Глеб Бобров - Луганское направление
Очень быстро женился. Жена — Марина, санитарка. Сразу пошли дети: старшая — Виктория, за ней следом брат Виктор. Последним родился Ванечка, ему сегодня всего пять годочков. После рождения младшего, супруга ушла на хозяйство — добытчик остался один.
Жили они не богато, но дружно: всего — главного, им хватало. Детей поднимали в доме «частного сектора» по ул. Социалистической, что в районе 3-го километра. Считай, по Луганским меркам, чистый посёлок хоть и промзона.
Когда дети стали подрастать, Иваныч за двором самостоятельно расчистил заброшенный пустырь, изготовил биты и фигуры, научил всю улицу играть в некогда популярную, а ныне практически забытую игру «городки». Ни на кого не рассчитывал, по кабинетам не ходил, никого не упрашивал — взял и сделал. Там, потом, и взрослые, и дети с азартом рубились в городки, бывало, что и до ночи.
Детвора тем временем подрастала.
Старшая Виктория в восемнадцать родила, но что-то не заладилось, и девчонка все эти годы поднимала сына в одиночку. Иваныч тяжело переживал дочерину неустроенность и безумно любил внука Ромку. Однако, когда тот стал что-то понимать и заговорил, очень четко обозначил семейные роли: «Я тебе дедушка, а отца мы тебе, родненький, все равно рано или поздно сыщем». Как в воду глядел….
«Позывной Кулибин»— Когда всё это началось, — рассказывает сегодня Вика, — Отец нам с братом строго-настрого запретил ходить на любые митинги. Он очень за нас переживал. Вообще боялся за семью. Но и я не могла сиднем сидеть — многие мои друзья и знакомые уже помогали ополченцам в палаточном городке под зданием СБУ. Мы же видели, куда всё катится… И я пошла помогать. Он же только сказал: «Смотри, Вика, там люди разные. Есть хорошие, а есть такие, что плюнуть да забыть. Будь осторожна».
Тем временем у дочери развивался её многолетний роман с молодым человеком, приглянувшимся ей и сумевшим построить отношения с её сыном. А тут война. Вскоре избранник оказался перед дилеммой — выезжать из блокадного Луганска или остаться с любимой и её сыном. Парень выбрал Вику, Ромку и осажденный город. Иваныч не сразу поверил будущему зятю, но факт, что тот в свое время честно отслужил, как-то сразу выстроил меж ними некий тонкий мостик доверия. С началом обстрелов парнишка переехал в дом Погореловых.
Сам Александр Иваныч в мае потерял работу сантехника в сети супермаркетов «Spar». Магазины закрыли, всех сократили. К весне «шабашки» отпали окончательно, да и разовых подработок с каждым днем становилось меньше. Однако уехать — бросить семью и дом он не мог. Вскоре кончились деньги, ведь каких либо финансовых запасов в небогатой семье отродясь не водилось.
После бомбоштурмового удара по зданию областной государственной администрации Иваныч пришел домой и сказал, что, дескать, надо бы идти в ополчение. Что и как он там видел, рассказывать не стал. Семья была категорически против.
К 1-му августа никакой работы не было уже несколько недель. В доме закончились продукты, сигареты, деньги. Город к тому времени обстреливали по нескольку раз в сутки. И Иваныч не вытерпел: пошёл к зданию облгосадминистрации, встретил знакомого парня, на тот момент служившего в комендатуре, и заявил: «Иду в ополчение. Дома сидеть — сил моих нет! С этими бабами я просто с ума схожу!»
Оформили сразу. С первого же дня нашлась работа, да так, что головы не поднять. Тут же намертво прилип и позывной — «Кулибин». Следом для Иваныча началась и война…
Где и как воевал, он никогда особо не рассказывал. Однако вскоре случилась беда — умерла бабушка. Связи тогда не было — начались поиски. Нашелся боец Погорелов на рубеже обороны под Счастьинским направлением.
К осени стало потише, активные боестолкновения практически закончились, люди стали потихоньку возвращаться. Появилась какая-то работа, и он решил вернуться. Уволился из комендатуры в ноябре, нашел заказы, стал работать, а все свободное время проводил в семье с детьми и внуком. Однако счастье вернулось ненадолго…
«Разведчик Погорелов»С возобновлением вооруженного противостояния Иваныч сразу засобирался в «боевые». Семье объяснил просто:
— Там пацаны необстрелянные в бой идут. А я служил, воевал, все уже здесь видел… Что же мне — отсиживаться у них за спиною?! Это неправильно, я считаю…
12 января боец Александр Погорелов был зачислен во 2-ю разведроту ОРБ Корпуса Народной милиции ЛНР.[14]
Сорокапятилетний отец семейства возрастом уже не подходил для такой службы, но для него это не стало преградой. Крепкий, сильный мужик, к тому ж, не моргнув, совравший, что, дескать, служил в Афгане — благо ветеранская отметка в военном билете безадресная. Ну, и как такого не взять в разведку?!
