Джон Брехэм - Быстрый взлет. Королевские ВВС против люфтваффе
Я написал своим родителям и сообщил, что приеду к ним с девушкой. К тому времени, когда подошли два моих свободных дня, я стал переживать об успехе своего предприятия. Я еще не получил разрешения родителей Джоан, но встречал ее мать и чувствовал, что смогу убедить ее дать согласие. Однако отец Джоан был совсем иное дело. Возможно, он жесткий малый, который превратно истолкует мои намерения. И я решил взять с собой для моральной поддержки адъютанта Сэмми Френса, испытанного и верного друга.
Когда наступило время, мы с Сэмми отправились в Лестер на «уолси», открытом спортивном автомобиле. Это была действительно холодная поездка. Лицо бедного старины Сэмми, обычно румяное, было положительно синим к тому времени, когда мы выбрались из машины около «Гранд-отеля». Джоан ждала, и после одного или двух стаканчиков, чтобы согреться и обрести некоторую храбрость, мы отправились на другой конец города, чтобы увидеться с ее родителями. Выходя из машины около ее дома, я думал, что хуже было лишь столкновение с целой армией немцев. Расправив плечи и приняв смелый вид, я позвонил в дверной звонок. Дверь открылась. Я искал взглядом что-то выше своей головы, но там ничего не было! Ну да, он был меньше меня!
– Привет, я ждал вас, входите. Мать, пришел молодой человек Джоан.
Это было дружественное и ободряющее начало. Джоан, очевидно, убедила родителей разрешить ей поехать в Даксфорд, так что мы уселись в старый автомобиль, Сэмми взгромоздился сзади. Места для сидения были немного тесноватые. Если Сэмми был синий после поездки от Веллингора до Лестера, то стал темно-серым, когда мы остановились около дома священника в Даксфорде, принадлежащего моему отцу.
Мы провели пару замечательных дней, и во время этой второй нашей встречи я признался Джоан в любви. Мы решили пожениться как можно скорее. Мои родители были удивлены нашему желанию пожениться после столь короткого знакомства, но мы убедили их в серьезности наших намерений. Во время возвращения обратно в Лестер я спросил Джоан, что она будет делать, если ее родители станут возражать. Ей было только восемнадцать, и они могли сказать, что она слишком молода и не знает меня достаточно хорошо, чтобы составить обо мне мнение. Однако она с самого начала показывала, что, приняв решение, она могла быть очень настойчивой.
– Оставь это мне. Я смогу уговорить маму и папу, – сказала она.
Когда мы приехали к Джоан, ее отец был на работе, и, поскольку Сэмми и я должны были вернуться в Веллингор в тот же день, мы не могли ждать. Я вынужден был предоставить Джоан сообщить новости родителям.
Ее родители согласились, хотя сочли нас безумцами. Так что Джоан вернулась в госпиталь в Биллерикее, в Эссексе, где она работала, и оставила службу в качестве медсестры. Она поселилась в доме моих родителей в Даксфорде, чтобы подготовиться к свадьбе. В Веллингоре я обнаружил, что каждый знает о том, что я собираюсь жениться. Я задавался вопросом, кого попросить стать шафером, и наконец обратился к Джекки Пейджу, одному из наших офицеров-радиооператоров, и тот согласился. Церемонию бракосочетания провел мой отец в церкви округа Даксфорд 15 апреля 1941 г., неделю спустя после моего двадцать первого дня рождения. Присутствовали многие члены эскадрильи, включая моего командира Чарльза Уиддоуса и его жену Никки. Во время службы над церковью на небольшой высоте, приветствуя нас, пролетело звено «бьюфайтеров» из 29-й эскадрильи. Они произвели потрясающий шум, и, видя лицо отца, я усомнился, что он это одобрил. Мы же с Джоан считали, что это прекрасный жест со стороны моих товарищей.
Той ночью Джоан и я остались в «Юниверсити армс», гостинице в Кембридже. На следующее утро мы первым делом отправились на поезде в отель в Майнхеде, в Сомерсете, где провели три недели нашего медового месяца. Мы полюбили Майнхед, казавшийся далеким от войны, хотя ежедневные новости не были ободряющими. Мощные немецкие ночные налеты бомбардировщиков продолжались с неустанной яростью. Однажды утром, когда мы бездельничали в кровати, мне принесли телеграмму. Это был приказ немедленно вернуться в Веллингор, поскольку эскадрилья перебазировалась в Уэст-Маллинг,[71] около Мейдстона, чтобы прикрыть подходы к Лондону. Чарльз Уиддоус принес извинения за то, что отозвал меня, но на юг должны были отправиться все экипажи. Я вскоре позабыл свое разочарование, так как знал, что мы должны оказаться в самой гуще событий. Я сомневаюсь относительно того, смогла ли Джоан понять мои мысли, но был еще очень молод, и Королевские ВВС были моей первой любовью.
