Эдуард Ростовцев - Час испытаний
События в кофейне «Веселая пучина» все больше и больше волновали Галку. То, что Георгиос имел какое-то отношение к потоплению фашистских транспортов, было для нее неожиданным. Она предполагала все, что угодно, только не это.
До конца рабочего дня Галка не переставала думать о Георгиосе.
Она сидела за своим столом в приемной коменданта и машинально перебирала какие-то бумаги. Ее мысли были далеко. Она даже не заметила подошедшего к ней офицера.
— Вы чем-то расстроены, Галина Алексеевна? — участливо спросил офицер.
Она ответила односложно, полагая, что это кто-то из патрульных. Но вдруг до ее сознания дошло, что офицер говорит по-русски. Галка недоуменно подняла глаза и увидела Хюбе.
— Я заходил к своему итальянскому коллеге — подполковнику Вицини, а заодно решил проведать вас.
Галка насторожилась и на всякий случай улыбнулась гестаповцу.
— Мне надо благодарить синьора Вицини. Если бы не он, вы, вероятно, и не вспомнили бы о моем существовании, — кокетничала Галка, с удивлением отмечая про себя, что у нее это неплохо получается.
— Мне почему-то казалось, — улыбнулся Хюбе, — что мой визит не очень обрадует вас.
— Радость — довольно редкое чувство в наше время, господин майор. Но вас мне приятно видеть.
— Благодарю. Признаюсь, я думал, что вам гораздо приятнее видеть масовцев.
— Масовцев? — изобразила удивление девушка. — Кого вы имеете в виду?
— Друзей синьорины Мартинелли из отряда МАС.
— Ах, вон оно что! — рассмеялась Галка. — Они неплохие ребята, эти итальянские моряки. Хотя драчуны отчаянные.
По лицу штурмбаннфюрера пробежала тень — намек на потасовку у «Бристоля» был явно неприятен ему. Но в следующее мгновение губы его снова растянулись в улыбке.
— А вы не так просты, как я думал.
— Я и не старалась казаться наивной.
— Наивность? — Хюбе рассмеялся, показывая белые ровные зубы. — Насколько мне известно, вы не страдаете этим недостатком. То есть я хотел сказать, что вы неглупая девушка, — тут же поправился он.
— Это тоже недостаток?
— Наоборот — достоинство и притом редкое у женщины. Стенные часы пробили шесть.
— Ваше рабочее время кончилось?
— Да. И слава богу. Сегодня такая духота, что я устала, будто весь день носила тяжести.
— Хотите, я отвезу вас домой? У меня открытый лимузин, а мой шофер мастер создавать ветер даже в самую тихую погоду.
Предложение не было навязчивым. Но Галка уже знала, что отклонить его нельзя. Хюбе зашел к ней неспроста. Она догадалась об этом сразу, а после того как он упомянул о масовцах, уже не сомневалась. Неужели она допустила какую-то ошибку? Или, быть может, Зинаида Григорьевна, не выдержав пыток, назвала ее?
Неприятный холодок прошел по спине. Отгоняя тревожные мысли, Галка закрыла свой стол и встала.
— Я с удовольствием прокачусь в открытой машине.
На широком проспекте шофер включил третью скорость. В лицо хлынула освежающая струя воздуха.
— Хорошо! — невольно вырвалось у Галки. — Люблю быструю езду.
— А вы не из трусливых.
— Это достоинство?
Хюбе улыбнулся.
— Чем ближе я узнаю вас, Галина Алексеевна, тем больше восхищаюсь вами. Мне кажется, что ваших достоинств хватило бы на полдюжины женщин. Вчера я узнал от господина Логунова, что вы — ко всему прочему — еще и талантливая певица.
— Бургомистр преувеличивает мои способности.
— Не думаю. В создаваемом им театре нет особой нужды в женских голосах. Однако Логунов, насколько мне известно, предпочитает вас многим опытным актрисам. Он даже заинтриговал старика Рейнгардта. Адмирал большой меломан, и ему не терпится услышать девятнадцатилетнюю певицу, о которой бургомистр прожужжал ему уши.
Галка растерянно посмотрела на Хюбе.
— Полковник Стадерини не отпускает меня, — нерешительно сказала она и тут же сама удивилась наивности этого довода.
Хюбе отрывисто рассмеялся.
— Вы полагаете, что желание или нежелание итальянского коменданта имеют какое-то значение?
— Да, но…
Гестаповец пристально взглянул на нее.
— Странно, — сказал он, откидываясь на кожаные подушки сиденья. — У меня создается впечатление, что вы сами не очень-то стремитесь в театр. О чем же — разрешите спросить — вы думали, когда поступали в музыкальное училище?
Галка рассеянно улыбнулась. Она не была готова к этому, казалось бы, простому вопросу. И только сейчас поняла свою беспечность. Хюбе прав. Она должна была мечтать о театре.
