Николай Струтинский - Победившие смерть
Паша вдруг быстро схватила правую руку Дмитрия, на которой не было четырех пальцев, и вопросительно посмотрела на него:
— Что это?
— Ничего страшного,— левой рукой махнул Ящук, будто говорил о чем-то обычном. — Но надо же! — Дмитрий никак не мог успокоиться. — Еще бы недельку, в я... — он глянул по сторонам, не слышит ли кто, — махнул бы в лес, к партизанам. Ведь пробрался в Луцк, чтобы только увидеть тебя.
— Так ты разве далеко был?
— За Барановичи с фронтом ушел. Был и под Гомелем... Здесь-то я всего месяц.
Паша прижала его руку к груди и, с трудом сдерживая волнение, проговорила:
— Прости меня! Прости! Глупая была я тогда. Обидела тебя, а сама потом места не находила себе...
— Неужели вспоминала? — Дмитрий покраснел и смолк.
— Не было дня, чтоб не думала, не гадала, где ты, что с тобой, — опустив глаза, призналась Паша.
Теперь уже Дмитрий обе руки ее держал в одной своей левой, большущей, шершавой и сильной.
— Как же ты за рулем с одной рукой? — вздохнула Паша.
— У меня же две! Левая помогает правой, — ответил неунывающий парень. — А потом, без пальцев — это не без рук! В этом недавно убедился один фашист... — и шепотом добавил: — Я его одним ударом свалил, в машину и — за город. На свалку истории.
— Дима! — Паша так посмотрела ему в глаза, будто но-настоящему увидела только теперь. — Значит, ты такой...
— Погоди, я еще покажу им, какой я! — Он радостно смотрел ей в лицо. — Главное, что нашел тебя...
— Ой, а машина? — забеспокоилась Паша.
— Я подкинул ей сена, пусть жует, — отшутился Дмитрий, а потом кивнул: — Рабочий день кончился, в гараж успею.
— Ну, расскажи теперь все по порядку,— опять взяв его руку, попросила Паша.— Почему ты не возвратился тогда из военкомата? Наверное, сразу винтовку в руки = и в бой?
Да, так оно и было. Дмитрия, прибежавшего в военкомат узнать, что произошло, почему бомбят, немедленно призвали в армию. Новобранцев на машинах отвезли в лес, где располагалась ближайшая воинская часть. А вскоре часть бросили в бой.. Рядовой Ящук мужественно сражался с фашистами.
Однажды командир приказал ему и еще двум солдатам пойти в разведку и достать «языка». Дмитрий ответил «Есть!» и отправился на задание. «Языка» они добыли. Напарники потащили его волоком, а Дмитрий прикрывал их. Уже совсем близко от своих окопов разведчиков настиг минометный огонь врага. Осколком, как бритвой, срезало пальцы на правой руке Ящука. Сразу Дмитрий даже не ощутил боли. А когда увидел подползавшего к нему немца и хотел выстрелить в него, то понял, что не может нажать на спусковой крючок. Короткая схватка с гитлеровцем. Фашисту удалось оглушить Дмитрия. Он потерял сознание. Пришел в себя уже у противника. Начались допросы, пытки. Но никакими пытками, никакими ухищрениями враги не заставили Ящука говорить. Он молчал, словно действительно был немым.
Ничего не добившись от пленного, фашисты бросили его в концентрационный лагерь под Дубно, где, как они уверяли, умели «развязывать языки». Но из лагеря Дмитрий сбежал и пробрался в Луцк. Пашу на прежней квартире он не нашел. Решил, что она эвакуировалась или ушла на фронт. Временно устроился шофером в редакции националистической газеты. Ему хотелось вывезти из типографии что-нибудь очень нужное для партизан. Узнав, что в типографии газеты тоже печатаются бланки удостоверений, Паша заговорила с Дмитрием о пленных, которых можно освободить из лагеря, если иметь документы. Дмитрий пообещал достать бланки.
— Только смотри осторожно действуй. Чем-нибудь не выдай себя, — предупредила Паша. — Теперь проводи меня.
Партизанам нужна была схема дислокации военных объектов города. Паша задумалась: «Кому поручить выполнить это задание? А что, если Олегу Чеповскому?»
Из лагеря военнопленных Паша спасла Чеповского еле живым. Война застала Олега в артиллерийском учи-лище в Ростове-на-Дону. В день окончания училища он получил тяжелое известие: отца, старого большевика, рабочего обувной фабрики, мать и сестер фашисты расстреляли в Бабьем Яру. Олег попросил, чтобы его быстрее отправили в действующую часть. Служил в гаубичном полку. В жестоком бою под Витебском он был контужен и взят в плен. Прошел много лагерей, не раз пытался бежать, но все неудачно. Однажды узников заставили копать себе могилу. Среди них был и Олег. Когда яма была готова, группе обреченных приказали раздеться и ложиться на дно ямы вниз лицом. Фашисты спокойно проходили мимо лежащих и стреляли им в головы. Гора трупов росла. Но вот до Олега донеслось: «Так и умрем? Нет!» Он увидел, как два пленника сбили с ног конвоира. Из захваченного оружия они открыли стрельбу по гестаповцам и полицейским. Воспользовавшись замешательством, пленные начали разбегаться. Побежал и Олег. Но его ранило.