1 мая мы в последний раз взлетели из Веллингора, места многих счастливых и некоторых ужасных воспоминаний. Пат Митчелл вел звено «В», в котором я возглавлял секцию из трех самолетов. Большинство наших механиков уже прибыли на место и ожидали нас, чтобы показать наши стоянки вокруг аэродрома. Прочный большой особняк недалеко от Уэст-Маллинга был отдан под нашу столовую, и после тоскливой однообразности Линкольншира мы наслаждались восхитительными поездками взад и вперед от столовой до аэродрома между живыми изгородями и садами Кента. Спустя пару дней после прибытия мы начали ночные патрульные полеты, управляемые новыми радарами «GCI», размещенными на побережье Кента. Теперь мы знали, что должны участвовать в боях, поскольку враг появлялся над Лондоном каждую ночь.
Глава 11
Вскоре после того как мы обосновались в Уэст-Маллинге, Чарльза Уиддоуса в качестве командира эскадрильи сменил уинг-коммендэр Колбек-Велч. Но мы не расстались с Чарльзом, который заслужил уважение каждого в эскадрильи. Как командир авиастанции он возглавил Уэст-Маллинг. Колбек-Велч, подобно его предшественникам, должен был быть в самой гуще, но большую часть времени, проведенного с нами, он страдал из-за плохого здоровья.
В мае люфтваффе продолжили массированные ночные налеты на Англию. Пока они несли относительно легкие потери, по сравнению с ужасным ущербом, причиняемым ими гражданскому населению. Зрелище наших городов, горящих подо мной, вызывало у меня неистовый гнев, когда я вместе с другими экипажами летел в ночном небе, пытаясь остановить бессмысленное убийство беспомощных людей. Это беспричинное разрушение должно было навлечь на головы немцев ужасную месть, высшей точкой которой стало полное уничтожение Гамбурга в 1943 г.[72] Я никогда не мог понять, почему немцы думали, что эти убийственные рейды бомбардировщиков помогут им. Разрушения лишь укрепляли дух британцев в борьбе против них. Я мог понять индивидуальный поединок в воздухе. Действительно, было что-то романтичное и прекрасное в бою истребителя против истребителя. Но бомбардировщик был отвратительной, смертоносной целью, которую следовало уничтожать без пощады. Сострадание, которое я несколькими месяцами раньше ощутил к мертвому экипажу «Юнкерса-88», сбитому Уиддоусом над Восточной Англией, теперь утонуло в ненависти к врагу, уничтожавшему нашу прекрасную страну с памятниками ее славного прошлого.
Шанс моей личной мести представился ночью 8 мая. Сразу после наступления темноты в нашем лагере и в соседних деревнях завыли сирены. Самолеты эскадрильи взлетели один за другим. Со мной снова был Росс. Он придавал мне уверенность своим спокойным поведением в воздухе. Оператор «GCI» направил нас юго-западным курсом на высоту 4600 м. Ночь была темная с клоками облаков между 3000 и 3700 м, недостаточных для того, чтобы враг скрывался в них долгое время. Набирая высоту, мы могли видеть вспышки и пожары от первых бомб, падающих на Лондон. Другие ночные истребительные эскадрильи из Тангмера и Миддл-Уоллопа[73] уже были полностью вовлечены в потасовку. Когда мы достигли назначенной высоты, оператор сообщил нам, где находились вражеские самолеты, и мы стали приближаться. Я сказал Россу:
– Когда вы установите контакт, выводите меня так, чтобы он был немного выше меня и прямо впереди.
– О'кей, босс.
Это была наша стандартная тактика. Теперь я мог наблюдать массированный зенитный огонь над Лондоном и сильные пожары в южных предместьях. Оператор «GCI» вызвал меня:
– Крипер-42 (это был мой радиопозывной в то время). Бандит точно впереди, 10 км, немного выше. Через мгновение вы должны установить контакт.
Я молился, чтобы радар Росса не подвел. Если бы это случилось, то было мало надежды на то, что мы сможем обнаружить врага визуально.
– Как дела, Росс?
– Есть контакт! – ответил он.
Я вызвал оператора «GCI» и сообщил, что мы установили контакт, и он пожелал нам удачи. Росс молча отключил прием радиосообщений с наземных станций наведения, чтобы можно было сконцентрироваться на предоставлении мне непрерывной информации относительно того, что он видел на электронно-лучевых трубках своего радара. Постепенно он подводил меня ближе к врагу. Когда мы были приблизительно на дистанции 1800 м, он неожиданно сказал:
