Милош Крно - Лавина
— Тогда на танцевальном празднике вас было всего несколько человек, — перебила его Милка, — а теперь вон сколько! Я буду ребят уговаривать, чтобы еще к тебе шли… — Оборвав фразу на этих словах, она потянулась рукой к бархатной бабочке лимонного цвета и грустным голосом прошептала: — Улетела… А знаешь, Янко? — Ее глаза и голос оживились. — Когда мы были еще детьми, ты хотел поймать бабочку, такую желтенькую. Но ты этого наверняка уже не помнишь.
— Почему же? — пристально посмотрел на нее Янко. — Очень хорошо помню. — Он сам смутился, когда почувствовал, что в его голосе зазвучали теплые нотки, и добавил насмешливо: — А в воду я прыгал, как лягушка. Отчаянным был.
Милка стала грустной.
— А помнишь, как ты у меня из руки вырвал букет? — показала она на гвоздику. Девушка подперла подбородок ладонью, посмотрела вдаль и добавила: — Ты его отнес Мариенке.
Стоило ей вспомнить о любви Янко, как печаль сжала ее сердце. Янко помрачнел. Он вытянул длинные ноги и сердито махнул рукой:
— Э-э, чего там!..
— Да, потом вы с ней почему-то расстались, — сказала она задумчиво. — Но на танцевальном празднике, — добавила она громче и более живо, так, как говорила прежде, — ты с нею разговаривал.
— Разговаривал! — расхохотался Янко, украдкой бросив на нее испытующий взгляд. — Сокола ее хотели расстрелять Милка посмотрела на него непонимающе.
— Но ведь она его оставила, — возразила девушка. Она ожидала, что Янко начнет говорить о Мариенке, но, когда наступила неловкая пауза, сказала: — Говорят, что первая любовь не ржавеет.
Глаза ее лукаво заблестели. Она видела, как Янко сжал губы и сердито сорвал длинную травинку. Обернув ее вокруг руки, он сказал с горькой усмешкой:
— Первая любовь… Может и так, только не она была моей первой любовью.
Если бы Милка посмотрела на него, то все поняла бы по выражению его лица. Он думает о ней, ее называет своей первой любовью, Милку.
Она покраснела, закрыла глаза, не смея взглянуть на него. Она казалась себе маленькой, совсем маленькой.
Вот Янко в коротких, залатанных штанишках, с волосами, растрепанными, как воробьиное гнездо, ведет ее, крепко держа за руку. Вот они оперлись согнутыми руками о забор и через щель во все глаза смотрят на то, что делается во дворе у Захара. Под навесом стоят рабочие. У них нахмуренные, строгие лица, упрямые взгляды. Отец Янко вышел из толпы, отбросил в сторону фартук и решительным тоном что-то возражает Захару. Потом она чувствует дыхание Янко на своем лице, он шепчет ей на ухо: «Я тоже буду кожевником, когда вырасту». Д она, в ужасе от крика, который стоит во дворе Захара, говорит затаив дыхание: «А я буду тебе готовить».
Янко вернул ее к действительности:
— Ну, пойдем, Милка. Воспоминания оставим на другое время. Я должен идти к Имро, а потом еще к Беньо.
Милка медленно встала, поправила платье и как бы через силу сказала:
— Ничего этот дядя Беньо не боится… Да и вы здесь не робеете.
— Пусть боятся жандармы и гардисты, — засмеялся Янко, а потом озадачил ее вопросом: — Как тебе понравилось собрание?
Она пожала плечами.
— Хорошо ты сказал. Смешно, что некоторые верят этому Тисо. А знаешь что, Янко? Не надо тебе было так нападать на Юрко Врбенского. Он не пошел копать эти землянки, потому что немного трусоват.
— Но ведь как раз трусость, — вспыхнул Янко, — сегодня самый большой грех! Почему я не боюсь? И разве он не должен был уже давно уйти в горы?
Они перешли через ручеек и медленно шагали по запыленной дороге.
— Лучше бы я к нему обратилась по-доброму, — ответила Милка, — ведь он хороший парень. — Потом засмеялась и сказала: — А знаешь, что мне понравилось больше всего? То, что пришел Людо Юраш. Ему едва исполнилось четырнадцать, а он уже тянется к ружью. Смелая пошла детвора!
У деревянного креста на распутье они расстались. Янко вернулся в горы, а Милка пошла по меже к селу.
Приятная прохлада охватила девушку. Милка остановилась на берегу пруда в густом вербняке. На другом берегу кто-то вскрикнул, и над водой мелькнула большая форель с серебряным брюшком. Два рыболова бросились к удочке. В одном из них Милка узнала Эрвина Захара. Другой был широколиц, коренаст, в соломенной шляпе. Приблизившись к ним, она услышала торжествующий голос Эрвина:
— В ней добрых полкило, Рента, я тебе говорю.
