Степан Пичугов - Неизведанными путями
Ночью белые подобрали трупы убитых и всех раненых.
Утром третьего дня было тихо. «Горцы» удивлялись: «Почему контрики больше не лезут? Или насытились, или не нравятся им наши гостинцы?»
Когда совсем рассвело и стали хорошо видны не только окопы, но и люди, со стороны белых вдруг раздался артиллерийский выстрел, и за линией наших окопов вырос, как исполинский куст, разрыв первого снаряда. За первым снарядом последовали еще и еще. Одни снаряды не долетали до линии наших окопов, другие перелетали их. Нам стало ясно, что противник подбросил сюда значительную артиллерийскую часть и ведет пристрелку по нашим окопам.
— Да, нашей одной трехдюймовочке туговато придется… — говорили бойцы.
Окопы наши, сделанные наскоро, неглубокие и в большинстве случаев одиночные, без ходов сообщения, не могли надежно защитить бойцов от сильного артиллерийского огня.
Что делать? Не лучше ли, пока не поздно, спасти людей, увести их из-под губительного огня противника? Командира полка с нами не было. Ходов вообще предпочитал держаться подальше от передовой линии, он всегда находил случай исчезнуть куда-нибудь перед боем: или уехать для связи в один из соседних полков, или в штаб бригады, а иногда и просто в обоз.
2-й батальон занимал позицию по опушке леса, левее деревни. Я немедленно вызвал командиров рот своего батальона и дал установку: в случае сильного обстрела артиллерией противника наших окопов незаметно отводить людей в безопасное место, в глубь леса, а как только прекратится артобстрел, вновь вернуться в окопы. 1-й батальон не мог сделать такого маневра, так как он размещался справа от деревни, где было чистое поле. Единственно, что можно было сделать, — глубже закопаться в землю. Калинин дал такое указание.
Пристрелка подходила к своему финалу: снаряды падали по всей линии нашей обороны, близко от цепи и даже прямо в окопы. Противник перешел на беглую стрельбу. К этому времени 2-й батальон уже был отведен в лес, в безопасное место, а бойцы 1-го батальона лихорадочно работали лопатами, вгрызаясь в землю; несмотря на эти усилия, в первом батальоне появились раненые и убитые. Настроение бойцов ухудшалось, а артстрельба все усиливалась и, наконец, достигла такого предела, что все смешалось и гудело. В довершение всего белые выскочили из окопов, дико завыли (видимо, были пьяные) и повалили густыми цепями в атаку. Бойцы 1-го батальона не выдержали: выскакивая из окопов они качали быстро отходить, не принимая атаки. Остановить их в это время было невозможно. Белые, увидев бегущих, устремились преследовать их. В это время роты 2-го батальона, выйдя из леса, ударили во фланг преследователям. Получилась свалка. Артиллерия белых вынуждена была прекратить огонь. Белые от неожиданности пришли в замешательство и пустились сами наутек. Но в это время со стороны окопов противника появились свежие цепи, а на фланге замаячила конная лава. 2-й батальон «горцев» вынужден был отходить вслед за 1-м, чтобы сохранить живую силу. Этот бой особенно ярко показал роль и значение артиллерии. Наша единственная пушка заслуживала большой похвалы, но она не могла противостоять превосходящей ее в несколько раз артиллерии противника.
На возвышенности, расположенной северо-восточнее деревни Лебедкино, мы задержались и начали срочно строить окопы. Линия фронта проходила по опушке леса.
1-й батальон занял участок слева, упираясь своим левым флангом в дорогу, идущую из Лебедкина на село Шогрыш. Дальше правее расположился 2-й батальон, имея за своим правым флангом большое непроходимое болото, тянувшееся на несколько километров.
Противник, дойдя до деревни Лебедкино, остановился и начал сосредоточиваться на противоположной окраине ее. Таким образом, деревня оказалась между двух позиций. Многие жители, предвидя боевые действия, поспешно уходили в лес, бросая свое хозяйство на произвол судьбы, некоторые попрятались в погреба и подполья.
Разведчики с обеих сторон шныряли по деревне, старались подкараулить друг друга, чтобы поймать языка. Это была очень рискованная и опасная работа, так как всякий попавший в плен не мог рассчитывать на дарование ему жизни.
В первый период гражданской войны, когда обе стороны имели добровольческие армии, классовая ненависть была так сильна, что пленных редко оставляли в живых.
