Бернард Ньюмен - Шпион
Моя машина ждала во дворе, водитель сообщил о поломке — двигатель никак не хотел заводиться. Он нашел причину поломки, но ему потребовалось с полчаса, чтобы ее исправить. Но как только непокорный мотор заработал, я увидел старшую медсестру, спускавшуюся по ступеням госпиталя. Она не произнесла ни слова, а только поманила меня к себе рукой. Я вышел из машины. Когда мы зашли в ее палату, Сюзанна уже умерла, но даже мертвой она сохранила свою улыбку.
Я вышел из госпиталя и пошел прочь — вперед, куда глаза глядят. Я забыл о машине. Я бесцельно бродил всю ночь, то плача, как ребенок, то разражаясь ужасными ругательствами.
Таким был настоящий финал моего приключения в Лансе. Я не думал тогда о последствиях: я получил орден за свою долю работы, Сюзанна за свою не получила ничего. Многие француженки и бельгийки получили британские военные награды — и выхлопотать награду для Сюзанны не представляло бы трудности. Моя вина, что этого не сделали, но никто из нас не думал о почестях такого рода. Но Англия — и Франция — не должны забыть о ней. Немногие женщины проявили такую храбрость и изобретательность в годы войны. В их почетном списке имя Сюзанны Бокийон по праву заслуживает одного из самых высоких мест.
Но стоил ли результат всех этих усилий? Стоил ли он того, чтобы я рисковал ради него жизнью? Миру теперь известна история сражения у Лооса — как шотландские горцы из 15-й дивизии перемахнули через 70-ю высоту и одним порывом достигли пригородов Ланса. Тут в немецких позициях была настоящая «дыра» — на сорока милях не было никаких достойных внимания укреплений. Почему же тогда битва была проиграна? Почему прорыв не был использован? Потому что подошли немецкие резервы? Нет, это произошло, потому что не подошли НАШИ резервы! Благодаря обстоятельствам, которые я опишу ниже, я слышал настоящую историю сражения за Лоос незадолго после конца войны. Я слышал, как сэр Джон Френч упрямо держал резервы под своим командованием и передал их Хейгу с многочасовым опозданием. Мой друг из штаба Хейга рассказывал мне, как молчаливый Хейг, обсуждая результаты сражения вскоре после его окончания, с необычайной горечью произнес, что если бы у нас поблизости была бы хоть одна дивизия в резерве, мы могли бы легко развить успех.
Когда я услышал обо всем этом, меня снова поразило ощущение тщетности. Ведь я рисковал своей жизнью (и едва не потерял ее!), пытаясь (и успешно) предотвратить подход немецких резервов, тогда, как на самом деле мы потерпели поражение из-за того, что у нас самих не было резервов! Пусть меня простят за то, что я думал — и высказывался — так жестко о работе штабов, занимавшихся этой операцией. Неудивительно, что британский метод ведения войны прозвали "выкарабкиванием".
ГЛАВА II
Пока поезд, везущий меня в отпуск, с грохотом катился по Франции, я напряженно думал — но не о тех немногочисленных беззаботных днях, которые мне предстояли, а о том, что будет, когда я вернусь. Что мне придется делать? У меня не было сомнений, что меня снова попросят отправиться в тыл к немцам. Ведь хотя мой успех едва не привел к моей смерти, у высших офицеров есть плохая привычка не задумываться о таких мелочах. Правда, в любом случае, если бы я захотел, то смог бы отказаться от такого задания. Человека нельзя насильно принуждать к такой работе — очевидно, что если он не согласится на нее добровольно, то ничто не помешает ему просто сдаться врагу. Во всех кругах понимали, что от человека, который в одиночку рискует своей головой, требуется совсем другая храбрость в сравнении с той, которую проявляет солдат, поднимающийся в атаку под мощным вражеским огнем — но рядом со своими товарищами. Поэтому самая рискованная разведывательная работа — во вражеском тылу — всегда выполнялась только добровольцами.
Потому я погрузился в размышления. Внес ли я уже свой вклад в победу на этой войне? Прежде всего, насколько мне было известно, еще ни одному англичанину доселе не удавалось добиться в этой специфической области того, что удалось мне. И что теперь? Следует ли мне отказаться от активной работы до конца войны и заняться чем-то более спокойным — например, допросами пленных — работой, с какой успешно могли бы справиться сотни других офицеров разведки, из которых никто не обладал теми дополнительными качествами, которые сделали меня пригодным для действий во вражеском тылу. Я долго спорил сам с собой по этому вопросу. Но когда на горизонте появился этот величественный старинный Дуврский замок, я забыл обо всех личных мелочах. Это была Англия, та Англия, которую всего неделю назад я не ожидал увидеть хоть когда-нибудь снова. Потому я отложил принятие решения. Сначала я хотел воспользоваться своим отпуском.
