Яков Михайлик - Соколиная семья
Машину я посадил удачно. У ребят тоже все в порядке. Мы довольны результатами первого ночного вылета.
Надо сказать, что как раз в эти дни – 28 и 29 октября – была осуществлена большая воздушная операция по аэродромной сети противника в районе Сталинграда. Основная роль в ней принадлежала 8-й воздушной армии и авиации дальнего действия. Узнали мы об этом от командира дивизии. В своей беседе с нами полковник А. В. Утин сообщил, что за двое суток для удара по тринадцати гитлеровским аэродромам было совершено более пятисот самолето-вылетов, уничтожено двадцать гитлеровских самолетов, несколько специальных автомашин, складов горючего, технических зданий.
— Все это вынудило немецко-фашистское командование срочно перебазировать свою авиацию на более отдаленные от Сталинграда аэродромы, что, конечно, в известной мере снизит ее активность. И следовательно, — сделал вывод Александр Васильевич, — наша задача заключается в том, чтобы, используя создавшееся положение, завоевать господство в воздухе, стать подлинными хозяевами сталинградского неба.
Мне и Илье Чумбареву приказали перелететь на аэродром в районе совхоза Сталинградский, чтобы оттуда сопровождать самолет Ли-2 в тыл.
— Конкретную задачу, — сказал майор Мельников, — получите перед вылетом от пассажиров.
— Как от пассажиров? — удивились мы.
— Очень, просто, — серьезно ответил командир полка. — Увидите пассажиров, сами догадаетесь…
На указанном аэродроме (он находился в двух-трех километрах от Семеновки) Ли-2 еще не было, поэтому я приземлился, а Илья Чумбарев остался в воздухе для прикрытия.
Подрулив к финишеру и убрав газ до малых оборотов, я расстегнул привязные ремни и, не снимая парашюта, вылез из кабины. Надо было узнать, скоро ли прилетит пассажирский. Не успел я навести необходимой справки, переброситься с красноармейцем двумя словами, как он тревожно крикнул:
— Смотрите, як сам выруливает!
Действительно, мой самолет двигался к стоянке машин. Я бросился к яку. Подпрыгивая на неровностях, он увеличивал скорость. Догнав его, я в первую очередь ухватился за крыло. Хвостовое колесо – дутик – повернулось, и самолет, немного помедлив, как бы раздумав идти на стоянку, начал делать большие круги.
Теперь надо было залезть в кабину, чтобы убавить обороты или вовсе выключить зажигание.
Только взобрался на левую часть центроплана, как струей воздуха меня отбросило назад. Еще одна попытка – результат тот же. Злюсь, ругаюсь: с минуты на минуту должен приземлиться Ли 2, а я тут вожусь со своим строптивым яком посреди взлетно-посадочной полосы,
Барахтаюсь: то пытаюсь прыгнуть на плоскость, то кубарем лечу на землю и, спасаясь от слепой силы машины, лихорадочно поднимаюсь. Из-за всей этой акробатики расстегнулся чехол парашюта, выпало полотнище, от струи винта вздулся купол, и меня потащило в сторону. Ну и дела!..
Я, кажется, рассвирепел: вспомнил бога, а заодно и конструктора, хоть он ни в чем не виноват. Наконец сообразил: надо освободиться от лямок парашюта и раздеться. Уж не знаю, что там думал Илюшка Чумбарев, а финишер хохотал до упаду. Может, он и помог бы мне, да боялся подступить к самолету.
Оставшись без парашюта, тигром прыгнул к кабине яка – будь что будет. Кажется, удалось. Цепляюсь за борт кабины, напрягаю последние усилия, чтобы подтянуться и влезть. И вот в руке выключатель зажигания. Самолет, сердито фыркнув, останавливается, но мне кажется, что он все еще кружится.
— Растяпа! — проговорил я обессиленно. Кому? Конечно же не яку…
Сопровождать пришлось высокое начальство с группой генералов и старших командиров. Полет прошел нормально.
А поздно вечером я рассказал своим товарищам, как бегал за своим самолетом, уговаривая его остановиться. Ребята смеялись до слез, а инженер И. Б. Кобер не преминул напомнить:
— Смех смехом, а покидать кабину, не выключив мотора, нельзя.
Ноябрь принес в приволжские степи зазимье. Давно откричали перелетные птицы. По ночам стало холодать, и мы уже не располагались на отдых в стогах соломы. Все чаще ночевали в Семеновке или в землянках на аэродроме. Утреннее солнце, пробившись из-за облачной хмари, долго не могло растопить седоватый иней на пожухлой траве и редких деревцах. Волга то покроется нетолстым слоем льда чуть ли не до самого стрежня, то шуршит ледоломом, затрудняя движение грузовых и санитарных судов вдоль и поперек.
