Николай Сучков - Пламя в джунглях
Вдруг Гонда сбросил с плеч черный плед и оказался в одном набедреннике. В руках его сверкнули ножи, начался танец жертвоприношения богу джунглей. Гонда высоко подпрыгивал, поджимая ноги, тряс бедрами, коленями, головой. Крутился волчком, катался по земле. Наконец, он затих и, качаясь из стороны в сторону, стал глухо бормотать. Прислужник протянул ему чашу, и Гонда пошел по кругу. Делал у каждого на запястье крестообразный надрез, выжимал кровь в чашу и смазывал ранку темно-бурой жидкостью. Обойдя всех, Гонда встал спиной к костру, лицом к джунглям. Он поднял вверх чашу и начал громко выкрикивать:
— О Дземму! Прими нашу скромную жертву! Пусть милость твоя будет больше! Мы твои дети. Добром за добро, злом за зло! О великий отец!
Затем, бережно неся перед собой чашу, удалился в джунгли. Сиеми снова склонились к земле, подняв над головой сложенные ладонями руки. Из джунглей донесся дикий крик, и люди сразу расслабились, выпрямились, облегченно вздохнули — бог джунглей принял их жертву.
Жидкость, которой смазали ранку, приковала Алекса на сутки к постели — его сильно лихорадило. Но она обладала чудесным свойством — вырабатывала в организме человека иммунитет против змеиного яда.
Праздник жертвоприношения в честь бога джунглей устраивается у сиеми раз в год. Производилась своеобразная противозмеиная прививка. Благодаря этому сиеми, как и все нага, безбоязненно ходили босыми в кишащих змеями джунглях.
Новый день родился в ослепительном сиянии солнца. Тепло и глубоко дышала земля, по-матерински щедро отдавая свои соки всему живому. Огромные грифы, оседлав одинокое разлапистое дерево, расправляли для просушки полутораметровые крылья — ночью был дождь. Птицы равнодушно смотрели на цепочку людей, скользящих по бурому склону горы и пропавших в лесу.
Свет померк. Сверху — плотный шатер листвы. В густой зелени сверкают разноцветными красками тропические цветы: белые, оранжевые, фиолетовые. Шеренгой выстроились рододендроны, увешанные гирляндами из мха. Над головами перебранивались с белками обезьяны. Пронзительно кричали попугаи, перелетая с ветки на ветку. Их яркое оперение вспыхивало и переливалось всеми цветами радуги. Равномерно и тяжело падали крупные капли, обдавая легким душем идущих.
Потом отряд вступил в зону молчания. Слышался лишь хруст гнилых сучков под ногами да шорох опавших листьев. Воздух был неподвижен и мертв. Тропа узка, можно идти только по одному. Она петляет и петляет, выискивая проход в чащобе. Кто ее проложил: человек ли, зверь ли? И тот и другой пользуются ею, чтобы передвигаться в этих непролазных дебрях.
Временами тропа расширялась и переходила в полянку или натыкалась на развалины упавшего лесного исполина, оставившего светлое оконце в зеленой крыше над головой. И тогда вплоть до неба вырастали прямые, сотканные из солнечных лучей, колонны. Люди невольно замедляли шаг, радуясь живительным потокам яркого света и тепла. Иногда лес редел, и солнце, проникая сквозь листву, смутно освещало все. Мелькали, плыли пятна. На таком фоне леопарда или змею не заметишь и в двух шагах.
Тропы паутиной покрывают джунгли и являются единственными путями сообщения здесь. Если о них забывают на неделю, они зарастают и исчезают бесследно. Но вместо них появляются новые тропинки. В таком лабиринте легко заблудиться чужеземцу. Только охотник племени, кочующего в границах своих владений, в состоянии читать мудреную книгу лесных и горных троп.
От Маунг Джи, находившегося в передовом дозоре, пришло донесение: захвачен японский обоз, охрана из трех солдат перебита. Известие принес Мбанго — шестнадцатилетний паренек, востроглазый и юркий, как ящерица. Он и проводил отряд. Там уже все было спокойно: пять мулов мирно пощипывали травку, гурк Бахадур и сиемец Абунг о чем-то тихо беседовали, Маунг Джи с карабином в руке расхаживал около горки трофеев: мешков с рисом, ящиков и тюков.
— Один джап пытался удрать, и нам пришлось его прикончить, — завершил молодой бирманец свой короткий рапорт.
— Действовали вы смело и решительно, за это хвалю, — сказал Алекс, любовно оглядывая четверку юных храбрецов. — Но вы же наши глаза и уши! Ввязываясь в разные переделки, рискуете не только собой, но и всем отрядом. Это учтите на будущее. А вообще-то, вы молодцы! — Алекс сгреб всех четверых, и юноши молча прижались к нему, не пытаясь оправдываться.
Задержанные погонщики мулов рассказали, что за ними должен пойти еще один более крупный обоз. Охраны там тоже мало, японцы спокойны пока за свои тылы. Совет командиров решил: захватить. Выслали дозоры, отряд залег в ожидании врага.
