне холма, рассматривая сгрудившихся у орудий людей и лошадей. Затем он подскакал к Суну, ловко соскочил со взмыленного коня, отдал рапорт и передал записку своего командира.
Быстро пробежав глазами записку, Сун посмотрел на часы, вытащил из сумки карту, расстелил ее на земле и склонился над ней вместе с Хоном и Ляном. Они долго водили пальцами вдоль густой синей жилы, обозначавшей реку, пока не отыскали необходимый пункт. Сун встал на ноги, распрямляя затекшую спину. Не глядя на Хона, он коротко приказал ему подтянуть орудия к ближним холмам.
Суну не легко было отдавать такой приказ. Он знал, что значит протащить тяжелые орудия чуть не на руках более тысячи метров. Но сейчас идет война, необычная война, когда вся страна, весь народ в едином порыве поднялись на своих извечных угнетателей — японских захватчиков. От того, как быстро будут доставлены орудия к холмам, зависит судьба важного участка фронта, вдоль и поперек продырявленного японскими снарядами.
Все это не нужно было втолковывать Хону. Он отлично понимал, что происходит на его родной земле. Иначе он, старый артиллерист, десять лет жизни отдавший военным походам и устроившийся наконец кладовщиком большого металлургического завода в Ханькоу, быть может, и не бросил бы этой спокойной и сравнительно легкой работы, не променял бы ее на суровые тяготы войны. Но теперь происходит совсем особая война, и он, сын своей родины, Хон, как тысячи и тысячи других бойцов, кровно заинтересован в ее успешном исходе.
Сун и Лян ускакали вперед. Они долго всматривались в правый берег реки. Наконец Суну удалось найти молодой лесок, о котором ему сообщил в записке командир 86 полка и подробно рассказал боец Лян. Внимательно изучив район, Сун передал свой бинокль Ляну, а сам стал производить какие-то сложные вычисления на чистом листе бумаги, время от времени заглядывая в маленькую книжечку, страницы которой были испещрены цифрами. Сун закусил верхнюю губу, провел на листе бумаги жирную черту синим карандашом.
— Ничего, скоро начнем, — бросил он Ляну. — Мы подарим им кое-что. Они так обнаглели, что даже не маскируются больше. Вот что, товарищ: скачи обратно, доложи командиру, что мы скоро начнем.
Лян подкручивал у своего коня подпругу, когда к Суну прискакал Хон. Доложив командиру, что орудия подтягиваются, Хон так же долго осматривал район операции. Сун показал ему свои расчеты. Хон одобрительно кивнул головой. Вскоре подскочил ординарец, и Сун велел ему доставить на наблюдательный пункт стереотрубу[21]. Хону он приказал установить телефонную связь между пунктами. Набросав карандашом схему холмов, где они находились, Сун точками отметил позиции для своих четырех орудий. Хон удивленно поднял бровь, когда увидел, что на схеме орудия рассредоточены.
«Это, очевидно, что-то новое, — подумал он. — Раньше мы, наоборот, собирали орудия в кулак».
От Суна не ускользнуло недоумение Хона. Взяв лист бумаги, на который была нанесена схема, Сун коротко пояснил:
— После первого же залпа, максимум второго, японцы обнаружат нашу позицию. После этого им легко будет подавить нас. Разбросав орудия, мы заставим японцев иметь дело с четырьмя объектами. Их не так уж скоро можно будет обнаружить. Имея телефонную связь с пунктами, мы обеспечиваем руководство огнем. Понятно, товарищ Хон?
— Еще бы, — ответил Хон и побежал в холмы отдавать соответствующие распоряжения.
