Владимир Сысоев - Первое задание
Больше ста трупов оставили гитлеровцы на поляне возле школы в глухой русской деревушке. Потери партизан были значительно меньше.
«Изменник»
Майор Демель сидел в кресле в своей излюбленной позе — несколько откинувшись назад, чуть-чуть наклонившись влево. Пальцы правой руки мягко, ритмично сменяя друг друга, двигались по поверхности стола, точно воспроизводили на клавишах медленную, слигованную гамму. Острые чёрные глаза внимательно уставились на Николая.
— Крылов?
— Крылов.
— Виктор Викторович?
— Так точно!
— Садитесь.
— Благодарю вас, господин майор.
Напряжение, которое не покидало Николая в течение суток перед встречей с начальником гестапо, как-то сразу спало. Он почувствовал себя студентом на экзамене, который, вытянувши билет, увидел знакомые вопросы. Теперь всё зависело только от него, как он сумеет построить свои ответы.
Только бы не переиграть!..
Получая задание от полковника Снегирёва, Николай внимательно выслушал рассказ о будущем «дяде» Михаиле Петровиче Крылове и с сомнением спросил:
— А можно доверять такому человеку?
— Можно, — ответил полковник, — руководитель городского подполья Иван Фёдорович Ерёмин знает твоего «дядю» многие годы, как человека странного, своеобразного, но по-своему порядочного. Недостатков в его характере много, но ясно одно — он не враг! Ерёмин — старый, умный, проверенный большевик, и он убеждён, что Крылов сделает всё что нам нужно. А дальше всё будет зависеть от обстановки и ст тебя.
— Здесь убедили, — скупо улыбнулся Николай.
— Уже легче, — ответил улыбкой полковник.
— Но… Как я, приговорённый к расстрелу, оказался на свободе?
— Резонно.
— Проверят. Они тоже не дураки.
— Правильно, проверят. Это дело у них, нужно признать, поставлено отменно. Они не дураки — это тоже верно, но и мы не лыком шиты! Придётся тебя по-настоящему отправить за решётку, а потом инсценировать побег. Затем на самолёт — и в лес к Ивану Ивановичу. Там осмотришься, изучишь обстановку и по нашей команде пойдёшь к «любимому дядюшке» в гости.
— А как я объясню своё появление в городе за линией фронта?
Полковник подошёл к столу, взял из красной папки лист гербовой бумаги с фашистской свастикой и протянул Николаю.
«Настоящим удостоверяется, что Крылов Виктор Викторович проявил смелость и находчивость, не щадя жизни доказал преданность Великой Германии, оказал неоценимую услугу немецким войскам в борьбе с большевиками.
Генерал Теске, командир 281-й моторизованной дивизии».— Нравится? — спросил полковник Николая.
— Да, но…
— Слушай дальше, и всё станет ясно. Предположим, ты перешёл фронт на участке этой дивизии, скажем, четырнадцатого. А три дня спустя на этом участке был сильный бой. Да, да, бой был — это уже действительность. Наши войска потеснили противника. Командир дивизии, между прочим, очень известный и далеко не глупый генерал, пал смертью храбрых во славу фюрера, и труп его остался на поле боя. Твой документ датирован шестнадцатым, а бой начался семнадцатого вечером. Это значит, что ты оказал услугу генералу накануне боя, и справка выдана, когда он был ещё в полном здравии. Теперь пусть проверяют…
Воспоминания Николая, промелькнувшие в доли секунды, были прерваны вопросом Демеля. Тон был так вежлив, что Николай сразу насторожился.
— Вы сами пришли к нам?
— Так точно.
— Что руководило вами — идейные убеждения или обстоятельства?
— И то, и другое, — сразу же ответил Николай. — Точнее: мои убеждения довели меня до такого состояния, когда обстоятельства стали нетерпимыми. Я приговорён военным трибуналом к высшей мере.
— За что?
— За измену Родине.
— И всё?
— Нет. Ещё за хищения.
— Какие?
— Военное имущество, деньги…
— Ещё!
— Всё.
— Значит, — усмехнулся Демель, — как говорят жрецы Фемиды, вас привлекли к ответственности по совокупности преступлений?
— Так точно, господин майор.
Демель медленно поднял глаза на Николая.
— А почему вы решили, что нам нужны жулики и изменники?
— Я не жулик и, тем более, не изменник. Это большевистские ярлыки. Я взял лишь мизерную часть тех богатств, которые Советы отобрали у моих родителей.