Подскочившие полицейские сбили его с ног и вместе с другими сбросили в яму. Озверевшие гестаповцы открыли яростный огонь из автоматов. Но Чеповский оказался под двумя трупами и избежал смертельной пули.
Яму гестаповцы не засыпали землей. Она была непол" ной. Ожидали еще группу пленных. Но очередной расстрел намечался только утром. Всю ночь Чеповский пролежал среди трупов. Он был настолько слаб, что никак не мог выбраться. Рано утром недалеко от этого страшного места проходила старушка, жительница Житомира. Она услышала стон, а затем и увидела беспомощного человека, который пытался выкарабкаться из ямы. Преодолевая страх, женщина подошла к краю ямы. Глазам не верилось: множество трупов валялось как попало. Старушка помогла Чеповскому высвободить ноги, придавленные мертвецами. С трудом Олег добрался до дома, где проживала эта женщина. Несколько дней она выхаживала Олега, а потом проводила его в лес.
Однако Чеповскому не удалось присоединиться к какой-либо группе партизан. На лесной просеке его задержали жандармы и без всякого допроса препроводили в другой лагерь. Здесь смерть косила людей. Ежедневно пленников группами выводили за зону лагеря, и обратно они уже не возвращались.
Однажды со стороны лагерных ворот появилась группа эсэсовцев. Они подталкивали трех парней со скрученными назад руками. Потом их привязали к трем столбам, избили шомполами и натравили на них собак. На глазах у изумленных узников псы кусками рвали живые человеческие тела. Окровавленных мучеников пристрелили.
— Так, будет с каждым, кто вздумает бежать отсюда! — с угрозой предупредил эсэсовец.
Затем Чеповский был направлен в луцкий лагерь. И здесь, в Луцке, умер бы от истощения, если бы подпольщики не освободили его по ложным документам на имя местного жителя Харченко.
Долго лежал Чеповский в больнице, зато вышел оттуда не один. Он привел в подполье бывшего летчика Михаила Пономарева, которого сердобольный крестьянин подобрал в лесу возле разбитого самолета и под видом собственного сына привез в Луцк на лечение. Многих неопытных подпольщиков Пономарев научил владеть оружием. Но случилось так, что за Пономаревым установили слежку. Пришлось летчика увести в лес, к партизанам.
Олег же решил пока остаться с подпольщиками. Он жаждал любого дела, только бы мстить фашистам. Задание, которое он получил от Паши, было для него несложным. Но он был рад и ему.
Гестаповцам не удалось напасть на след подполья. Взбешенные бесполезными поисками, они решительно потребовали от своих подручных — украинских полицейских — усилить надзор над подозрительными.
Малаховский, как и остальные предатели, усердствовал, не жалея сил и времени. Подозревая Нину Карст в связи с подпольем, он чаще стал появляться близ ее квартиры. Шпик крутился около дома и в тот день, когда к Нине должен был прийти Спокойный. Но Спокойный-задержался в городе и не пришел. Нина, купив картошки и овощей, возвращалась домой. У двери ее встретил Малаховский. Он был в светлой шляпе, со стеком.
— Нехорошо женщине так нагружаться. Разрешите помочь? — Малаховский любезно взял хозяйственную сумку из рук Нины.
— Трудновато без мужа, но ничего не поделаешь. Война! — вздохнула Нина, сняла замок с двери и пригласила. — Зайдете?
— С удовольствием!
Их встретил шестилетний сынишка Нины, который, пока мама уходила на работу, оставался один в квартире, так как не на кого его было оставить.
Малаховский придирчиво осматривал комнату, искал какие-нибудь следы, которые бы подтверждали его подозрения о присутствии здесь постороннего человека. Заглянул в каждый угол, за шкаф. Никаких следов.
Если бы «гость» поднял корзину с картофельными очистками, наверняка обнаружил бы в ней второе дно и, кто знает, может быть, нашел бы там что-нибудь интересующее его...
— Комната у вас хорошая, — с ехидцей восторгался Малаховский. — Но вдвоем с малышом скучновато жить. — Он приблизился к мальчику, погладил его по головке: — Не боишься, когда мама уходит? Или знакомый дядя с тобой играет? А? Ну, почему молчишь? Как тебя зовут?