— Я буду откровенна, господин майор. Опера — моя давнишняя мечта. Но за последнее время меня слишком часто постигает разочарование. Я боюсь, что затея бургомистра не принесет удачи ни ему, ни мне. Господин Логунов приложил много усилий, чтобы создать Новый театр. Но собранная им труппа напоминает дом без крыши. Ни одного приличного тенора! Ну, скажите, о каком более или менее серьезном концерте — я уже не говорю о постановке оперы — может идти речь? Без тенора нет оперы. А коль так, то очень быстро все сведется к эстрадным выступлениям, к шантанным песенкам. Нет, увольте!
— Должен вас огорчить, Галина Алексеевна. Логунов нашел тенора, и, говорят, неплохого.
Галка поняла, что отступать поздно. Хотел того штурмбаннфюрер или нет, но он заманил ее в ловушку.
— Огорчить? Почему? Я очень рада.
— Не думаю, что это редкое в наше время чувство вдруг овладело вами, — усмехнулся Хюбе. — Теперь вам надо придумывать какой-нибудь новый предлог, чтобы отказать Логунову.
— Я не понимаю вас. Появление тенора меняет положение.
— Стало быть, вы принимаете предложение бургомистра?
— Конечно! Но я прошу объяснить, господин майор, чем вызвано такое недоверие?
— Откровенность за откровенность. Я полагал и сейчас еще не совсем разубежден в этом, что работа в итальянской комендатуре почему-то вас устраивает больше, чем все прочее.
Галка опять почувствовала неприятный холодок на спине.
— Что же, по-вашему, меня интересует? — с вызовом спросила она. — Расположение частей итальянского гарнизона, бланки пропусков на право хождения по городу ночью или секреты подполковника Вицини?
Это была уже наглость. Именно то, о чем она говорила, не так давно действительно интересовало ее.
— Почему вы молчите, Хюбе? Не думаете ли вы, что я партизанка?
Штурмбаннфюрер рассмеялся.
— Дислокация итальянских частей известна в городе каждому мальчишке. Да и потом это все дела сухопутные, а меня с некоторых пор интересует только море.
— Почему же вы заинтересовались моей особой? — не отступала Галка. — Я-то не имею никакого отношения к морским делам.
Хюбе сделал знак шоферу остановить машину и повернулся к Галке.
— Разве только итальянским офицерам разрешено интересоваться вами? Или вы считаете меня женоненавистником?
— Вы как-то странно начинаете ухаживать, — возразила она, удивляясь той ловкости, с которой Хюбе всякий раз ускользал от ответа. Она не верила ни одному его слову.
— Каждый ухаживает, как умеет. Но если хотите услышать банальное признание, то я скажу, что вы мне нравитесь. Сегодня вы особенно хороши. Вам так идет это платье. Кстати, кто вам шил его? Видимо, человек с большим вкусом.
Как ни хитрил Хюбе, как ни запутывал разговор, но этот вопрос не застал Галку врасплох. «Вы полагаете, господин штурмбаннфюрер, — мысленно усмехнулась она, — что я стану отрицать знакомство с владелицей ателье?»
— О, вы уже начинаете интересоваться деталями, — почти весело и немного лукаво сказала она. — Хорошая портниха — это секрет модницы. — Галка выдержала паузу и, уловив краем глаза торжествующую ухмылку гестаповца, сказала с притворным вздохом: — Но вам, гак и быть, я дам адрес моей костюмерши. Дмитриевская улица, дом девятнадцать, ателье госпожи Адамовой.
— Зинаиды Григорьевны?
— А вы ее знаете?
— Мне пришлось с ней познакомиться.
— Вы говорите это так, словно она чем-то огорчила вас.
Хюбе в упор посмотрел на Галку. Девушка выдержала его взгляд и даже недоуменно вскинула брови. Но это кажущееся спокойствие далось ей с трудом. Она улыбнулась, а в голове билась мысль: «Неужели Зинаида Григорьевна назвала меня? Неужели конец?»
Хюбе снова откинулся назад.
— Признаюсь, ваша приятельница доставила мне немало хлопот, — сказал он, протягивая Галке портсигар.
— Спасибо, я не курю. Адамова никогда не была моей приятельницей. Я не дружу с теми, кому плачу деньги. К вашему сведению, господин майор, я родилась и выросла в семье русского дворянина.
Хюбе, прикрывая ладонями зажигалку, пытался закурить на ветру. Когда это ему удалось, он сказал будто между прочим:
— Однако дворянское происхождение не помешало вам в свое время вступить в комсомол.
— На моем месте вы, вероятно, пытались бы вступить в большевистскую партию.
Хюбе расхохотался.
— Вы начинаете мне нравиться всерьез. Но вернемся к госпоже Адамовой, — сказал он, резко обрывая смех. — Что вы можете сказать о ней?
