Леонид Рязанов - Командир гвардейского корпуса «илов»
Капитан Девятьяров тотчас доложил об этом генералу. Рязанов приказал:
— Задержи их до подхода новой группы.
Обойдя зенитный огонь, штурмовики обрушили на притаившиеся танки бомбо-реактивный удар, прошлись по немецким зенитчикам пулеметно-пушечным огнем... 20 минут висели «илы» над колонной. Они покинули район боя, лишь когда в наушниках послышался голос ведущего следующей группы «илов»:
— Батя! Отходи! Дай и нам поработать!
...Самолет летел уже около часа. Командир корпуса, отвлекаясь от размышлений, некоторое время следил за движениями летчика. Но потом незаметно опять возвращался к тому, о чем думал всю дорогу. Окидывая мысленно боевой путь своего корпуса, он не мог не вспомнить недавние тяжелые бои в Карпатах.
Действовать приходилось мелкими группами, а то и в одиночку. Три дня бились наземные части, пытаясь овладеть деревней Гамры в районе горы Цергова, но безрезультатно. Несколько танков, рванувшихся было вперед, гитлеровцы подбили прямой наводкой из пушек, установленных на склонах горы. Василий Георгиевич доверил тогда штурмовать артиллерийские позиции врага астраханцу Юрию Балабину. Он напутствовал штурмовика:
— Разберись там как следует. Не сразу, а постепенно!
Капитан Балабин решил искать цели не группой, а поодиночке. Сначала группа «ильюшиных» прошла вдоль линии фронта над территорией противника. Затем «илы» на небольшой высоте устремились к ущелью, оставляя зенитки врага выше себя.
Свернув к седловине, штурмовики опустились в другое ущелье. Этот круговой маршрут повторили еще раз, ибо при первом заходе цель обнаружить не удалось. В деревне Гамры приметили лишь три бронетранспортера.
Во время второго захода обстановка прояснилась. В ущелье, в самом узком месте реки Веслок, был каменный мост. Балабин заметил, что к нему ведет лесная дорога. Правый берег реки скалистый, на север же от него тянется километров на восемь густой лиственный лес. В 150 метрах от моста, у подножия довольно высокой горы, ведущий различил два танка, вкопанные по башню в землю и обращенные орудиями к мосту. Южнее, ближе к Гамрам, спряталась тщательно замаскированная артиллерийская батарея.
Оценив обстановку, Балабин пришел к выводу, что одна группа «илов» должна подавить батарею, другая — врытые в землю танки.
Этот план был осуществлен блестяще. Первая шестерка подожгла оба танка, вторая — прямым попаданием «эрэсов» разбила орудия. Немцы в панике стали покидать свои позиции. Воспользовавшись их замешательством, пять «тридцатьчетверок», стреляя на ходу, проскочили мост, а вслед за ними двинулись еще десять бронированных машин.
Василий Георгиевич приказал Балабину сделать над позициями гитлеровцев еще два захода. Хотя боекомплект у летчиков был израсходован, в бой вступили воздушные стрелки, которые вели огонь по укрытиям фашистов из хвостовых пулеметов. Когда группа повернула домой, Юрий Балабин удовлетворенно вздохнул: наши танки приближались к Гамрам. Смелые и находчивые действия штурмовиков позволили тогда танкистам продвинуться сразу на 8-12 километров.
...Василий Георгиевич глянул вниз, где проплывали знакомые ориентиры. Самолет совершил посадку недалеко от штаба корпуса. Не раздеваясь, генерал прошел в кабинет, где стоял телефонный аппарат.
— Товарищ маршал! Я еще раз все обдумал по дороге, — сказал Рязанов. — Хочу пройти с корпусом весь путь до конца. Иначе поступить не могу!
— Ну и прекрасно! — в трубке послышался довольный голос Конева. — Твое решение, Василий Георгиевич, одобряю. Сейчас же об этом сообщу Новикову.
Войска 1-го Украинского фронта вели бои на территории Германии. Как-то Рязанов пригласил к себе начальника оперативно-разведывательного отдела полковника Иоффе.
— Весенняя распутица, — сказал он, — здорово мешает нам взаимодействовать с танковыми армиями Рыбалко и Лелюшенко. Необходимы каждодневные разведывательные полеты для точного определения дислокации противника, быстрого поиска исправных аэродромов. Покажите-ка мне донесения лучших разведчиков.
Замелькали знакомые фамилии: Бегельдинов, Мельников, Драченко, Яковлев, Степанов, Филатов, Балабин, Шутт...
Еще в районе Корсунь-Шевченковского гитлеровцы пустили путеразрушитель, который с помощью хитроумного приспособления, напоминающего плуг, ломал шпалы пополам, а рельсы выгибал дугой, обламывая их на концах. За час он уничтожил 12 километров железнодорожного полотна.
