Генрих Гофман - Герои Таганрога
Труднее всего было с радиоприемником. «Может быть, попробовать смастерить самодельный? Но где достать детали?»
Так ничего и не придумав, Петр уснул. Проснулся он утром, когда маленький Толик громко заплакал в соседней комнате. Мария Константиновна за что-то тихонько выговаривала ему.
— Толик! — закричал своему любимцу Петр. — Иди сюда! Кто там тебя обижает?
Мальчик вбежал в комнату и уткнулся в плечо Петра своей заплаканной, испачканной мордочкой.
Стоя в дверях, Мария Константиновна с любовью смотрела на Петра и Толика.
Днем Петр встретился с Николаем и доложил ему об успешно проведенной первой диверсии его группы. Николай уже слышал от брата, что вместе с дрезиной погибли семь немецких солдат и два полицая. Движение поездов на перегоне Таганрог — Марцево было прервано на шесть часов.
* * *В оккупированном Таганроге основным барометром настроения оказался базар. Отсюда расползались по городу различные слухи. Здесь обменивались продуктами, а заодно и мыслями.
Несмотря на требование немецких властей торговать на деньги, никто ничего не продавал. Процветал обмен. Меняли все: обувь на рыбу, рыбу на яйца, яйца на табак, табак на рубашку или ботинки.
В первые дни оккупации на базаре можно было сменять поношенный пиджак на стакан махорки, а затем выменять махорку на полдесятка яиц. За пару кожаных подошв для сапог давали две старые селедки. «Свободное предпринимательство» поощрялось немцами вовсю. Но так продолжалось только несколько дней. С наступлением холодов немцы потребовали продавать продукты только на деньги. По базару расхаживали патрули, следившие за торговлей.
Цены заметно подскочили. Ведро картошки стоило пятьдесят рублей, или пять марок, курица — шестьдесят, или шесть марок соответственно, стакан махры — двадцать пять, селедка — четыре рубля штука. В зависимости от силы артиллерийских залпов, доносившихся с востока, спекулянты торговали на рубли или марки. Если докатывается только гул — марки в ходу, если и земля вздрагивает, значит, Красная Армия близко — тогда рубли подавай.
В первых числах декабря в Таганроге похолодало. Морозы достигли двадцати градусов. Словно гонимые северо-восточным ветром, гитлеровцы потянулись на запад. Вереницы грузовиков следовали по улицам города в сторону Мариуполя. В ночь на третье с вокзала отправился поезд, переполненный удиравшими немцами из тыловых учреждений. На востоке все отчетливей слышалась сильная артиллерийская перестрелка. На базаре пронесся слух, что Красная Армия со дня на день придет в Таганрог. Советский рубль стал набирать силу.
В спешном порядке гитлеровцы грузили на автомашины захваченные продукты. Из городских складов извлекали муку, масло, мясо, консервы, вино, сахар — все это срочно отправляли на запад. Увозили чугунные печки, трубы, железные кровати, патефоны, радиоприемники. Пух от перин и подушек кружился над городом.
Жители Таганрога с радостью ожидали советских воинов. Говорили, что наши бросили на Таганрогский фронт десять сибирских дивизий. И днем и ночью люди с надеждой прислушивались к неумолкающему грому артиллерии, который все явственней приближался со стороны Ростова.
Но 5 декабря Таганрог вновь наполнился лязгом гусениц и натужным ревом моторов. Колонны немецких танков и самоходок проследовали на восток. По городу поползли слухи, что гитлеровцы вновь овладели Ростовом. Базар вернулся к немецким маркам.
Петр и Лева Костиков, дежурившие на чердаке турубаровского дома, спустились на землю. Все эти дни они просидели возле ручного пулемета, готовые в любую минуту открыть огонь по отступающему врагу. Но уличная перестрелка так и не началась. Только однажды над их головами разыгрался воздушный бой.
Два краснозвездных истребителя дрались с четырьмя «мессершмиттами». С надрывным воем носились они друг за другом. Барабанная дробь пулеметов распарывала голубой небосвод. Один самолет с черными крестами на крыльях, объятый пламенем, рухнул в море. А советские истребители, снизившись до бреющего полета, умчались на восток.
— Завидую я летчикам. Бесстрашный народ, — сказал тогда Петр. — Вот кончится война, обязательно в летную школу подамся.
— А когда она кончится? — с грустью спросил Костиков. — Вон, говорят, немцы уже в Москву въехали. Гитлер на Красной площади парад принимать собирается.
— Брехня это все! Неужели ты веришь, что немцы Москву могут взять? Им и в Ростове по шее дали, а то Москва. Сказал тоже.
