Б. Раевский - Орлята
Тогда командование и решило для овладения городом использовать речную военную флотилию. Замысел был прост и дерзок: нанести удар с той стороны, откуда враг не ждет его, — с реки. Ошеломить, отвлечь гитлеровцев десантом, а тем временем начать наступление и на главном направлении — с суши.
— Вы понимаете, товарищи, от наших действий зависит успех крупной операции, — говорил командир. — Не подкачаем?
— Не подкачаем, — ответил за всех Насыров и оглядел собравшихся в кают-компании. — Верно», юнга?
— Верно, товарищ гвардии старшина, — громко ответил Алька. и все засмеялись, повеселели сразу.
...Небо будто затянули черным бархатом — такой темной была июльская ночь, когда катера по одному запускали двигатели и выходили на фарватер. В полной темноте, с приглушенными моторами корабли направлялись к юго-восточной части города, где намечалось произвести высадку. «92-й» шел одним из первых.
Алька стоял у пулемета, в любую минуту готовый открыть огонь. Но пока это не требовалось. Тишина стояла кругом, будто все это происходило совсем не на войне. И ровный мягкий гул шел от двигателей не боевого корабля, а прогулочного речного трамвайчика.
Корабли незаметно подошли к берегу. Началась высадка. Враг ничего не подозревал. Тишина стояла в теплом воздухе.
«Хорошо, — радостно подумал Олег. — Дадим фашистам жару!»
Первыми на берег сошли разведчики. Они должны были проделать проходы в минных полях. За ними пошли бойцы-десантники.
Плеск воды, отрывистые, приглушенные команды — вот все, что было слышно в кромешной темноте. Нет, не зря так тщательно готовились к высадке.
Медленно тянулись минуты. Сейчас разведчики, судя по времени, должны уже подходить к первым траншеям гитлеровцев.
— Сейчас... вот-вот...
И вдруг взрыв разорвал тишину.
Кто-то из наших нарвался на мину! Вслед за взрывом длинно затрещал пулемет, ему вторил другой, и началось...
А все-таки фашисты были застигнуты врасплох. С катера было слышно, как наши бойцы забрасывали гранатами их траншеи, захватывали казармы и здания.
После двухчасового боя десантники закрепились на берегу. Можно было считать, что операция проведена успешно. Катера отошли за излучину реки.
Однако гитлеровцы не хотели мириться с потерей важного для их обороны плацдарма. С утра они пошли в контратаку. Туго приходилось десантникам. И помощи им ждать неоткуда было: впереди фашисты, позади река — вся под обстрелом гитлеровцев.
Положение казалось безвыходным.
В это время и вышел из-за поворота реки «92-й». Шквал огня сразу обрушился на него. Казалось, чудовищной силы ливень идет над рекой. Справа и слева от катера вырастали прозрачные столбы, с треском лопались огромные пузыри. Вода в реке будто кипела от множества пуль, снарядов, мин, падавших в нее. «92-й» шел полным ходом, поливая из своих пулеметов гитлеровцев. Алька, яростно сжав ручки своего пулемета, старательно, как его учили, сажал на мушку неровные ряды наступавших врагов и давил на гашетку.
— За Куликова, — шептал он. — За Родину, за Ленинград! Вот вам за все, гады!
Бил Алька метко. Он не знал, сколько времени прошло: минута или десять. Но вот ряды наступавших гитлеровцев сломались, покатились назад. Атака захлебнулась.
Алька перевел дух, разжал уставшие руки.
Вдруг взрыв раздался под самым бортом катера. Его сильно кинуло в сторону. Алька едва удержался на ногах. Он обернулся и увидел, что командир лежит на палубе. А у штурвала стоит отец. Из-за грохота не слышно было, что он крикнул, но Алька понял по движению губ:
— Давай, сынок, давай!
И в это время новый взрыв — прямое попадание в катер. Отец упал.
Алька бросился к отцу, рванул бушлат на его груди, припал ухом и ничего не услышал...
Гитлеровцы снова пошли в атаку.
Не управляемый никем катер, накренившись на правый борт, описывал «круги по реке, а Олег опять стоял у своего пулемета и, приноравливаясь к крутым петлям катера, все бил по врагу.
Бил, сколько себя помнил.
В. Козлов
ШУМЯТ СОСНЫ
Булочка начал сердиться. Немецкие часы с черным циферблатом показывали два часа, а смены все еще не видно. Еще в час должны были сменить. Все-таки он не на твердой земле стоит, а висит на дереве, как лесной сыч. Ноги затекли, автоматный ремень врезался в шею. И самое неприятное — курить хотелось. Махорка и зажигалка лежали в левом кармане. Но курить на боевом посту нельзя. Хотя кто увидит, что где-то в гуще ольховых ветвей сидит на суку человек и курит? Кругом лес. Неба не видно. Булочка пощупал карман. Там, пожалуй, полпачки махорки. И зажигалка, сделанная из патрона, рядом...
Внизу за высоким ореховым кустом треснул сучок. Смена! Наконец-то. Булочка отодвинул ветку. Сейчас из-за куста покажется рыжая голова Василя. Он должен сменить Булочку. Василь длинный и прямой, как жердь. Его в партизанском отряде звали Оглоблей и еще — Орясиной. Конечно, за глаза так называли. Молчаливый, жилистый Василь, во-первых, был сильный, как бык, а во-вторых, не любил шуток.
