Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Кронин Арчибальд Джозеф
– Это же просто наглая и беззастенчивая погоня за рекламой. Никто понятия не имел о том, что произойдет, пока не поднялся Берли. Министр был в ярости. В этот же вечер у одного из Анкастеров состоялся раут. Жена Берли была там и заявила во всеуслышание: «Я всегда знала, что Джордж – дурак, но думала, что у него достанет ума не разрывать эту навозную кучу. В жизни не слыхивала о таком идиотизме! Говорят, его кандидатуру не выставят на выборах».
Молчание. Грэхэм по-прежнему смотрел в пол, но наконец сказал:
– Возможно, Берли действовал из наилучших побуждений. Так или иначе, но, думается, лучше быть дураком, чем мошенником. – Он взглянул на часы. – Прошу прощения, я должен идти. – Он поднялся и с учтивым поклоном направился к двери.
Спротт, с потемневшим лицом, налил себе еще чашку чая, но ощутил только вкус горечи во рту. Разговор не принес ему удовлетворения, а в поспешном уходе Грэхэма он усмотрел лишь новое оскорбление. Лицо его стало жестким, гнев и возмущение обуяли его. Но разве в прошлом он не справлялся с куда большими трудностями, не подавлял в самом зачатке и более злые умыслы?
При воспоминании о своих триумфах он инстинктивно расправил плечи, нижняя губа выпятилась, нечто от его судейского обличья проступило в нем. Как досадно, что на мгновение им овладела слабость. Неужели его огонь угасает? Может ли быть, что он спасует теперь, уже на пороге парламента, когда до величия рукой подать… Нет, тысячу раз нет!
Преисполненный решимости и твердости, он вышел из клуба. Швейцар, распахнувший перед ним дверь, добродушно пробормотал что-то насчет погоды. Спротт с нарочитой невежливостью ничего ему не ответил. Он сел в такси и коротко приказал шоферу везти себя в Гроув-Квэдрант.
Он отпер дверь и удивился: жена быстрым шагом шла ему навстречу через холл. Она его поцеловала, помогла ему снять пальто.
– Мэтью, дорогой мой, в библиотеке тебя дожидается какой-то молодой человек. Не поговоришь ли ты с ним до обеда?
Он поднял брови. Злой укор уже вертелся у него на языке. Позволить кому бы то ни было вторгнуться в его дом – значило нарушить запрет. Но он обожал жену и потому смолчал. Только склонил голову и прошел в библиотеку.
Глава 28
Она была очень хороша, эта библиотека, с пушистым ковром кремового цвета, множеством книг и прекрасными гравюрами на стенах. Недвижный, как изваяние, Пол дожидался там уже более десяти минут. Жена сэра Мэтью, красивая женщина лет сорока, несколько бледная и хрупкая, в мягком сером платье, сама провела его сюда. Он понял, что она принимает его за кого-то из подчиненных своего мужа.
– Надеюсь, вы не принесли еще работы для сэра Мэтью, – проговорила она со своей тихой улыбкой.
Затем предложила ему рюмку ликера и печенье, а когда он отказался, снова улыбнулась и вышла из комнаты.
В библиотеке было очень уютно. Минуту спустя наверху раздались звуки рояля. Кто-то играл Седьмую прелюдию Шопена, медленно, с ошибками. Это, безусловно, не была игра взрослого человека. Вскоре до его слуха донесся смех и ребячьи голоса. Музыка жестоко бередила душу Пола. Он думал о хозяине этого прекрасного дома, о его прелестной жене и смеющихся дочерях. И о другом – брошенном в сырой каменный мешок. Полу становилось невмоготу сидеть и ждать. Но вот подъехала машина. Он знал, что это Спротт, и сел еще прямее. Он готов встретиться с ним лицом к лицу. Парадная дверь отворилась и снова захлопнулась. В холле раздались голоса. Через минуту приоткрылась дверь библиотеки.
Пол сидел не шевелясь, когда вошел сэр Мэтью. Взглянул на вошедшего, но не сказал ни слова. Секунду-другую царила мертвая тишина. Спротт надулся, точно индюк.
– Как объяснить ваше вторжение? – Он был вне себя от гнева, но не только гнев, что-то еще промелькнуло в его глазах; Пол сразу понял, что Спротт узнал его. – Вы не имели права приходить сюда. Здесь мой дом, а не моя канцелярия.
