Александр Карпов - В небе Украины
Вылет разрешили, и мы выруливаем тремя шестерками. Комдив сам провожает нас в бой. Он радостно взмахивает белым флажком, и все восемнадцать илов идут на взлет.
Пристраиваюсь к самолету Хиталишвили. Смотрю на лицо Захара, и мне кажется, что он улыбается. В ответ на мой пристальный взгляд Хитали покачал самолет с боку на бок: «Все в порядке».
Наша задача — уничтожить танковую колонну противника. Проходит несколько минут, наплывает облачность. Снижаемся до высоты ста метров. Смутно сереет впереди самолет ведущего. Разыгрывается метель. Найти колонну на марше в такую погоду не так просто. Вся надежда на Хитали. Но его самолет уже еле просматривается на горизонте осматривается на горизонте.
— Сомкнуться! — раздается команда ведущего.
Неожиданно в наушниках стало тихо, ведущий выключил передатчик. И вдруг по переднему стеклу кабины жиганула поземка. Кругом все стало белым — мы попали в снежный заряд. Потерял из виду ведущего. Правая рука вцепилась в резиновый наконечник ручки управления, стараюсь выдержать направление слежу, чтобы не врезаться в соседний самолет. Неожиданно посветлело. Мой самолет оказался совсем рядом с Хитали. Захар кивает мне. Значит, не повернет обратно, уверен в себе. Тогда почему молчит радио?
Если бы не усиливающийся снегопад, не пропавший перед глазами горизонт, Хитали нашел бы колонну врага без особого затруднения. Непогода случалась и ранее, и каждый раз он выходил на цель, метко поражая ее. Сейчас же земля вдруг покрылась белым покрывалом, не просматривается, и это затрудняет ориентировку. Поэтому я и подумывал над тем, не повернем ли мы назад.
Точный выход на цель, неожиданность атаки… Все это можно сделать только при хорошей видимости, Малейшее отклонение от маршрута — и ориентировка потеряна. Вот почему мы так внимательно прислушиваемся к голосу ведущего. Во время полета в сложных метеоусловиях каждое слово, пойманное в эфире, — событие. А я уже пять минут не слышу голоса Хитали.
Уже более четверти часа кружим над забеленными снегом полями и бесчисленными балками. Возможно, кое-кто не против бы повернуть на свой аэродром, но ведущий верен себе. Для Хитали, по-видимому, все ясно. Надо во что бы то ни стало найти танки противника, иначе они могут выйти в тыл нашим войскам и прорвать кольцо окружения. А что это значит, Хитали понимал больше, чем кто-либо.
По-прежнему вокруг все бело. Под крылом неоглядная безмолвная степь, покрытая, словно пологом, белым ровным слоем снега. Но вот в эфире послышались какие-то позывные. Это высшая награда за долгое терпение, за нашу веру в успех! Слышу голос Хитали, он сообщает, где колонна противника. Теперь и погода не страшна!
Делая разворот, мы приближаемся к чуть заметной дороге. Теперь и я замечаю темную длинную полоску на белом ровном поле. Колонна резко затормаживает движение вперед, от нее отделяются маленькие точки это солдаты, находившиеся в машинах, прыгают на землю. Перед глазами замаячили с высоко вздернутыми стволами зенитные пушки. Почуяв недоброе, фашисты развернули батареи и торопятся открыть по нас зенитный огонь.
«Атака!» — передает по радио Хиталишвили. Мигом принята долгожданная команда, и одна за другой на головы фашистов посыпались бомбы. По полю взвинчивается бурунистый поток снега, машины и танки расползаются в стороны от дороги, клюют носом обочину, застревают, покосившись на бок. По белому полю замелькали живые клубочки огня. Бомбы сброшены с предельно малой высоты. Они положены точно в цель. Удар на этот раз оказался снайперским. Застыли на дороге искромсанные снарядами автомашины, тягачи, повозки. Часть из них горит, часть повреждена, хотя отдельные автомашины и танки пытаются уйти из-под обстрела наших штурмовиков.
Желтые блики от горящих автомашин неправильными кругами ложатся на дорогу, освещая припавших к земле фашистов. В середине колонны образовалось еще несколько новых очагов пожара. Теперь мы заходим с наветренной стороны, маскируясь дымом, и этим самым мешаем вражеским зенитчикам вести прицельный огонь.
Ожила мертвая степь. Чадят вражеские танки, горят ярким пламенем автомашины, рвутся боеприпасы. Скрадывается расстояние от самолета до земли. Нужна какая-то особая интуиция, чтобы вовремя выводить самолет из угла пикирования.