Найти и разбомбить его было поручено Талгату Бегельдинову. Каждый день поднимался он в воздух с одним желанием — обнаружить путеразрушитель. Но приходилось видеть лишь следы его работы. Кажется, вчера пролетал над знакомой железнодорожной веткой, а сегодня она уже изуродована. Поискал противника — нигде не видно. И так повторялось не один раз.
Наши войска интенсивно вели подготовку к уничтожению окруженной вражеской группировки. Склады боеприпасов расположены далековато, а на подходе к Корсунь-Шевченковскому — километры изломанного пути. И Рязанов настойчиво повторял свой приказ о необходимости найти и уничтожить путеразрушитель.
В который раз Бегельдинов поднялся в воздух. Собрал разведданные о позициях немцев, сфотографировал расположение артиллерийских батарей... И вдруг заметил на снежном покрове тень паровоза.
— Ах ты, шайтан! — выругался Талгат.
Снова взглянул: в лучах заходящего солнца двигалась уродливая тень паровоза. Резко снизился, выровнял «ил» над землей и сразу понял, почему его поиски до сих пор были безрезультатны. Сверху на путеразрушителе немцы смонтировали площадку, на которую уложили снег, комья земли, кусты. Пилот даже вскрикнул от радости, поняв, в чем дело. Развернул «ил» и спикировал, но паровоз, управляемый опытным машинистом, вдруг дал задний ход. Снаряды прошли мимо. Талгата это не на шутку разозлило. Со второго захода он угодил «эрэсом» прямо в котел. Паровоз окутался облаком пара и остановился. Потом штурмовик спикировал еще раз, и остальные «эрэсы» довершили дело: на рельcах осталась бесформенная груда металла.
Припомнился Рязанову и другой случай, когда на разведку летали парой Юрий Балабин и его ведомый. Им было приказано отыскать в селе штаб немцев. Прошли над домами на бреющем. Вдруг ведомый взволнованно сообщил Балабину:
— Смотри-ка, Андреевка — мое родное село.
Штаб гитлеровцев обнаружили по скоплению легковых автомашин.
— Так это ж моя хата! — воскликнул ведомый. Передали координаты Рязанову. Последовал приказ:
— Уничтожить!
Развернулись, сделали «горку» и устремились вниз.
— Юра! — крикнул ведомый. — Может, один ударишь, а? Рука у меня не поднимается.
— Ладно, Алеша, попробую...
Этот радиоразговор Василий Георгиевич слышал от слова до слова, но вмешиваться не стал.
Балабин сбросил бомбы на цель и тотчас услышал возмущенный голос товарища:
— Что ты наделал? Промазал ведь, Юра! Атакую сам...
И дом был накрыт точным бомбовым ударом. После возвращения на свой аэродром Алексей стал каким-то рассеянным.
— Пока не освободим село, в полеты его не посылать, — приказал Рязанов.
А когда Андреевку заняли наши войска, Балабин усадил упирающегося друга в трофейный «оппель». Подъехали к пепелищу. Алексей что-то хотел сказать Балабину, но язык у него не ворочался... Он увидел, как в обгоревших обломках дома копается мать. Плача, она прижалась к груди сына, стала рассказывать:
— Фашисты выгнали нас из избы: важная птица из Германии приехала. А тут и налетели наши, стали бомбы кидать. Страсть, что творилось! Потом я выглянула из соседней хаты: вместо нашего дома одни ямы да дымок в них курится...
— Знаешь, — улыбнулся Василий Георгиевич начальнику оперативно-разведывательного отдела, — если сюда присовокупить историю с Александром Максимовым, «шуточки» Николая Шутта, таран Луганского, бомбу Кобзева, которую тот приволок на крыле, то, пожалуй, получится собрание приключенческих историй.
— Про историю Максимова я что-то не слышал, — пожал плечами Иоффе.
— И немудрено, ведь случилось это в сорок втором. Летел он на «яке», в воздушном бою отказал пулемет. Максимов пошел на таран, фашиста сбил, но сам сорвался в плоский штопор. Как падающий лист приземлился. «Як» — вдребезги, а Максимову хоть бы что, отделался царапинами.
— Это что же, везение?
— Да, шансов уцелеть — один из ста. — Генерал взял из коробки папиросу. — А о Шутте вы, наверное слышали.
— Знаю, что он шутник, позер, любитель выпить...
— Но-но! — перебил Рязанов. — Пьет он лишь свои наркомовские. А вот что шутник, так тут Николай свою фамилию оправдывает, это точно. Перед каждым вылетом тарелку ломает. Не сломает — не полетит.
— Это вроде как суеверие...