Моим первым естественным желанием было поскорее отправиться домой, но в поезде, идущем из Дувра до вокзала Виктории, я столкнулся с бригадиром из моей дивизии, который знал меня и слышал о моем поступке. Когда мы прибыли на вокзал Виктории, нас обоих ожидала телеграмма, в которой говорилось, что Его Величество Король устраивает прием следующим утром, на который приглашены и мы, причем нам следует явиться со всеми нашими наградами (бригадир за свои подвиги во время последнего сражения был удостоен Ордена Святого Михаила и Святого Георгия (C.M.G.)). Я смутился, потому что моя форма была старой, и я не представлял себя в достаточно достойном виде, чтобы быть представленным Королю. Бригадир (который доброжелательно настоял, чтобы я заночевал у него), знал неограниченные возможности Лондона лучше меня. Он сказал, что в городе есть великолепные магазины, где можно взять напрокат одежду на все случаи жизни — я думаю, там можно было бы даже достать торжественное одеяние придворного, если бы мне этого захотелось. Но это вряд ли заинтересовало бы меня. Мне кажется, это довольно глупый костюм; зато фирма, куда бригадир меня привел, тут же предоставила мне безупречный мундир. Таким образом, мне удалось попасть на прием, где Король удостоил меня рукопожатия, и я стал членом общества кавалеров Ордена за отличную службу.
Бригадир настоял, чтобы я остался у него еще на одни сутки, и я, учитывая, что у меня оставалось еще довольно много времени до конца отпуска, согласился, особенно после того, как он сказал, что его жена устраивает торжественный ужин в честь его возвращения, и там будет много видных военных. Потому этим вечером я отправился на эту вечеринку, которая проходила в его доме на красивой улице к северу от Гайд-парка. Я встретил там многих людей, имена которых были мне знакомы — людей, встретить которых раньше я не мог бы и мечтать. Довольно странно, но я забыл о них, хотя многие из них были всемирно известны, потому что бригадир, несмотря на свое сравнительно низкое звание в среде этих высокопоставленных военных, был выходцем из очень старого и видного военного рода и находился на самом верху социальной пирамиды.
Я подружился одним с капитаном из Королевского авиационного корпуса, от которого узнал, что у нас есть общий знакомый — молодой летчик Полмер. Капитан тоже, похоже, был членом семьи и знал тут всех. Когда гости входили в зал, он называл мне их фамилии и вкратце рассказывал о них, что мне было очень полезно, когда меня представляли официально. Среди гостей был один человек, которого я не забыл до сегодняшнего дня. С военной точки зрения он не особо выделялся из толпы. У него были погоны капитана, но внешне он был больше похож на типичного профессора, каким его изображают карикатуристы, чем на офицера. Высокий и очень худой, он выделялся только одной чертой внешности — огромным широким лбом, возвышавшимся над сравнительно маленьким лицом. Похоже, что природа вложила все свои усилия в его мозг и пренебрегла всем остальным. Рядом с ним была одна из самых красивых девушек, каких я когда-либо видел, одетая в чудесное платье, с невероятным шармом. Все мужчины не могли отвести от нее взгляд. Я повернулся к своему приятелю и спросил, что это за пара.
— Ах, тебе стоило бы познакомиться с ним, — сказал он. — Знакомство с ним окажется для тебя очень интересным. Он — человек будущего.
— А как его зовут? — спросил я.
— Гарт.
Это имя мне ничего не говорило. Как ни напрягал я свою память, но очевидно я никогда прежде его не слышал. Но как только этот Гарт покончил со своими официальными приветствиями, мой друг проскользнул к нему, отвел его в сторону и подвел в уголок, где мы сидели. Он представил меня ему, упомянув, что я был человеком, совершившим диверсию на железной дороге в Лансе — о чем, похоже, знали уже все. Гарт проявил большую заинтересованность, причем меня поразило, что он не стал рассыпаться в сентиментальных рапсодиях, как большинство других людей, беседовавших со мной, а сразу взял быка за рога, мгновенно поняв суть моего плана — важность задержки прибытия резервов на поле боя, не только в первый час, но в первые сутки сражения. Несколько казуистически он прокомментировал и другую сторону вопроса: насколько важно для атакующей стороны иметь под рукой достаточные резервы близко к фронту, чтобы использовать их для развития успеха именно в тот момент, когда у противника резервы отсутствуют.