Довольно унылая, скучная пора. И вдруг в эти серые будни, словно проблески солнца, ворвались два события, взбудоражившие фронтовиков. На торжественном заседании Моссовета, посвященном 25-й годовщине Октября, с Докладом выступил Председатель Государственного Комитета Обороны И. В. Сталин. И в тот же день в "Правде" было опубликовано письмо воинов Сталинградского фронта на имя Верховного Главнокомандующего.
— Мы пишем Вам в разгар великого сражения, — читал собравшимся однополчанам капитан Е. А. Норец, — под гром несмолкаемой канонады, вой самолетов, в зареве пожарищ, на крутом берегу великой русской реки Волги; пишем, чтобы сказать, что дух наш бодр, как никогда, воля тверда, руки наши не устали разить врага. Решение наше – стоять насмерть…
Слушая текст письма, каждый из нас мысленно повторял его вслед за политработником, как слова присяги.
Закончив чтение, замполит сказал, что, вероятно, в самое ближайшее время надо ожидать больших перемен на фронте и что нам, летчикам, тоже предстоит сделать многое для разгрома врага.
Евдокима Андреевича Нореца однополчане уважали, верили его партийному слову, на откровенность отвечали откровенностью.
— Не опозорим чести защитников Сталинграда!
— Сдержим свое слово!
— Скорее Волга потечет вспять, чем фашисты сломят нас! — слышались взволнованные возгласы авиаторов.
Утром нашему полку приказали перелететь на аэродром Давыдовка (богучарское направление). К вечеру мы уже были на новом месте, а на второй день я и Александр Денисов получили задание произвести воздушную разведку.
Под нами какой-то населенный пункт. На окраине – церковь с зеленым куполом, рядом – нечто вроде длинного сарая или навеса. Ничего примечательного, заслуживающего внимания. Делаем второй, третий заход… В прицерковной рощице вижу очаги огня. Мелькает догадка: наверное, походные кухни. А если так, значит, поблизости должны находиться и те, для кого готовится обед.
Четвертый заход. Ни одной живой души. Сразу же за сараем начинается голая степь. Где же противник? Не может быть, чтобы огни горели, а людей не было. А что, если попробовать заглянуть под навес? Возможно, там прячется неприятель? Снижаюсь до бреющего полета и прохожу вдоль навеса на высоте двух метров от земли. Вижу шевелящиеся хвосты, испуганные морды… Лошади! Много лошадей. Вероятно, кавалерийское подразделение. Так оно и есть. Вижу одного, второго, третьего офицера, перебегающих из церкви под навес.
Делаем еще заход. Я даю очередь из всех огневых точек по куполу церкви. Саша Денисов тоже стреляет. Ага, расшевелили муравейник! Фашисты высыпают из церкви, будто их ошпарили кипятком. У главной двери образуется свалка. Огонь по ней, огонь по серо-зеленой толпе! Многие конники бросаются к лошадям, садятся на них и сломя голову мчатся в степь. Переносим огонь на них. Не то соломенная, не то камышовая крыша навеса вспыхивает. Пламя охватывает весь навес. Даем по последней очереди и летим дальше, по намеченному маршруту.
При подходе к другому населенному пункту с высоты сто пятьдесят-двести метров обнаруживаем в небольшом лесном массиве фашистские танки. По нам открывают сильный огонь. Да, это не конница. Тут не до смеха. Вырвавшись из зоны обстрела, ложимся на обратный курс.
Задание выполнено. Настроение отличное. Но что за оказия? В просвете между облаками показывается четверка странных самолетов. Точь-в-точь наши И-15. Откуда они могли появиться на фронте, если были сняты с вооружения еще в начале войны? Надо посмотреть поближе, что это за птицы.
Самолеты немецкие. Придется вступать в бой, хотя права на это мы не имеем: в полку от нас ждут разведданные. Имеем права или не имеем? — задаю себе вопрос. — А разве испытание боевых качеств неизвестного вражеского самолета не разведка? Конечно, надо их пощупать. Пусть не думают, что они здесь хозяева. Какого дьявола разгуливают в воздухе как у себя дома!
Произвожу маневр с набором высоты. Саша Денисов летит следом. Пользуясь преимуществом в скорости, начинаю заходить в хвост вражеской четверки, продолжающей безмятежно лететь под облаками. Ну и денек выдался! Сплошной юмор. Там – лошади, а тут – музейные экспонаты. Вхожу в облачность, чтобы не обнаружить себя раньше времени. Саша блестяще соблюдает дистанцию, обеспечивая мне атаку.
Вываливаюсь из облака и вижу: самолеты вовсе не похожи ни на И-15, ни на чайку. Однако это тоже полуторапланы. Закамуфлированы в песочный цвет с желтыми пятнами. Дистанция около ста пятидесяти метров. Расстояние мгновенно уменьшается, и я почти в упор вгоняю очередь в ведущего. Тот вспыхивает факелом и камнем падает на окраину Богучар. Остальные кидаются врассыпную. Я даже не успеваю наметить новую жертву. Преследовать некогда. Необходимо срочно возвращаться.
