Николай Прокудин - Рейдовый батальон
— А ничего особенного не произошло! Посидели, выпили. Пописать захотелось. Я вышел, облегчился, возвращаюсь, никого не трогаю, иду к себе обратно тихонечко. Тороплюсь, чтобы очередной тост не пропустить. А мне дорогу какой-то маленький «пенек-шпендик» загородил. Идет солидно, важно! Ну, я его легонько за воротник бушлата приподнял и сказал: «Мелюзга, под ногами не мешайся, проход не загораживай!» Я думал, это прапор какой-то… Он как заорет! Оборачивается и… (о, боже!). Я вижу — это Рузских! Полковник подпрыгнул и ка-а-ак врезал мне кулаком в лоб. Искры из глаз. Я шагнул назад, а он подскочил, снова подпрыгнул и — бац! Мне в глаз! Пришлось ретироваться и спасаться бегством. Не убивать же полковника. Гад! Маленький, а противный. Понимает, что я большого роста, не достать. Начал скакать передо мной, как попрыгунчик. Еще дуболобом и дебоширом обозвал! Нахал…
— Правильно! Все маленькие — говнистые! — поддержал приятеля такой же верзила Волчук. — Это у них комплекс «неполноценности».
— Хорош комплекс! — улыбнулся я. — Замкомдива. А вы говорите неполноценность!
Из клуба вышли дивизионные начальники, и мы встали по стойке смирно.
— О! Василий! Ты откуда взялся? — спросил, искренне удивившись, Баринов, останавливаясь возле Котикова.
— Вот, прибыл для исполнения интернационального долга! — ответил, смущаясь, наш майор.
— Вася! На какую должность приехал?
— Замкомбата. Первый батальон.
— Ты охренел? — оторопел комдив. — Старый черт! В горы с твоей комплекцией! С твоим здоровьем? Ты не мальчик, поди, в войну играть!
— А я что? Я ничего! Служить так служить! — тяжело вздохнул майор, сняв запотевшие очки.
— Нет, Вася! Они тебя заездят! Знаю я этот первый батальон! Нагрузят так, что надорвешься. Погонят в горы, в «зеленку». А сердечко твое и не выдержит. Правду я говорю, Подорожник?
— Никак нет! Будет, как мы все! — ответил комбат.
— Вот-вот! Что я говорил? Загоняют! Ну, да ладно. Месяц-другой и я тебя в штаб дивизии заберу, в оперативный отдел. Будешь их сам уму-разуму учить! Отыграешься!
Комдив похлопал Котикова по плечу и продолжил шествие по полку. Холеный, значительный, статный и почти величественный. Не человек — а живой монумент!
…Черт, опять останемся без замкомбата!
* * *…Недели через две очередное совещание по дисциплине в Баграме у начальника политотдела завершилось бенефисом Барина.
Он ворвался в зал заседаний, словно разбушевавшаяся стихия.
— Товарищи офицеры! Политработники! — простер он к нам свои руки в картинной позе. — Пора всерьез заняться дисциплиной! Все должны перестроиться в свете требований партии! Посмотрите, какую заботу мы проявляем о вас, наших первых помощниках в батальонах! Ни на минуту не забываем о тех, кто лучше других работает по претворению в жизнь директив Министра Обороны и начальника Главного Политического Управления. Мною издан приказ № 45 «О поощрении лучших офицеров в деле укрепления воинской дисциплины». Вот сидит Ростовцев — замполит первого батальона, он подтвердит, что слова командования не расходятся с делами! Правильно?
Я встал, почесал затылок и спросил:
— Что я должен подтвердить?
— Товарищ старший лейтенант! Офицерам оформили наградные согласно приказу?
— Никак нет. Никто не представлен!
— Хм… Как это никто? Подполковник Подорожник!
— Его представили к «Звезде» по ранению, вместо «Красного Знамени»…
— А вас лично?
— Меня к Герою за Панджшер. И все.
— Нет, это само собой, но еще и «Красная Звезда» за дисциплину.
— Не представлен…
— Хм! Аркадий Михайлович! Запишите и уточните.
Начпо что-то записал в блокнот. При этом он улыбнулся сидящим в зале классической улыбкой подхалима.
— Далее по списку: начальник штаба! — прочел командир дивизии.
— Представлен к ордену по ранению. — откликнулся я.
— Сбитнев и Арамов!
— Погибли, представлены к орденам — посмертно.
— Мандресов, командир взвода АГС!
— Мы ему послали за операцию по выводу войск на медаль.
— А начальник разведки Пыж?
— По ранению к «Звезде».
— А старшина первой роты?
— За спасение замполита батальона, то есть меня, к ордену. Но в штабе дивизии вернули и разрешили оформить медаль. Резолюция — «малый срок службы в Афгане», — усмехнулся я.