Это замечание все раскрыло Полу. «Этот человек не имеет права требовать обвинительных приговоров», – подумал он.
Кристальная ясность воцарилась в его мыслях. И он медленно произнес:
– Вопрос, который так долго ждал разрешения, не может не стать неотложным.
Вены набухли на лбу того, кому он это сказал. Спротт не пытался приблизиться к Полу и продолжал стоять в дверях. Но вот он облачился в обычное свое достоинство, как актер вошел в давно заученную роль.
– Не стану отрицать, что еще несколько месяцев назад меня поставили в известность о том, что вы существуете и чем занимаетесь в этом городе. Вы сын человека, отбывающего пожизненное заключение, и вы прилагаете все усилия, чтобы навести тень на дело, слушавшееся пятнадцать лет назад.
– Это дело до конца не выяснено, – возразил Пол. – Теперь выявлены новые обстоятельства, и они должны быть рассмотрены.
На мгновение гнев с такой силой овладел сэром Мэтью, что оттеснил шевельнувшееся было сомнение.
– Не сходите с ума, – сказал он. – Через пятнадцать лет это было бы противозаконно. Вы своим чертовым приставанием добились того, что петиция о пересмотре была передана министру внутренних дел, и он ответил на нее категорическим отказом.
– Но у вас нет права отказывать, – возразил Пол. – Вы были обвинителем в этом деле. Ваша прямая обязанность проследить, чтобы справедливость была восстановлена. Вы сами сочли бы необходимым принять известные меры, если были бы убеждены в невиновности моего отца.
– Но я в ней отнюдь не убежден! – почти прокричал Спротт.
– Если вы выслушаете новые данные, то убедитесь. Самое малое, что вы обязаны сделать, – это подвергнуть официальному разбору новые факты.
Ярость, душившая Спротта, перехватила ему горло, лицо налилось кровью. Но усилием воли он овладел собой. И заговорил убийственно холодным тоном:
– Я действительно должен просить вас уйти. Вы сами не понимаете, о чем хлопочете… Существуют определенные технические трудности, нелегко привести в действие сложную машину закона, да и последствия тут могут быть самые неожиданные. Вы, как малый ребенок, хотите разрушить огромное здание только потому, что вам померещилось, будто в фундаменте плохо положен один кирпич.
– Если фундамент подгнил, здание неминуемо рухнет.
Сэр Мэтью не удостоил Пола ответом. Губы его растянулись в зловещей улыбке. Но в маленьких глазах, когда он, вытянув шею, искоса смотрел на Пола, тот снова прочел тяжелое предчувствие, снова увидел неприметную трещину и понял наконец: именно потому, что Спротту нужно во что бы то ни стало скрыть этот изъян, он никогда и ни при каких обстоятельствах не согласится на пересмотр дела. И все же… он, Пол, обязан напомнить ему еще об одной, последней возможности.
– Если приговоренный к пожизненному заключению уже отсидел в тюрьме пятнадцать лет… разве по-человечески… нельзя сократить ему срок наказания?
Выпученные, налившиеся кровью глаза сэра Мэтью все еще были устремлены на Пола.
– Министр внутренних дел уже высказался по этому поводу, – отрезал он.
– Но не вы, – задыхающимся голосом настаивал Пол. – Ваше слово, сказанное в соответствующих инстанциях, возымеет решающее действие. Одно только слово… намек на возникшие в последнее время сомнения…
Сэр Мэтью покачал головой – беспощадно и бесповоротно снимал он с себя всякую ответственность.
По-прежнему стоя спиной к двери, он толкнул ее рукой и открыл.
– Уйдете вы наконец? – Застывшая усмешка и сейчас искажала его лицо. – Или я должен приказать вас вывести?
Полу раз и навсегда уяснилась тщетность его попытки. Ничего этот человек не сделает, даже слова о прощении не скажет. Замкнувшись в своей гордости, он знать не знал ни о чем, кроме своего достоинства, своего положения в обществе, своего будущего. Любой ценой все это должно быть сохранено.
Слепая ярость охватила Пола, ярость и безрассудное отчаяние затуманили его разум. Касл был прав! Его отец, Сванн, он сам, каждый, кто попадался на пути Спротта, – всех сметала ненасытная гордость этого человека. Теперь остается только одно. Он поднялся. Ноги и руки у него были как чужие. Он двинулся по направлению к дородному человеку, там, у дверей.
