Николай Бондаренко - Летим на разведку
— Плохо. Погода никак не наладится, на задания не летаем! — отвечает Угаров.
— Ничего, наверстаем! — успокаивает его Рипневский.
Ясной погоды действительно нет и нет, летаем на разведку на малых высотах. Ниже тысячи двухсот метров фотографировать нельзя: снимки получаются некачественные. Зато визуальное наблюдение хорошее.
Однажды мы заметили в воздухе вражеский транспортный самолет Ю-52. Он шел попутным курсом. Я обогнал его, но оставил без внимания. За линией фронта нам запрещалось вступать в воздушные бои. Во-первых, Пе-2 не истребитель, а во-вторых, его экипаж выполняет более ответственное задание.
Когда я вспомнил во время ужина об этом случае, Борис Зиновьев иронически заметил:
— Вот чудаки! Эту каракатицу не могли сбить!
— Хватит об этом!.. — оборвал я его. И, подумав, добавил: — Вообще-то надо было его рубануть.
— Конечно, надо! — сиплым голосом подтвердил Борис.
Зиновьев заболел ангиной. Тихий, совсем непохожий на себя, он сидит на нарах с забинтованной шеей и каждое утро, провожая нас на аэродром, говорит:
— Ни пуха ни пера, ребята!
Мы с Борисом совершили немало вылетов. Я крепко подружился с ним.
На время болезни Зиновьева штурманом в мой экипаж назначили Александра Воинова, тоже хорошего парня, уроженца Донбасса. Хотя ему уже присвоили звание младшего лейтенанта, товарищи в шутку продолжали называть его ефрейтором. В этом чине он прибыл к нам в полк из пехоты.
Мне приятно с Сашей летать. Он расторопен, хорошо знает штурманское дело. Мы с полуслова понимаем друг друга.
И вот мы с Воиновым в очередном полете на разведку. Выполнив задание, легли на обратный курс. Вдруг я увидел впереди ниже вражеский самолет «Хеншель-126». Он шел навстречу. Все во мне закипело. Быстро осмотревшись, передаю экипажу:
— Буду атаковать фашиста!
— Правильно, жечь их, гадов, надо! — одобряет мое решение Воинов.
Включаю тумблеры электроспуска пулеметов носовой установки. Выждав, когда фашистский самолет подойдет поближе, перевожу машину в пикирование. Вгоняю «хеншеля» в сетку прицела, беру упреждение и даю длинную очередь. Пулеметы работают отлично. Мелькают языки пламени. На переднее стекло фонаря летят клочья дыма. Выхожу из атаки на высоте шестьсот метров. Осматриваюсь.
— «Лаптежник» отвалил в сторону! Но дымок за ним тянется! — весело кричит Баглай.
— Разворачиваюсь за «хеншелем»! Саша, ориентировку веди внимательнее. Оба наблюдайте за воздухом! — даю распоряжение Воинову и Баглаю.
Я не уверен, попал ли в «хеншеля». Может быть, фашист удирал на форсаже?
— Командир, смотри!.. — слышу крик Воинова. Я резко повернул голову в его сторону.
— Фу ты, мать честная! — вырвалось у меня. Навстречу нам — два «Мессершмитта-109».
— Они прикрывают его!
— Да, недосмотрел!..
Моя «пешка» и «мессеры» разошлись левыми бортами на большой скорости.
— В облака, скорее в облака… — тихо говорю я экипажу, а сам даю полный газ. Облегчаю винты и, используя возросшую после атаки скорость, «лезу» вверх.
Воинов и Баглай молчат. Пауза мне показалась слишком долгой.
— Смотрите за «мессерами»! Будут атаковать — встречайте огнем. Не забывайте о гранатах АГ-два! — приказываю штурману и стрелку-радисту.
— Есть смотреть, — отвечает Воинов.
— Смотрю, командир! — отзывается и Баглай.
— Один «мессер» пошел за «хеншелем», а другой начал разворачиваться в нашу сторону, — докладывает Воинов.
— Хорошо. Приготовьте пулеметы! — приказываю экипажу.
Штурман и стрелок-радист открывают огонь. Машина дрожит от стрельбы.
— Воинов, — приказываю штурману, — установку АГ-два пробуй, когда «худой» развернется! Пусть видят, что мы не с пустыми руками! Выпусти только одну гранату.
— Понял, командир! — отвечает Воинов.
Моторы моей машины уже выбрали положенный ресурс. Работают они ровно, но тянут слабо и сильно коптят. Набирая высоту, оглядываюсь и вижу: с креном почти в девяносто градусов в нашу сторону разворачивается «мессер». Спасительные облака оказались совсем близко. Стараюсь как можно быстрее скрыться в них. От большого нервного напряжения даже ерзаю на сиденье.
— Приготовился к стрельбе! — докладывает Баглай.
— Даю гранату! Да-ю! Видит, черт «худой», видит! Доверни, командир, на двадцать градусов влево! — слышу энергичный голос Воинова.