Разговоров на тему «сиди дома» в семье больше не шло. Как-то перед зимней кампанией по местному каналу «Луганск-24» шёл репортаж об ополчении, где показывали воюющих женщин. Иваныч встал, ткнул пальцем в экран телевизора и сказал — громко и для всех: «Видели? А я ж мужик. Я ж не могу сидеть дома, когда служат молодые девчонки и ребята». Вопросов тогда больше не задавали.
Ну и попал, как хотел — в самое пекло. Начались бои за Дебальцево. Иваныч практически не приезжал домой. В редкие отпускные был немногословен и, как заметили родные, подавлен. На настойчивые расспросы как-то скупо ответил: «Вика, мы бывали в таком аду, что ты себе не представляешь».
В тот приезд собрал всю ненужную детскую одежду. На вопрос «зачем?» — ответил: «Под Дебальцево есть места в поселках, где дети буквально голые, а уж близко зима». Потом, помолчав, рассказал:
— У нас там дети…. хлеба просили…. Я просто смотреть на это спокойно не могу. Мы с пацанами пытались поддержать их — сухпайками, хлебом, всем, чем могли. Разорвешь, дашь одному краюху, а он не ест — бежит к матери, сестрам, другой ребятне, к ним прибившейся, и делиться там со всеми пытается. Мы им все своё поотдали. А как иначе?! У наших мужиков слёзы на глазах. Как на это смотреть можно?!
На фронте, под Дебальцево, Погорелова больше всего волновало, что дети страдают от этой войны. Очень переживал за внука, за младшего сына. Болела душа и за старшего.
— Мне, старому, тяжело воевать. Не могу смотреть, как, считай, Витькины одногодки под пули подставляются. Душа болит за пацанов. Вот я-то, к примеру, пожил, а им ведь жить и жить. У меня-то семья, дети, внук… а они мальчишки 18–19 лет, мне их жалко, — как-то поделился с Викой Иваныч.
— Однажды под обстрелом вытянул из под завала парнишку с роты. Того привалило во время обстрела. Пацанёнку, как Витьке нашему, ну восемнадцать-девятнадцать не больше, а он туда же — воевать пошел…. Ну, как мог, дотащил его до окопа. Еле-еле его откачали, привели в чувство. Отправили в больницу в Луганск, — рассказывал он.
Да и Вика помнит этого парня, навещала его потом вместе с папой.
Тем временем пришло время решать судьбу Виктории. Как-то вечером, выйдя покурить, Иваныч о чем-то громко заспорил с её женихом. А вернувшись, вдруг, неожиданно благословил их будущий брак. Вика только посмеялась: «А меня вы спросили, поженив за перекур на дворике?». Тогда все смеялись. Да вот только на быструю фронтовую свадьбу Иваныч так и не попал — со службы не отпустили, а дома перенести торжество не смогли. А ведь грозился-то как: «Эх, Виконька моя! Уж на твоей-то свадьбе я неделю гулять буду!»
«Батины пацаны»В январе Иваныч несколько раз побывал дома. После Дебальцевских боев он заметно сдал: изменился в лице, потускнел его некогда живой взгляд. Теперь это заметно даже по его последней фотографии на служебное удостоверение. Дочь пыталась добиться: что с ним случилось, что его ломит изнутри, что же он такое увидел? Ответ поразил. Казалось, звучит речь другого человека. Виктория утверждает, что её отец раньше так никогда не разговаривал.
— Вика! Я видел многое в жизни, но там против нас нелюди. Там пекло. Ад. Не поймешь, кто куда стреляет. Под мёртвыми телами могут находиться живые. Живые и мертвые, в одном окопе. В одной воронке…, - сокрушался он.
— Мы понимали, что там происходят ожесточённые бои, но не представляли насколько страшные, — рассказывает сегодня Виктория.
Семья была против его возвращения на фронт, пытались отговорить, приводили доводы про возраст и утихание боев, даже ругались, но куда уж там.
— Мне совесть не позволит и сна не будет, если я останусь, а пацаны там за меня воюют, — отвечал Иваныч.
Виктория считает, что у него, скорее всего, было предчувствие, что он погибнет: «25 января он с нами как будто прощался. Хотел увидеть всех и меня и внука. Взгляд не тот, потухший, да и глаза все время отводил. Словно боялся заплакать при мне. Он уже знал, на что идёт», — рассказывает дочь.
— Большую часть времени в тот раз провёл с внуком. А потом Ромка у меня спрашивал, а чего это дедушка с нами прощается? Я спрашиваю сына: «А что он тебе говорил-то?» Дедушка, говорит, просил прощения и просил меня не помнить плохого, — вспоминает она.
![Глеб Бобров - Я дрался в Новороссии![сборник]](/uploads/posts/books/239554/239554.jpg)