В джунглях не устроишь привал, где пожелаешь. Тропа порой долго идет по болотам или петляет по скалам и кручам. Встречаются большие участки пути, где нельзя остановиться на отдых из-за москитов, клещей, древесных пиявок или слепней. Ни человек, ни животное не могут выдержать их атак. Часто тропа пробивается сквозь непроходимые заросли, и она слишком узка, чтобы раскинуть лагерь. Да и вода встречается далеко не везде, подчас приходится довольствоваться лужей, оставшейся от дождя. Однако отряд вели охотники, знающие здесь каждый уголок. Привал сделали у прохладного чистого родника.
В отряде наладилась поистине военная дисциплина. Одни расчищали место, другие сооружали легкие навесы. Посланные за водой воины вернулись и разводили небольшой костер, почти не дававший дыма. Поначалу Алекс решил было не разжигать огня, чтобы не выдать себя врагу, который мог находиться вблизи. Но когда неожиданно закричала сова в сумраке наступавшей ночи, Алекс увидел ужас в глазах воинов. «Без огня не обойтись», — подумал он и отменил свое решение. Даже зрелые мужчины боятся джунглей ночью. А его воины еще так молоды!
Непроглядная тьма подступила вплотную. То тяжко вздыхает, то глухо рокочет, то сотрясается от топота крупного животного, то взрывается ревом вышедшего на охоту тигра. Какая-то птица издала странный преследующий крик. Часовые замерли. Крик повторился, щемя сердце и наводя безысходную тоску. Часовые сошлись к самому костру, судорожно сжимая оружие.
— Потерянная душа бродит, — проговорил кто-то. — Кого она найдет, тот станет бессмертным, но одиноким.
— Хуже не придумаешь: вечно мучиться в одиночестве, — молвил другой.
Алекс не спал. Не отрываясь, глядел на ровное пламя огня. У ног его свернулась калачиком Гаудили. Она совсем измучилась за день. На ее худенькие плечи легла забота о раненых. Гаудили находила целебные листья и коренья, делала из них отвар, меняла повязки, осматривала и здоровых, у которых любая из многочисленных царапин могла стать причиной тяжелого заболевания. Лекарь отряда колдун Гонда еще не закончил программу жертвоприношений: существует слишком много духов и богов, от которых зависит успех воинов, вступивших на тропу войны, и всех нужно умилостивить.
Огонь несмело пробивается мене толстых чурок. Воины спят мертвым сном, редко кто вскрикнет или вздохнет глубоко. Алекс не спит. Наплывают картины далеких дней. Разве такое забудешь! Курсантские лагеря. Изнурительный поход по раскаленным пескам, а ночью — долгожданный привал на Аму-Дарье. И костер. Тогда они пекли картошку. Комиссар училища подсел на огонек. Стал рассказывать об Испании. Он воевал там добровольцем. Раненный, попал в плен к фалангистам. Убежал. Набрел на группу окруженных республиканских бойцов, отчаявшихся во всем. Своей рукой расстрелял паникера, а в остальных вдохнул надежду. Их поддержали крестьяне. Стали партизанить и бить врага в тылу. Каждый партизан дрался за десятерых. Об отряде ходили легенды. Франкисты дрожали при упоминании о «красных дьяволах» — так прозвали партизан. Они прорвались к самому Мадриду и были одной из лучших частей республиканской армии.
Навсегда запомнил Алекс слова комиссара: «Никогда, ни при каких обстоятельствах не сдаваться! Бей врага из любых положений!» Где он теперь? Где друзья-курсанты? Во всяком случае, над ними свое небо, теплое, родное.
А у него над головой чужие холодные звезды. Он ли всматривается в них, или они глядят на него? Весь окружающий мир до чрезвычайности прост: звезды во мраке, воины с копьями, словно выскочившие из прочитанных в детстве книг, и тоскливый крик в ночи. Время остановилось, застыло.
Тропики, о которых Алекс когда-то в детстве лишь мечтал, теперь стали частью его новой удивительной жизни. И он привык к ним, тропикам, невероятно многообразным, первозданно диким и прекрасным.
Утром проснулись рано.
Трудно было придумать более удобное место для засады, чем это. Здесь тропа полого поднималась по дну неглубокого оврага. По его склонам густо разросся бамбук, мелкий кустарник, среди которого возвышались валуны и деревья.
За поворотом сделали завал. Билл занял позицию впереди, Алекс с одним отделением — в центре, за хвост обоза отвечал Гаро. Каждый тщательно замаскировался. Концы копий и дахи вымазали глиной, чтобы не блестели на солнце. Кто умел обращаться с гранатой, получил по две штуки. Воины сняли с пояса щитки, отдали Гаудили бусы део-мони и одели бусы смерти. У них не было ни страха, ни тревоги. Они готовились к бою, как к торжеству.