За эти дни Лева Костиков прижился у Турубаровых. Уходил он домой только на ночь. Однажды, переписывая листовку, Лева задержался у Турубаровых позже обычного. Боясь, как бы он не нарвался на немецкий патруль, Рая стала торопить его домой. А он только отмахивался.
— Пойми ты, они меня ни за что не поймают. Я же в школе первое место по бегу держал, — отшучивался Лева. Но, увидев на глазах девушки слезы, перестал смеяться. — Чего это ты? Из-за меня? Вот глупая... — смущенно сказал он. — Я же сейчас уйду.
— Ты-то уйдешь. А я всю ночь волноваться буду, как ты до дому добрался, — проговорила Рая, всхлипывая.
Валентина, читавшая книгу, подошла к сестре и стала ее успокаивать. Лева поднялся, направился к двери.
Когда дверь за Костиковым захлопнулась, Рая набросилась на брата:
— А ты сидишь тут и молчишь. Ты же командир. Должен дисциплину требовать. Теперь вот беспокойся за него... Поймают его — вот будете тогда знать!
Рая так рассердилась, что даже задохнулась и замолчала, не зная, что еще сказать.
— Несерьезный он какой-то... — выпалила наконец она. — Лучше прогоните его, раз он такой...
Петр засмеялся.
— Эх, Райка, Райка! — сказал он сестре лукаво. — Влюбилась? Я вот скажу Леве, как ты придумала его из организации выгнать, чтобы ему жизнь спасти...
— Сам ты влюбился! — сказала ему Рая возмущенно. — Выдумал! — По-детски смутившись, она отвернулась.
Петр отложил газету «Новое слово», в которой он делал пометки, и подошел к сестре.
— Леву из организации не прогонишь, — сказал он уже серьезно. — Это его жизнь. А если он тебе нравится, чего ж тут стыдиться? Он замечательный, серьезный парень. Такой скорее умрет, чем предаст.
— Я о нем так же думаю, — повернувшись к брату, доверчиво сказала Рая. — Он замечательный человек.
Где-то за стеной дома, совсем близко, с треском разорвался снаряд. Через несколько минут земля вздрогнула от ответного залпа. В эту ночь артиллерийская дуэль так и не прекращалась. Советские береговые батареи били со стороны Азова.
А утром опять прилетели краснозвездные самолеты. Бомбили аэродром, над городом сбрасывали листовки, в которых сообщалось о разгроме немцев под Москвой.
И Морозов, и Турубаров, и Костиков, и другие подпольщики по нескольку раз перечитывали это долгожданное известие. Сообщения о потерях немецких войск под Москвой действовали ошеломляюще. По указанию Морозова Петр Турубаров приказал каждому члену подпольной группы переписать по десять экземпляров сводки Информбюро и расклеить их по городу. Ребята с радостью выполнили это задание.
* * *Всю вторую половину декабря на Юго-Западном фронте шли непрерывные кровопролитные бои. Турубаров и Костиков опять подолгу просиживали на чердаке, всматриваясь в бескрайнюю, заснеженную степь. Где-то там, за горизонтом, люди проливали кровь. А здесь, в Таганроге... Долго ли им придется только клеить листовки и ждать активного выступления?
Прекратив эвакуацию, немцы усиленно укрепляли оборону. Ежедневно из города на передовую отправлялись грузовики с бревнами, досками и другим строительным материалом. Сотни людей сгонялись для рытья траншей и ходов сообщения.
Однажды Петр с Костиковым попали на улице в облаву. Двое суток ковыряли они лопатами мерзлый грунт, выравнивая площадки для немецкой артиллерии.
— Вот и мы на немцев ишачим! — сказал Лева Петру, поглядывая на автоматчика, который наблюдал за их работой.
Турубаров зло выругался.
За весь день гитлеровцы дали согнанным на работы людям по пятьдесят граммов эрзац-хлеба. На второй день многие валились с ног от усталости и голода. К вечеру, так и не покормив, их погнали обратно в город и отпустили по домам.
— Лучше умру, чем опять попадусь, — сказал Турубаров, встретясь на другой день с Морозовым.
— Умирать не следует и попадаться еще раз действительно незачем. А за сегодняшнюю работу на врага с тебя причитается.
И Морозов улыбнулся. Петр вопросительно посмотрел на него.
— Нужно взорвать электроподстанцию на комбайновом заводе. А то они там боевую технику ремонтируют. Подумай, как это сделать в ближайшее время.
— Хорошо! Будет выполнено! — обрадовался Петр.
В одну из последующих ночей электроподстанция комбайнового завода сгорела дотла. Ее подожгли бутылками с горючей жидкостью.
