Давид Алексеев - Один год из жизни Блюхера
— Вот и затянулась петелька. Получили два фронта. Жди теперь и третьего.
— Куда вы, Василий Константинович? — удивился начальник штаба Леонтьев.
— К Томину, а Калмыкову пошлите такое приказание: «Богоявленскому полку с приданными сотнями, оставаясь на занятой позиции, упорно задерживать дальнейшее продвижение противника».
Томину ставилась задача продемонстрировать переправу на левый берег Белой. Этим главком рассчитывал отвлечь внимание врага с главного, Симского, направления. И сейчас, когда обстановка до предела обострилась, он помчался к троичанам, чтобы поторопить их с выполнением задачи, которая с минуты на минуту становилась все более важной. Не исключено, что противник именно теперь и именно здесь попытается рассечь надвое силы партизан. А если так, немедленный бросок томинцев к Белой явится не просто отвлекающим ударом.
Все двадцать верст от Архангельского до Ирныкшей гнали коней в опор, но Томина на месте не застали. Он только что выехал с командирами на рекогносцировку. Блюхер поднял полки по тревоге и, пришпорив коня, выскочил в поле.
— Назад! — приказал Блюхер, нагнав Томина. — Люди подняты. Ведите всех к переправе.
И только выкрикнул, из-за перелеска забил пулемет. Лошадь под ординарцем рухнула наземь. Еще очередь — подломил ноги буланый главкома. Блюхер не растерялся, ловко высвободил ноги из стремян и не дал лошади придавить себя.
— Опередили и здесь, подлюги! — выругался, поднимаясь с земли.
Второй ординарец спешился, отдал своего коня главкому.
— Назад зараз скачите! — прокричал Томин.
Храбриться было попусту. Рванули галопом. Только влетели в село — по нему враг ударил из пушек. В разных концах Ирныкшей занялись пожары.
Блюхер сурово взглянул на Томина, но ничего не сказал. Знал, нет уже надобности вмешиваться в его дела. Чем сложней обстановка, тем спокойней и собранней Томин. Опасности для него — родная стихия. И томинцы действовали под стать командиру. Не поддались панике, не утратили организованность.
Встречая батальоны и роты, Николай Дмитриевич накоротке отдавал распоряжения. Центральный участок обороны отвел батальону Сакача. Умело выбрал позиции и для остальных подразделений 17-го Уральского полка. Сотни разинцев, разделившись надвое, понеслись в стороны для прикрытия флангов. В считанные минуты изготовились к бою и троицкие артиллеристы.
Первая атака белогвардейцев быстро захлебнулась. За стойкость обороны можно было не опасаться. Блюхер поспешил обратно в штаб. Ему доложили, что в районе Бердиной Поляны бойцы Павлищева разведали брод с удобными подступами. Главком распорядился усилить уральцев резервным Архангельским полком и начинать форсирование Сима.
Получив подкрепление, Павлищев не бросился очертя голову на штурм водной преграды. Архангельцы имели сильную конную группу. Павлищев отдал приказ конникам переправиться в скрытом месте, а затем внезапно ударить по противнику, засевшему в окопах на северо-востоке Бердиной Поляны.
Преодолев реку вплавь у хутора Александровский, архангельцы удачно совершили глубокий фланговый маневр. На вражеском берегу поднялась неразбериха, паника. Ее усилили меткие выстрелы артиллеристов Челябинской батареи. Улучив момент, пулеметчики 1-го Уральского полка выдвинулись к самой реке. Под прикрытием их огня, не мешкая, пошла на переправу рота Якова Кривощекова. Первый плацдарм у Бердиной Поляны был завоеван.
Допоздна не стихали в тот день орудийные раскаты и винтовочная пальба на всем протяжении фронта, раскинувшегося по берегам трех рек: Сима, Белой и Зилима.
Кончились первые сутки большого сражения. В Главном штабе партизан подводили итоги боевой работы. Павлищев пробился за Сим на несколько десятков очень важных метров. Томин и Калмыков не только удержали за собой Ирныкши и Зилим, но и вынудили противника откатиться на прежние позиции.
На рассвете 20 августа главком с работниками штаба выехал к месту переправы через Сим. Конь вздрагивал от близких разрывов шрапнели. Блюхер не замечал их. Лицо его исхудало, почернело, густой сетью набежали на глаза нервные красные прожилки. Может, и сердца коснулась усталость бессонных ночей, тревог, переездов с места на место? Нет, взглянул пристально за реку, где бились с врагом первоуральцы, и сказал с привычной ему заботливой интонацией в голосе:
— Помочь надо товарищам. Мост будем здесь наводить. Лети, Иван Степанович, порадуй своих. Скоро все отряды пойдут расширять плацдарм.