Он ударил форель о камень, полюбовался ею и положил в ведерко.
— Не лучше ли ловить рыбу, — засмеялся он, — чем торчать в твоей Братиславе?
Молодой человек, которого он назвал Рентой, пожал плечами.
— Что за удовольствие, — возразил он, — когда тебя того и гляди партизаны укокошат.
— Брось, зачем ты им нужен? На мелочи они не размениваются. Если бы вас, гаемистов [12], здесь был целый полк, это могло бы их заинтересовать.
— Ты смеешься над серьезными вещами, Эрвин. Я даю тебе хороший совет: поезжай со мной в Братиславу.
Эрвин хлопнул его по спине:
— Копать окопы? Нет, из Погорелой я не сделаю ни шагу. Ведь это красота — бунтующий народ. А там такого не увидишь.
— Так или иначе, — возразил Рента, — а бороться надо. Хотя бы с пером в руке, друг. Бороться с таким бандитизмом.
Рыболовы прошли мимо. Милка покачала головой. Что это за человек и чего он хочет от Эрвина? Чудак. Да и Эрвин чудак. Она поспешила в Погорелую. Перед ее глазами все время стоял Янко. Почему он не хотел говорить о Мариенке? Может быть, он все еще думает о ней? Эта мысль мучила ее все сильней. Конечно, Янко все еще любит Мариенку, поэтому он был таким замкнутым, только поэтому. Печаль сжала сердце девушки. Ей захотелось оказаться сейчас дома и плакать, долго плакать…
На улице она увидела много незнакомых лиц. Перед домом Захара стоял легковой автомобиль. Высокий улыбчивый мужчина средних лет с очень длинными волосами нетерпеливо кричал:
— Поехали, пан депутат, а то стемнеет!
Милка прошла мимо сада перед домом Захара. В саду было много лилий и роз, стояли две темные ели. Через решетку зеленого забора она увидела Ондрея Захара и депутата Жабку. Они пожимали друг другу руки. Лицо Жабки сияло.
— Ну, мне пора, видишь, как Луч торопит. Ладно, помогай хотя бы финансами…
Ондрей Захар закашлялся, и до Милки донеслись его слова:
— Иди, иди, поторапливайся, министерские кресла так просто не раздаются.
За Милкиной спиной раздался шепот:
— Быстрее, пан депутат. Мы не успеем добраться до Бистрицы засветло.
13
— Не пойду, пусть идет Имро, он командир, а не я, — пожал плечами Феро Юраш, пряча глаза от Янко.
Учить новичков — для этого он хорош, а вот командиром группы сделать его не могли. Имро ничего не понимает, десятником он стал позже, чем Феро. Да разве только это! Феро перешел к партизанам с десятью солдатами и застрелил сотника. Три месяца он обрабатывал солдат, настраивал их против немцев, а что в это время делал Имро? В лучшем случае копал землянки. Разве это работа? Или разглагольствовал с гражданскими о политике. Феро вступил в партию почти в то же время, что и Имро, но разве он виноват, что Имро сажали в тюрьму, а о нем забыли?
Обиженным взглядом, как упрямый ребенок, оглядел он закоптелую комнату, посреди которой стоял большой стол с разложенной на нем военной картой, а вспомнив, что Янко моложе его на добрых пятнадцать лет, скривил губы и протянул:
— А ты мною не командуй!
Он хотел было добавить, что Янко еще вытирал сопли, когда он уже ходил с красным флагом, но вовремя вспомнил, что с флагом он никогда не ходил, а в первомайских шествиях шел просто так, с пустыми руками.
На лестнице послышался голос партизанского командира Светлова. Янко провел ладонью по волосам. Если он слушается командира, то почему бы Феро не слушаться его? Он даже не знал, что толком сказать, только крикнул:
— Как ты смеешь так разговаривать в штабе? Ты коммунист?
— Да, и с большим стажем, чем ты, — перебил его Феро, снова кровь закипела в его жилах. — Я и стрелял из-за тебя, — добавил он с упреком.
Янко посмотрел на него и понял все. Когда месяц тому назад вверх по долине шли словацкие солдаты, Янко, в одежде дровосека, пришел к ним. Первым, кого он увидел, был Феро. Янко подмигнул ему, а Феро шепнул в ответ, что по крайней мере десять человек хотели бы перейти к партизанам. Остальные боятся, но вреда они не причинят. Янко не знал, что солдат ведет сотник Страка, тот самый офицер из поезда, который хотел его выдать. И вот сотник оказался перед ним с револьвером в руке и закричал: «Посмотрите, как верные своему народу словаки поступают с предателями!» В этот момент из-за елки выскочил Феро Юраш и с расстояния в три шага выстрелил в сотника, который сразу же упал навзничь.
«Может быть, Феро спас меня, — подумал Янко, — но теперь он хочет этим воспользоваться. Нет, это противно, я бы так никогда не поступил».
