Пётр Андреев - Повесть о моем друге
«Было их много: и певцов, и танцоров — высокие, стройные, один к одному, — рассказывал мне Сергей, — целый поезд приехал подтянутых, элегантных — в своих ладных формах, а желающих посмотреть и послушать красноармейский ансамбль были десятки тысяч».
После двух-трех концертов в здании театра Александр Васильевич Александров по просьбе Сергея согласился устроить выступление прямо на городской площади, на подмостках, наспех сколоченных за ночь. Успех был огромный: песни и пляски приходилось повторять по просьбе зрителей несколько раз; овация гремела такая, какой никогда раньше Брест не слыхивал.
Буквально в начале войны именно этот прославленный коллектив Красной Армии исполнил песню «Священная война», ставшую гимном борьбы: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой!» Созданная А. В. Александровым на слова поэта-песенника В. И. Лебедева-Кумача, песня эта звучала в самые горькие дни отступления сорок первого года, когда, истекая кровью, мы отстаивали каждую пядь нашей земли.
Часто на фронте, когда хоронили мы с Сергеем друзей наших, когда слезы застилали глаза, мы тихонько запевали песню эту: «Пусть ярость благородная вскипает, как волна, идет война народная, священная война», черпая в ней силы продолжать борьбу, верить в победу.
Недавно за границей мне довелось встретиться с замечательным коллективом, которым после смерти Александра Васильевича много лет руководит его сын Борис Александров, композитор, дирижер, прекрасный организатор. Недавно ему присвоено высокое звание Героя Социалистического Труда. На мой вопрос, сколько в ансамбле осталось довоенных ветеранов, Борис Александрович молча показал мне пальцы двух рук: десять человек из многих сотен…
Да, текут, текут годы… Пришли новые таланты, родились новые композиторы и поэты, не знавшие войны, но хранящие в своих сердцах благодарную память о всенародном подвиге.
…Замечательная актриса Любовь Петровна Орлова тоже не миновала Бреста после долгих и настойчивых просьб Сергея. Захлебываясь, он рассказывал мне об Орловой, в которой блистательно сочетался талант певицы, танцовщицы и драматической актрисы огромного дарования. При этом была она обаятельна, проста в общении, доброжелательна и красива. И не ведал Сергей, что Любовь Петровна, дабы постоянно «быть такой», ежедневно по нескольку часов делала утомительные упражнения у балетного станка, репетировала каждую роль вдумчиво, с полной самоотдачей. Мне об этом пришлось узнать много лет спустя, когда после спектакля в Театре Моссовета Любовь Петровна пригласила меня с женой к себе на квартиру попить чайку. Интересно, что всю жизнь к мужу своему, известному кинорежиссеру Г. В. Александрову, она обращалась на «вы». Он отвечал ей почтительной, восхищенной, я бы сказал, взаимностью. Это была очень дружная пара: люди, относившиеся друг к другу с величайшим уважением, художники, понимающие собеседника с полуслова.
О Леониде Утесове, который в то время представлялся сам как «единственный неорденоносец»; он и пел, и танцевал, и дирижировал, словом, щедро отдавал себя публике, Сергей с добрым смехом рассказывал одну из тех историй, которую знаменитый одессит «на полном серьезе» ему поведал. Во время одного из концертов в Одессе на сцене появилась грязная кошка, которая «тоже пожелала принять участие в представлении». Взбешенный Утесов выбежал за кулисы и набросился на старика реквизитора.
Тот ответил:
— Ша! Что вы на меня кричите? Эту кошку знает вся Одесса! Она каждый вечер выходит на сцену, и никто, кроме вас, не обращал на нее внимания. Это умное животное тоже любит хорошую музыку. Вы должны гордиться этим, Леонид Осипович. Я вам не скажу за всю Одессу, но я бы гордился.
Рассказывал он Сергею и о том, что самым страшным ругательством на его родине было: «Чтобы ты проглотил зонтик и чтобы он у тебя внутри раскрылся».
Любил и любит поныне Леонид Осипович хорошую шутку: и на сцене, и в кругу друзей.
Много песен, летучих фраз и веселых сценок, которые исполнялись Леонидом Осиповичем и его коллективом, обретали долгую жизнь — и в окопах на фронте, и в партизанских землянках, и в холодных цехах заводов, да и теперь, если поступают на прилавки магазинов пластинки с записями Леонида Утесова, они идут нарасхват.