Правда, командование Красной Армии категорически запрещало убивать пленных, но бойцы иногда в силу жгучей ненависти пристреливали их, не доводя до штаба, ссылаясь при этом на то, что пленный пытался убежать.
Что же касается командования белой армии, то оно не только не запрещало убивать красных пленных, но и поощряло это дело, часто само принимая в расстрелах активное участие.
Всех бойцов Красной Армии белые считали коммунистами, а коммунистов они уничтожали без всякого суда и следствия.
Несмотря на это, бесстрашные и неутомимые разведчики Напоров, Пименов, Горин, Шаров, Дорофеев, Ларионов, Кауров, братья Пичуговы и другие почти весь день с самого утра не вылезали из Лебедкина, не приходили в полк даже поесть.
ТРУСЫ ИЛИ ГЕРОИ?
Под Лебедкином, казалось, наступило равновесие сил. Артиллерия противника пока не проявляла себя. С наступлением белые что-то медлили. От комбрига Васильева мы получили указание удерживать занятые позиции. Наш сосед справа, Камышловский полк, тоже держал свои позиции впереди Ирбитского завода. На участках других полков 1-й бригады шли бои с переменным успехом.
«Горцы», испытав под Осинцевом губительный огонь артиллерии, усердно рыли новые окопы, особенно старался первый батальон. Противник подозрительно молчал. Разведка доносила, что на юго-западной окраине Лебедкина наблюдается скопление конницы. Ходов дал приказание Беспалову обстрелять шрапнелью этот квадрат. После короткого артиллерийского обстрела никакого движения замечено не было. Ходов сделал выговор адъютанту Моргунову за то, что тот неправильно информировал его о скоплении конницы.
Пока командир с адъютантом выясняли, кто из них ошибся, противник неожиданно, без предварительной пристрелки, обрушил на участок полка лавину артиллерийского огня. В это же время в нашем тылу затрещали ружейные и пулеметные выстрелы и вскоре загремело победное «ура».
— Что это? Что? Откуда там противник? — спрашивал Ходов, бледнея и мечась как угорелый. Потом вскочил на лошадь, метнулся к батарее и закричал паническим голосом: — На передки, за мной галопом марш! — и помчался по дороге на село Шогрыш.
Артиллерия противника продолжала обстреливать наши позиции, не давая возможности высунуть носа из окопов. Хотя огонь был не меткий, но очень частый. В довершение всего в это время из тыла показались бегущие в беспорядке наши обозники:
— Окружили! Окружили казаки и рубают наших! — кричали они в исступлении с искаженными от ужаса лицами.
Паническое слово «окружили» вмиг облетело линию фронта полка и со страхом отдалось в сердце каждого бойца. А тут еще не смолкал гул артиллерии, и бойцы, поддавшись чувству безнадежности, в панике бросились бежать. Но куда бежать? Впереди противник. Сзади противник. Кругом белые.
Единственное место, где не было противника, — это болото за правым флангом полка. Туда и устремилась вся масса обезумевших людей.
Побежал туда и я. Что мной руководило в тот момент, не знаю: чувство ли стадности, страха или просто боязнь остаться одному. Когда я прибежал к болоту, то увидел на самом краю его большую безвольную толпу. Мне показалось, что эти люди, загнанные сюда страхом, ищут выхода из этого тупика и не находят его. Они готовы были лезть в зыбкое болото и утонуть в нем, лишь бы не попасть в руки врагу. На лицах был написан ужас и полная беспомощность. Большинство людей прибежали сюда с оружием, и лишь незначительная часть побросала все. Не знаю, в порыве ли отчаяния или в порыве злости я закричал страшным, пронизывающим душу голосом:
— Становись!
Голос мой был таким резким и диким, что толпа как-то сразу смолкла и замерла.
— Командиры рот! Ко мне! — приказал я уже более уверенно и спокойно, обретая в себе силу. И в глазах людей можно было уже заметить проблеск надежды. Я видел, что эти люди готовы уже повиноваться и идти, куда бы я их ни повел.
Командиры рот обоих батальонов быстро явились и, вытянувшись, чего я раньше никогда не замечал, ожидали моего приказания.
— Немедленно разобраться и построить роты! — повелительно скомандовал я. Затем, обращаясь уже к комбату Калинину, добавил: — Ты с первым батальоном будешь прикрывать отход полка. Занимайте немедленно позицию.
— Товарищ Косоротов! — приказал я командиру 4-й роты, который уже собирал и строил свою роту. — Немедленно очистить дорогу от казаков. Отходить будем в сторону Ирбитского завода, на Тепловский кордон.