— Есть, товарищ главком, — воспрянул духом Павлищев. — Лечу!
Мост на переправе был крайне необходим. Это понимали все. Но кто возьмется руководить его наводкой? Да и строить как? Ни материалов нужных, ни инструмента нет. Посмотрел главком изучающе на работников штаба и остановил взгляд на Голубых.
— Слушай, Михаил, а не забыл ли ты вторую свою партизанскую должность? Саперами ведь руководишь. Так и берись с ними за дело. Пусть докажут, что не только телеги чинить мастера. Чем помочь могу?
— Гвоздями, — поспешил с ответом Голубых.
— Гвоздей нет.
— Проволока, топоры нужны.
— И это сам разыскивай.
— Тогда хоть людей подбросьте!
— Роту дам. Действуй, время не терпит.
Расставшись с Блюхером, Голубых растерянно опустился на траву. Было над чем поломать голову. За жизнь свою он и забора не построил. А тут сразу — мост! С чего браться за дело, как?
Подъехали саперы, подошла рота верхнеуральских пехотинцев. Нашлись среди них и плотники-строители и даже самый настоящий мостовик. Недостающие топоры раздобыли в обозе у беженцев. У них разжились и веревками, вожжами — на случай, если гвоздей не хватит.
Работа закипела. Из толстых берез, которые рубили неподалеку в роще, мастерили козла, потоньше — шли на прогоны. Досок на настил, конечно, не нашлось. Заменили их стланью из жердей и хвороста. Гвозди кончались, вязали бревна и стлань веревками и вожжами.
Под свист шальных пуль, под лопанье надоедливой шрапнели саперы возводили мост. Выглядел он неказисто, но был достаточно прочен, надежен даже для пропуска пушек.
Минули сутки, и переправа началась. С каждым часом тесней и тесней становилось на правобережном плацдарме. Первыми переправились роты Архангельского и Верхнеуральского полков. На подходе были и остальные партизанские части.
Длинными вереницами тянулись к Бердиной Поляне госпитальные двуколки, обозы, подводы беженцев. По небу гуляли тучи, дожди размывали хлюпкие проселки, превращая их в непролазное месиво грязи. Переброска тылов к переправе отняла трое с лишним суток, и только 25 августа главком смог отдать приказ о решительном «расширении плацдарма на правом берегу реки Сим для свободного маневрирования с целью продвижения к железной дороге».
С потерей Бердиной Поляны белогвардейские генералы не на шутку встревожились: а не нацелятся ли дальше партизаны на Уфу, и спешно направили в расположенные на дальних подступах к городу села Урунда, Родники и Слутка значительные силы. Узнав об этом, Блюхер после недолгих размышлений пришел к выводу, что начинать бои за расширение Симского плацдарма наиболее целесообразно с удара именно в сторону этих сел.
Принимая такое решение, главком преследовал цель отвести внимание противника от своих истинных планов, уверить его в опасениях за судьбу Уфы и выиграть тем самым время для последующего стремительного маневра на север, к железной дороге.
…Общее наступление назначено на утро 26 августа. Накануне вечером на Симский плацдарм переправились томинцы. За один дневной переход они покрыли путь от Ирныкшей до Бердиной Поляны. На левом берегу Сима оставался лишь Богоявленский полк. Риск был немалый, но Блюхер пошел на него: калмыковцы не подведут!
Итак, наступление на рассвете. Все предрешено, все расписано до мелочей. Едва лишь займется заря, двинутся с плацдарма на запад в сторону Уфы одновременно три партизанских полка. На Слутку пойдут первоуральцы и архангельцы. Левее их, держа направление на Родники, будут наступать бойцы 17-го Уральского полка под командованием Алексея Кононова. В резерве — конные группы полков и казаки-разинцы Александра Карташева. У бойцов-верхнеуральцев Ивана Каширина — своя, особая задача.
Перед боем Василий Константинович заночевал у старых друзей — в Уральском отряде Ивана Павлищева. С ними же и в атаку поутру поднялся, пошел на врага во главе передовой цепи. Сделал это не в пылу азарта, не ради хвастовства. Не в его характере было метаться на поле боя и подменять собою других командиров. Лишь в крайних случаях Блюхер разрешал себе быть в общей цепи. И теперь бойцы, увидев в своих рядах главкома, поняли, что их задача предельно ответственна и бороться за ее безусловное выполнение надо, не жалея ни крови, ни самой жизни.