— Безобразие! Это черт знает что! Либо вы, товарищ старший лейтенант, не владеете обстановкой, либо я не командую дивизией! Не может быть такого саботажа! Мы с вами, Аркадий Михайлович, на совещаниях трещим об этом приказе, а меня тыкают носом, что ничего не сделано! Разобраться! Привести приказ в соответствие и оформить офицерам награды! Я вам лично на это указываю и требую контроля за исполнением. А если Ростовцев нас вводит в заблуждение, то его наказать! Примерно наказать! — Баринов чеканными шагами вышел из зала и напоследок громко хлопнул дверью.
Да! Испортил я такое эффектное, отрежиссированное выступление комдива.
Глава 13. Билет на войну за свой счет
Потери за последние месяцы вывели из равновесия не только меня. Моральное состояние офицеров и прапорщиков было крайне подавленное. Погибли два командира роты! Ранены два комбата, начальники штабов полка и батальонов (один впоследствии скончался). Ранен замполит роты, два взводных, командир батареи. Убитых солдат набралось больше двух десятков! Как будто какой-то злой рок обрушился на наши бедные головы.
По возвращению в гарнизон полк запил. Пьянка прерывалась только на построения и боевую учебу. Но занятия в основном проводили молодые офицеры. Командир полка перешел в другую дивизию на повышение, начальник штаба лежал в госпитале. Оба замполита не просыхали. Командование взял на себя Губин. Но его активности не хватало. Везде он успеть не мог, да и перед заменой махнул на все рукой.
Подорожник продолжал колобродить. Я сразу и не заметил, как в нем надломился тот стержень, на котором держалось управление большим воинским коллективом.
Утром строились и отправляли солдат на занятия. Кто-то оформлял документацию, кто-то писал рапорта на списание, кто-то обслуживал технику. Штаб полка без чуткого руководства Героя, злобного прессинга с его стороны практически бездействовал. Обнаглели до такой степени, что половина начальников служб не вставали из-за стола больше недели, так и засыпали со стаканом в руке.
— Никифор, сегодня возвращается из госпиталя Степушкин, думаю, надо встретить его, как полагается. Собираемся у нас в комнате. Позови танкистов и артиллеристов, — распорядился комбат.
— Василий Иванович, может, хватит? Я устал и больше не могу! — взмолился я, подняв глаза к небу.
— Если больше не можешь, пей меньше! — хохотнул Чапай. — Надо, комиссар! Надо! Через не могу! Ты думаешь, мне легко? Тоже тяжело! Но я же не жалуюсь. Скриплю зубами и пью эту гадость! Ты, между прочим, можешь все не выпивать, пропускай некоторые тосты.
— А как их пропустишь? Начнутся речи: за замену, за тех, кто погиб, за родных, которые ждут! Помянуть: Светлоокова, Сбитнева, Арамова… Как не выпить? За выздоровление раненых: Ветишина и Калиновского, Ахматова. Не проигнорировать и не уклониться! — простонал я.
— И что ты прелагаешь? Не пить за здоровье ребят и не поминать погибших? — удивился Иваныч.
— Нет, этого не предлагаю. Может, я вовсе не буду присутствовать на вечеринке? Поберегу желудок и печень?
— Нет! Этого я допустить не могу! Я буду подрывать свое здоровье, а ты начнешь его беречь? Без тебя просто пьянка. С замполитом — мероприятие! Даже и думать не моги уклониться! Вот тебе деньги, добавь еще свои и посылай «комсомольца» в дукан за горячительными напитками. Не переживай о здоровье! Если выживем, то дома оно само помаленьку восстановится!
* * *— Витя! Возьми сто двадцать чеков, добавь свою двадцатку, езжай в город и купи спиртное, — распорядился я.
— Почему я? Ну, почему? Кто говорил, что будем воевать, а не подкладывать начальству баб и бегать за бутылками? — негодовал Бугрим.
— Отставить разговорчики, товарищ прапорщик! А не то никогда не станешь при мне старшим прапорщиком! Я и сам измучен застольями. Дай мне спокойно без ругани с комбатом уехать в отпуск. Пьянствуем сегодня в последний раз! И все!
— Завтра опять скажете: и все! И так каждый раз! Почему с меня двадцать чеков?
— Комбат тебя тоже берет на сабантуй.
— Ага, чтоб было кому ночью бежать к работягам за бутылкой. Когда водка закончится. Понятно…
— Не обязательно. Для того и говорю: добавь заранее еще одну двадцатку за свой счет. Чтоб не брать в полку у спекулянтов по сорок чеков.
— Мне комбат и так сороковник должен!
— Это как так? — полюбопытствовал я.