…Наверное, всю Белоруссию не посетило за те два предвоенных года столько интересных советских артистов, сколько побывало их в Брестской области.
Деятели культуры тянулись к Сергею, потому что он сам любил и понимал искусство, много читал, знал наизусть «Евгения Онегина», «Мцыри», восхищался Блоком и Маяковским, следил за новинками литературы, глубоко уважал тех, кто отдавал себя служению искусству, а это, он понимал, трудное служение.
Много времени Сергей отдавал поиску талантов среди рабочей и сельской молодежи. Он исколесил всю область, установил надежные связи со школами, клубами, с домами культуры.
— Надо искать, постоянно искать искры одаренности, — говорил мне Сергей. — Будущие поколения нам не простят, если мы не поддержим каждого, кто отмечен «искрой божьей».
Он, помню, тогда усмехнулся:
— Иной атеист в богоискательстве упрекнет за «искру-то», но ты, думаю, понимаешь меня верно — зачем изобретать новые слова, когда старых есть предостаточно, — точнее и не скажешь.
Я вспомнил этот разговор с Сергеем, встретившись в Париже с известной художницей Надеждой Леже.
Пятнадцатилетней девчонкой Надя Ходасевич попала вначале в Варшаву (она жила на самом стыке Польши и Белоруссии), а затем волею судьбы оказалась в Париже. Здесь талантливая девушка начала учиться у Фернана Леже, замечательного художника, антифашиста, коммуниста. Потом Надя стала его верным другом и спутником жизни.
Ныне Надежда Петровна, советская гражданка, известная художница, большой друг нашей страны, бережно собирает и передает в дар советским музеям картины и мозаику. Она подарила нам живопись Фернана Леже, а также несколько тысяч превосходно выполненных репродукций шедевров мирового искусства, десятки монументальных мозаичных произведений, созданных ею. Первая выставка репродукций шедевров мировой живописи, организованная в Музее изобразительных искусств еще в 1968 году, вызвала огромный интерес советской общественности. Из подаренных Надеждой Леже репродукций, слепков, мозаик были сформированы передвижные выставки, которые побывали во многих городах нашей Родины. Такие выставки всегда оказывались большим событием в жизни каждого города, где они побывали. Дар Надежды Петровны помогает познакомиться с произведениями искусства, которые находятся не только в разных музеях мира, но и в частных коллекциях.
Указом Президиума Верховного Совета СССР за большой вклад в советско-французское сотрудничество и в связи с 50-летием творческой деятельности в области изобразительного искусства Надежда Петровна Ходасевич-Леже была награждена орденом Трудового Красного Знамени.
…Не так давно мне довелось встретиться с этой простой и доброй женщиной в советском посольстве в Париже. Она пригласила меня посмотреть советское агентство Аэрофлота в центре Парижа: там ею создан мозаичный портрет Ленина. И если ныне в белорусской деревне, где родилась Надежда Петровна, портрет Ленина можно увидеть в каждом доме, то образ нашего Ильича в самом центре Парижа на Елисейских полях — это словно удар молнии для одних, а для других — надежный, одухотворенный верный свет.
На Елисейских полях всегда шумно, оживленно, людно. Всякий парижанин, или приезжий, откуда бы он ни был, непременно пройдет по Елисейским полям. А там теперь днем и ночью смотрит на проходящих великий Ленин — творение дочери белорусского народа, патриота советско-французской дружбы.
Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…
1
Встретились мы с Сергеем в июле сорок первого, в дни страшные, в дни горького отступления, когда многое нам пришлось переоценивать заново. Встреча наша была случайной.
Штаб фронта размещался во Дворце пионеров — до революции это был замок князя Паскевича.
В приемной, куда меня провели, толпилось много командиров и генералов, ожидавших вызова к маршалу Буденному. Среди них я увидел и нашего бывшего командира танковой бригады, сейчас уже генерал-лейтенанта С. М. Кривошеина. Он обрадовался, увидев меня, усмехнулся:
— Этот твой дружок Антонов задержал всю очередь. Больше часа что-то докладывает маршалу.
Вскоре вышел Сергей. Генерал обнял его, расцеловал, коротко бросил:
— Ждите меня здесь!
…За первые недели войны Сергей страшно изменился. Впалые щеки, пепельная бледность — ничего не осталось от прежнего Антонова, лет на двадцать постарел мой друг. Только внезапная улыбка освещала лицо, делая его прежним, дорогим мне и близким.