Ореховый куст закачался, и в просвете показалась голова, только не рыжая, как ожидал Булочка, а белая и вихрастая. Голова стрельнула по сторонам крупными голубыми глазами и снова исчезла в ветвях. Булочка рванул с шеи автомат, прижал к плечу. Это не смена. Это чужак. Куст орешника не шевелился. Лишь самые верхние ветви чуть заметно раскачивались. В гуще ветвей белели мохнатые ореховые гнезда. Кто-то притаился за кустом. Кто? Ясно, не свой. Свой прятаться не станет. А потом, Булочка всех в отряде знал. Ни у кого не было такой белой головы. Судя по вихрам, голова принадлежала парнишке. А вдруг за парнишкой — немецкая рота карателей? Подавать сигнал или подождать? Булочка решил, что спешить не надо. Переполошишь зазря людей. Недавно с операции вернулись. Устали.
Снова куст закачался. Раздвинулись нижние ветви, и на маленькую сумрачную полянку выбрался невысокий паренек в синей рубахе и просторных зеленых галифе. Широкий командирский ремень со звездой туго перехватил тонкую талию.
— Стой! — приказал Булочка.
Мальчишка остановился. Глаза его зашарили по деревьям. Булочка довольно усмехнулся. В пяти метрах и то не может обнаружить. Маскировочка! Мальчишка пожал плечами и сделал шаг вперед.
— Стой, говорю! — загремел Булочка.
— А я и стою, — спокойно сказал мальчишка. — Если надо, могу сесть.
Булочка сложил губы трубочкой и по-птичьи свистнул. И тут же рядом отозвались. Из-за березового ствола показался рыжий Василь. Булочка слез с дерева, подошел к мальчишке.
— Откуда?
— Столбовский я. Гаврилов.
— Сын Ефима?
— Его...
— А что тут делаешь?
— Веди к командиру, — сказал мальчишка. — Дело есть.
— Говори, что за дело, — подал голос Василь? — Я и есть командир.
Мальчишка посмотрел на него, покачал головой.
— Не-е, ты не командир... Не похоже.
Булочка засмеялся.
— А я?
— Ты и подавно, — сказал мальчишка.
Теперь усмехнулся Василь.
— Поворачивай-ка оглобли, малый, — серьезно сказал он. — И забудь дорогу, которой шел сюда... Понял?
— К командиру надо... — сказал мальчишка. — Дело есть.
— Какое дело?
— Веди к командиру.
Булочка и Василь переглянулись, отошли в сторону, посовещались. Мальчишка услышал тонкий тенорок Булочки и глухой бас Василя, но слов разобрать не мог.
— Гляди сам, — громко сказал Василь и полез на ольху.
Булочка подошел к мальчишке.
— В Столбове немцы? — спросил он.
— Стоят... У старосты.
— Не могу я тебя доставить к командиру... Не имею права. Откуда я знаю, кто ты такой? Что ты за человек?
— Пионер я. — Мальчишка по локоть запустил руку в карман и вытащил красный пионерский галстук. — Вот погляди...
— Неосторожный ты человек, — нахмурился Булочка. — Ремень со звездой. Галстук. Дразнишь немцев?
— Ненавижу их, — сказал мальчишка. — И полицаев. А ремень и галстук у меня были спрятаны в старой бане. К вам собрался — прихватил. — Он засунул руку в другой карман и извлек затвор от немецкого карабина. — Фриц купался, я и вытащил. Хотел и ружье, да он вынырнул... Пускай теперь без затвора стреляет.
Мальчишка впервые улыбнулся. Голубые глаза засияли. Белые с желтизной волосы давно не стрижены. Они сосульками спускались на воротник синей рубахи.
Булочка не знал, как быть. С одной стороны, получишь нагоняй от командира, а с другой — уж очень симпатичный парнишка. По глазам видно — не врет. Булочка поправил на груди автомат, сердито сдвинул темные брови.
— Носит вас, чертенят, по лесу! Дома не сидится... — проворчал он. — Ладно, идем до командира, парень... Уговорил!
2
Булочка сидел на поваленной сосне и чистил автомат. В зубах у него дымила желанная цигарка. В партизанском лагере было тихо. Слышно, как над головой бормочут листья. Солнечный свет, пробиваясь сквозь ветви деревьев, выстлал хвоистую землю ярким кружевом. Три землянки, искусно замаскированные молодыми елками, трудно было разглядеть в десяти шагах. О лагере напоминали черные проплешины, что остались от костров. На сосновом суку лениво трепыхались чьи-то заношенные портянки. Полная темноволосая повариха Аглая варила партизанский кулеш из всякой всячины. В большом двухведерном котле кипело и булькало. Булочка поводил носом в ту сторону, причмокивал. Аглая умела вкусно варить. Из крапивы и нескольких рябчиков она ухитрялась для отряда приготовить не суп, а сплошное объеденье. Выкапывала в лесу какие-то корешки, собирала траву для приправы.