И в тот момент, когда штурман просил довернуть влево, чтобы ему было лучше вести огонь из пулемета и бросить серию гранат на парашютах, машина вошла в облака. Я предчувствую, что «мессер» все-таки успевает дать очередь и поэтому резко разворачиваю машину вправо. Так и есть: огненная трасса прошла чуть левее. Опоздай с маневром на секунду — и конец…
Ровно, спокойно идет в облаках самолет. Уменьшив обороты моторов, говорю Воинову:
— И принесли черти этих «худых»!
— Командир, «хеншели» и «рамы» всегда летают с прикрытием, — подает голос Баглай.
— А где ты был раньше?
— Раньше? Все говорили: «Летит утка», а командир сказал: «Летит гусь!». Значит — летит гусь! Командир атакует — все делается по науке! — смеется Баглай.
— Правильно, Петя, ты понимаешь службу! А знаешь ли ты, как мне хотелось сбить «хеншеля»?..
— Дело-то оказалось не простым. Чуть на живца не попались. Выходи из облаков. Уже пять с половиной минут идем в них, — вмешался в разговор штурман.
Выхожу из облаков, осматриваюсь. Мы находились над Никопольской переправой через Днепр. Вчера она была разбита штурмовиками, а сегодня снова действует. Ударили вражеские зенитки, и я снова ухожу в облака. Минуты через две выхожу из них.
Они стали ниже. Иду под их кромкой. Вдруг начало трясти правый мотор. Стрелка счетчика его оборотов качается то влево, то вправо. Боюсь, что двигатель вот-вот «обрежет».
— Саша, нам долго осталось лететь?
— Четыре минуты, — отвечает штурман. — Двадцать четыре километра.
«Что такое четыре минуты? — спрашиваю сам себя и начинаю считать секунды: — Раз, два, три… О, еще очень много!..»
Высота четыреста пятьдесят метров, впереди вражеский укрепленный район Верхний Рогачик. Ясно, что по моему самолету, летящему на малой высоте, фашисты будут палить из всех видов оружия. Но с «больным» мотором я не смогу снова дотянуться до облаков. «Обрежет» двигатель — сорвусь в штопор. Над укрепленным районом прохожу благополучно.
— Командир, а все-таки я видел, что за «хеншелем» потянулся дымок…
— Петя, для доклада о сбитых самолетах противника требуются точные подтверждения. Хорошо получилось бы, если бы я сбил его.
Над нашей территорией правый мотор заработал лучше.
— Надо же, как раскрутился!.. — с удовлетворением замечает Воинов.
— Может быть, в карбюратор вода попала, — размышляю вслух и тут же спрашиваю у Баглая: — С аэродромом связь держишь?
— Держу.
Наконец показалась наша Розовка. Я веду машину над стартом «с прижимом». Вижу, большая группа людей вытаскивает «пешку», застрявшую между посадочной полосой и стоянкой 134-го полка.
— Аэродром раскис, Коля, приземляй машину повнимательнее, — советует Воинов.
— Вижу, постараюсь.
Этот вылет закончился благополучно. После доклада новому начальнику штаба гвардии майору Мазурову о выполнении боевого задания я вспомнил о замечании Валентика насчет «Мессершмитта-110». Подошел к нему и сказал:
— Товарищ гвардии подполковник, сегодня я хотел исправиться, но попал в неприятную историю…
— Не огорчайтесь. Хорошо, что атаковали. Ведь в начале войны они, подлецы, гонялись даже за одиночными нашими бойцами-пехотинцами. Товарищ Мазуров! — обратился он тут же к начштаба, — из тыла пришли посылки, передайте одну экипажу Бондаренко.
Домой вернулись поздно вечером. Воинов, не раздеваясь, начал открывать посылку. Я, как и другие ребята, внимательно смотрю на все, что он достает из фанерного ящичка. И думаю: «Дорогие наши мамы, это ваши золотые руки так аккуратно все укладывали…»
В Розовке мне предложили выехать в тыл на курсы командиров эскадрилий. Состоялся разговор с комэском Вишняковым. Почему-то мне показалось, что от меня хотят избавиться. Стало обидно.
— Разве я плохо воюю? Стараюсь… — говорю Вишнякову.
— На курсы вам нужно ехать, — отвечает он.
— Не поеду. Пошлите Болдырева или Пронина… С фронта, из нашего полка никуда не поеду. Передайте это Валентику, Кантору и Мазурову…
— Ну, хорошо, — заключает Евгений Сергеевич.
На курсы подготовки командиров эскадрилий был послан командир звена 134-го полка Алексей Дегтярев. После учебы он прибыл в свой полк и до конца войны водил эскадрилью.
…Я продолжаю заниматься любимым делом — летать на разведку.
В феврале сорок четвертого года погода на юге Украины была плохая: порывистый ветер, низкие облака, из которых сеял то дождь, то мокрый снег. Сложные метеоусловия и неудовлетворительное состояние полевого аэродрома Розовка осложняли боевую работу полков нашей дивизии, мешали бомбардировщикам по-настоящему поддерживать с воздуха наступательные действия своей пехоты.