Раздается команда: еще заход. Машина вновь вошла в крутой вираж. Чувствую, как с силой прижимает к сидению. Ни ногой, ни рукой шевельнуть невозможно. Времени на раздумье мало, надо намертво подавить колонну. Только в этом случае можно считать задание выполненным.
От перегрузки в глазах скачут чертики. Не хватает воздуха, хочется высунуть голову в полуоткрытую форточку кабины. Но этого делать нельзя. Рядом, чуть ли не впритык, острый палаш крыла Хитали. Скорее бы вывести самолет из крутого виража в горизонтальный полет и вновь обрушить на врага огонь пушек и пулеметов.
Отбомбившись, возвращаемся, оставив внизу развороченные стальные коробки фашистских танков, скошенную пулеметным огнем вражескую пехоту, вздыбленные в последнем порыве пушки. Это был бескомпромиссный жестокий бой с врагом и непогодой, и мы его выиграли.
XVIIВ неудержимом потоке фронтовых дней есть события, наполненные особым смыслом. Их невозможно забыть. Пусть много воды утечет, пусть время унесет, словно волна прибрежную гальку, имена и лица людей, но память нет-нет да и высветит прошлое, воскресит близкие сердцу воспоминания.
Сталинград! К нему были прикованы взоры всего мира.
Раскрываем дорогие сердцу страницы армейской газеты. На первой странице фотография — обнимающиеся солдаты, радостные, бесконечно счастливые, и сообщение Совинформбюро: «Днем 25 января 1943 года передовые части наших войск ворвались в Сталинград, и 26-го войска 21-й и 62-й армий соединились в районе Мамаева кургана, рассекли группировку противника на две части: северную и южную…».
Теперь можно было поразмыслить, разобраться во всем спокойно.
Сейчас это просто необходимо.
Сталинградцы… Снова вижу своих бесстрашных боевых товарищей, их мужественные усталые лица. Это они выстояли летом 1942 года, когда не хватало у нас истребителей, когда наши войска были прижаты гитлеровцами к горящей в огне Волге. Вода, которая гасит пламя, здесь горела сама. Захар Хиталишвили, Александр Амбарнов, Василий Пальмов… Они были героями боев за Сталинград.
Боевые вылеты были их страстью, неиссякаемым источником мужества и отваги. На счету этих летчиков сотни уничтоженных гитлеровцев, огромное количество вражеской техники. Лишь по хорошей погоде, по синему безоблачному небу тосковали они. Солнечный день был настоящим праздником для каждого из них, потому что в этот день они имели возможность бить врага.
Казалось, не так давно Хитали был сбит над аэродромом противника. Еще не прошла тупая, ноющая боль в бедре, не зажили раны на лице. Стоит только вспомнить все это, как знобящий холодок пробегает по спине. А он остался в строю, отыскал свой полк, который мог потерять навсегда, и теперь летал на боевые задания с удвоенной энергией, словно стремясь наверстать упущенное время.
Как все сильные, духовно закаленные люди, он верил, что враг будет разбит. Не взять фашистам Сталинград! Эти слова крепко-накрепко врезались в сознание. И Хитали дрался с одержимостью, которой мог бы позавидовать самый отчаянный и бесстрашный пилот.
Сотни глаз глядели на молодого летчика с благодарностью и восторгом, а он, равняясь на комсомольцев 18-го года, храбро сражался и побеждал.
Не пряча слез, провожали тогда пилотов на боевое задание наши техники, наказывали беспощадно бить врага. А затем, оборудовав для себя в одноместном «иле» вторую кабину, пошли вместе с нами в бой, чтобы лицом к лицу встретиться с врагом. Возвращаясь с боевого задания, они не имели возможности пойти на КП, чтобы согреться или выпить глоток воды. Сроки подготовки самолетов к вылету были короткими, надо было успеть.
Иной раз смотрю на своего механика Даниила Фещенко, на этого скромного человека в промасленной насквозь куртке, в сбитых кирзовых сапогах и невольно думаю, как он может столько работать? А его друзья — механики Александров, Помазан, Николай Зубов. Для них долг прежде всего.
Даже по суровой мерке военного времени, по его необычайно высоким критериям требовательности судьба участников сталинградской битвы представляется особой.
Полгода мы не имели покоя ни днем, ни ночью. Многих ребят похоронили здесь, под Сталинградом. Но вернулся Василий Пальмов, которого мы считали погибшим, и чудом остался в строю любимец полка Захар Хиталишвили.
— Режет нас погода, режет! — упавшим голосом проговорил прибывший на КП комдив Аввакумов.
Как ни велика была тревога комдива за летчиков, тревожила его и непогода. Нельзя выпустить в воздух даже пару самолетов!