— О! Это другое дело! — с иронией воскликнул Демель. — Вы идейный борец за справедливость, а не вор. Просто у вас принципиальные расхождения с Советами по вопросу определения форм собственности при социализме. Вы признаёте только одну из этих форм — личную. Другие же вас интересуют, видимо, лишь как факторы, влияющие на изменение объёма личной собственности.
— Примерно так, — сказал Николай и подумал: «Прав был комиссар партизанского отряда: далеко не прост майор Демель. Куда ты гнёшь, хитроумный гестаповец, какую ловушку расставляешь мне?»
— Хорошо, — примирительно сказал Демель. — Я умею, стараюсь, во всяком случае, уважать действия и мотивы, их побуждающие, любого человека. Ваши деяния направлены против коммунистов, и это нас вполне устраивает.
— Я очень рад, — смиренно промолвил Николай.
— Но это не всё!
— Слушаю вас!
— Меня интересует — кем вы сами считаете себя? Поясню: русские считают вас изменником и приговаривают к расстрелу, мы считаем вас… впрочем, я позже вернусь к этому. А вы сами что думаете?
За иронией и суховатой академичностью Демеля скрывалось стремление, и оно показалось Николаю искренним, понять собеседника. «Ладно, — подумал Николай, — я буду грести по течению, постараюсь быть «откровенным».
— Что же вы молчите? — вежливо спросил Демель.
— Мне очень трудно ответить на этот вопрос, — осторожно начал Николаи. — С одной стороны, — я, конечно, чувствую себя русским. Я люблю Россию! С другой стороны, — я ненавижу большевиков, которые отняли у меня всё!
— Отдавая дань вашей откровенности, я сомневаюсь в справедливости ваших слов, — сказал Демель.
— Вы не верите мне?
— Нет. Это не то! Вам я сейчас верю. Но вы — это ещё не весь народ. Мне кажется, что большинство русских думает наоборот, — что советская власть как раз дала им всё, о чём раньше они не могли даже мечтать.
— Может быть, и так. Но этому большинству нечего было терять! — Николай даже встал от волнения.
— Понятно, господин Крылов, вы есть классовый враг советской России и понимаете, что мы воюем не с русским народом, а с коммунистами.
— Мне очень приятно, господин майор, что вы это понимаете. Но многие, к сожалению, думают, что русские и коммунисты — это одно и то же.
— Да, в этом очень много правды, — задумчиво сказал Демель, — и это очень прискорбно. Да, да, многие так думают.
«Не многие, а — все! — злорадно подумал Николай. — Потому что это правда!»
Демель умолк, и только чёрные глаза жёстко сверлили этого странного русского. Ни страха, ни подобострастия он в нём не заметил. «А ты не так глуп, как показался вначале, — подумал Демель. — Эти твои «так точно» и преданный солдатский взгляд — либо результат хорошего воинского воспитания, либо отличная игра. Пожалуй, первое всё-таки вернее…»
— Однако вы ведёте себя смело. Ваши заявления похожи на тонкую большевистскую пропаганду.
— Агитировать начальника гестапо?! — искренне удивился Николай. — Разве у меня из миллиона был бы хоть один шанс? Это было бы сверхглупо!
Демель весело рассмеялся:
— Пожалуй, вы правы. Это был бы пустой номер.
— Так точно! — с готовностью ответил Николай.
Демелю понравился капитан Крылов. Чувствовались в нём эдакая нетронутая человеческая сила, достоинство и смелость. «Побольше бы таких партнёров, и наши успехи не выглядели бы так призрачно», — подумал начальник гестапо и с интересом уставился на Николая.
— Мне очень хочется задать вам ещё только один вопрос, но сразу предупреждаю — говорить нужно только то, что вы действительно думаете, иначе вопрос не имеет никакого смысла.
— Я отвечу правду.
— Кому достанется победа в этой войне?
— Победят русские, — не задумываясь, тихо ответил Николай.
— Русские? — Демель резко встал.
— Так точно! — ответил Николай.
Они стояли и напряжённо смотрели друг на друга. Демель не ожидал такого категорического ответа, он даже немного растерялся и не сразу нашёлся, как вести себя дальше, — благодарить этого смелого русского капитана за откровенность или наказать за неверие в светлое будущее Германии.
Молчание было коротким, но очень тягостным для обоих. Наконец Демель раздражённо спросил:
— Если вы так считаете, то какого же чёрта, извините меня, пришли к нам?
— Разве у меня был выбор?
«Логично», — подумал Демель, уселся опять в кресло, пробежался пару раз пальцами по крышке стола, почти успокоился и сдержанно спросил:
