Кёскэ Фукунага - Записки о будущей японо-американской войне
Потом наступил черед ответного удара американцев — в небе заревели моторы самолетов Нью-Ланглэя и Ренджера. Вражеские самолеты набросились на наши крейсера и тем пришлось спешно уклоняться от десятков бомб. Начали стрелять зенитные орудия и пулеметы. Несколько американских самолетов загорелись, но остальные продолжали раз за разом атаковать свои цели. Тем временем другие американские самолеты, пользуясь полной своей безнаказанностью, принялись сверху корректировать огонь своих крейсеров. Ответить на это японским артиллеристам было нечем — американцы пропали за дымовой завесой, как за ширмой. Стрельба врага становилась все более точной, все чаще американские снаряды поражали яростно отбивающиеся японские корабли. Сверкающий вспышками разрывов перевернулся и затонул Мая. С разбитыми артиллерийскими башнями и разрушенными надстройками навсегда погрузился Наци.
Начинало темнеть. Беспокоясь, что ночью его самолеты не смогут сесть на свои авианосцы, командующий американским передовым отрядом приказал прекратить воздушные атаки. Поскольку без помощи самолетов вести меткую стрельбу сквозь плотную дымовую завесу американские корабли не могли, им было приказано выйти из боя.
— Нам на помощь идут Саратога, Лэксингтон. Ночью они будут здесь. Тахома остается с главными силами. На рассвете все вместе мы добьем японские крейсера.
— …Их самолеты улетают! — прокричал командир флагманского корабля адмирала Такаги. От непрерывного грохота орудий во время боя все на борту крейсера настолько оглохли, что общались теперь друг с другом только криком. Адмирал кивнул в знак понимания. Теперь, когда американцы убрали свои самолеты, у уцелевших японских крейсеров появлялся шанс уйти. Но спасаться бегством японский адмирал не собирался — он понимал какая большая ответственность возложена на него императором и страной. И поэтому командир крейсера прочел по губам адмирала совсем другой приказ: «Полный вперед. Атакуем!»
Самолет американского лейтенанта Джонсона заходил на посадку одним из последних. Лейтенант очень устал — он сделал сегодня три вылета. Тем не менее, Джонсон был доволен. Одна из сброшенных им бомб уничтожила артиллерийскую башню на японском корабле. Правда, в ответ самолет лейтенанта получил пару осколков разорвавшегося рядом зенитного снаряда. Поскольку самолет сохранил управление, лейтенант не обратил на это особого внимания.
Джонсон нацелил свой летательный аппарат на корму авианосца Ланглэй. Поднявшийся к закату ветер увел нос самолета в сторону, но опытный пилот резким движением руки вернул машину на прежний курс. Сильного рывка хватило, чтобы поврежденные осколком рулевые тяги не выдержали и лопнули. К ужасу Джонсона самолет неожиданно клюнул носом вниз и, перевернувшись колесами вверх, потерял управление. Он упал на палубу авианосца и, высекая снопы искр, покатился вперед. Находившиеся наверху матросы, офицеры, пилоты и механики корабля-аэродрома даже не успели понять, что произошло, когда самолет лейтенанта перепрыгнул через посадочные тросы и врезался в ранее приземлившиеся самолеты. Мгновенно пожар охватил их и половину палубы. Когда же огонь добрался до шлангов, через которые из корабельных цистерн в самолеты заливали топливо, грянул страшный взрыв. Следом прогрохотал второй — это взорвались сложенные под палубой авиабомбы.
Авианосец застыл, весь об’ятый пламенем.
3
Меньше всего американский адмирал ожидал, что получившая хорошую трепку японская эскадра осмелится его атаковать. Поэтому, когда позади уходящих американских кораблей из дымовой завесы неожиданно вынырнули шесть японских крейсеров, бой между противниками вышел короткий, беспорядочный, но от этого не менее упорный. В наступающих сумерках снова замелькали вспышки выстрелов, а над потревоженными волнами стали рваться снаряды. Корабли Такаги оказались на фоне светлой стороны горизонта, американцы стреляли из тени. Вдобавок, многочисленные непотушенные пожары делали Циокай и Атаго похожими на видные издалека праздничные фонари…
Все это японский адмирал прекрасно понимал. Так зачем же он атаковал?
Контр-адмирал Такаги искал вражеские авианосцы.
На 30-узловом ходу наши крейсера ворвались в боевые порядки американского соединения.
Первый же снаряд с Исигара попал в радиостанцию крейсера Индианаполис и американский адмирал лишился возможности управлять своим отрядом. В наползающей с востока тьме и возникшей суматохе американские корабли открыли огонь не только по японцам, но и друг по другу.
Пораженный собственными собратьями, затонул несчастный Чикаго, которого из-за пожара посчитали японским крейсером. Потом американские снаряды взорвали Циокай и Такао. Столкнувшись с эсминцем противника, переломился пополам Атаго. Остальные американские миноносцы выпустили торпеды в Исигара, но, спасая флагманский корабль, Хагуро подставил под них свой борт. Зато Мийоко в упор расстрелял своими восьмидюймовыми снарядами случайно обнаруженный Ренджер, а упрямый Исигара добил ослепительно полыхающий Ланглэй. Только после этого Исигара и Мийоко вышли из боя и наконец-то наступившая ночь прервала кровопролитие. Контр-адмирал Такаги скончался от полученных ран в разрушенной рубке своего корабля. Он умер с мыслью, что выполнил свой долг.
Когда к месту сражения крейсеров подоспели линейные корабли адмирала Нагано, солнце уже зашло. На воде плясали огоньки горящего топлива, плавали обломки утонувших кораблей, жалобно кричали спасающиеся вплавь люди… Несколько эсминцев поспешили им на помощь, но большая часть кораблей продолжила движение на восток.
От одной из выдвинутых далеко вперед подводных лодок стало известно о приближении главных сил противника. В опустившейся на Южное море густой темноте, японский флот начал перестраиваться в боевой порядок.
В это же время в тот же район с востока вошли два больших американских авианосных корабля. Из-за уничтоженной на Индианаполисе радиостанции командующий американским передовым отрядом не смог вовремя известить Саратогу и Лэксингтон о новом положении своего отряда, а самое главное — о близости противника. В результате, в ночи два гиганта под охраной нескольких эсминцев прошли мимо своих крейсеров и, сами того не ведая, оказались между ними и главными силами японского флота…
Отряд из четырех эсминцев, во главе с эсминцем Куруми, посланный на помощь разведывательной эскадре, прибыл к месту боя. Это было уже после того, как прекратились выстрелы. Поэтому, в каком направлении отошли крейсера американцев и своих, в каком направлении будет проведен решающий бой завтра утром, — ничего не было известно. Отряду эсминцев в предвидении завтрашнего решающего боя поручалось во что бы то ни стало точно установить в ночной темноте место оставшихся американских авианосцев. Японские подводные лодки, расставленные во многих местах океана, получили задачу ослабить главные силы противника; таким образом на них была возложена часть задачи отряда эсминцев. Эту задачу совершенно необходимо было выполнить до начала решающего боя между главными силами сторон.
Наводчик кормового торпедного аппарата эсминца Куруми — Кавано Цуиоси готовился к завтрашнему бою. Бой и только бой стоял у него перед глазами. Он не имел времени для еды, однако нельзя сказать, что ему не хотелось есть. Весь промокший и голодный он даже и не думал о том, чтобы сменить одежду или пойти пообедать.
Перед всеми стоял вопрос о том, какой горячий бой должен произойти завтра. В результате произошедшего между передовыми отрядами поединка оба авианосца противника и два крейсера были разбиты. За это мы заплатили большой ценой — из восьми кораблей, составлявших разведывательную эскадру, осталось только два корабля. Однако это было еще только вступлением к настоящей морской битве.
Кавано, поднявшийся из-под палубы на правый борт эсминца, видел, как после нескольких выстрелов что-то взлетело вверх, как фейерверк. Спустя некоторое время появились два луча прожектора, которые, переплетаясь между собой, двигались то направо, то налево, как бы ища что-то. Внезапно они остановились на одной точке, и в ночной темноте резко бросились в глаза золотистого цвета искры. Немного спустя послышался звук, похожий на гул орудий, и высоко над водой поднялся огненный столб, осветивший все небо. Это в темноте чьи-то снаряды подорвали неизвестный корабль. Секунду спустя столб угас и наступила прежняя темнота и спокойствие.
— Ай больно, больно! — закричал вдруг, сжавшись на корточках, матрос, находившийся поблизости от Кавано, нарушая своим криком ночную тишину. — Кто это ходит и наступает на руки?
— Что, что такое? — раздался голос, привыкший к окрикам.
