Ганс Киншерманн - Кроваво-красный снег
— Что-то здесь не так. Тревога! Поднимайте всех по тревоге! Готовьтесь к бою!
Бегу к своему пулемету и срываю с него кожух. Все подразделение поднято по тревоге и ждет следующей команды. Какой именно? На передовой все спокойно. Неужели Курат случайно заиграл на гармошке? Если бы он заметил что-то подозрительное, то предупредил бы нас выстрелом из винтовки, как того требует устав караульной службы. Разве это не могло быть ложной тревогой? Ответов на эти вопросы нет, Деринг молчит. Затем в воздух взлетает трассирующий снаряд.
Что это? На расстоянии 50 метров от нас мы видим фигуры в белых маскировочных халатах. Когда мы открываем огонь из пулеметов и винтовок, они бросаются на снег. Когда становится светлее, мы видим, что русских стало еще больше. Они залегли за первой группой. На них такой же зимний камуфляж. С фланга по ним открывают огонь наши саперы. Противник все так же лежит в снегу, ждет. Проходит полчаса. Почему они не идут в атаку? Что же будет дальше? Чего они ждут?
Вскоре мы узнаем, чего они ждали. На нас надвигаются танки! Сначала видим две бронемашины, затем из рассветного тумана выныривают еще три. Они начинают обстрел наших позиций. А как же наше 88-мм орудие? Оно хорошо замаскировано и наверняка ждет своего часа. Мысль об этом лишь ненадолго успокаивает меня. Что может сделать одно орудие против пяти танков? Советская пехота под прикрытием боевых машин двигается на нас. Пытаемся сдержать ее наступление.
Как гром с ясного неба раздается первый выстрел из нашего зенитного орудия. Видим, как бронебойный снаряд врезается в башню «тридцатьчетверки», которую мгновенно охватывает огонь. Затем над ней начинают подниматься клубы черного едкого дыма. Между тем ствол нашего 88-мм орудия наведен на другую цель. Снаряд попадает точно в гусеницу танка. Подбитая бронемашина бесцельно кружится на одном месте. Экипаж успевает выскочить наружу прежде, чем второе прицельное попадание уничтожает танк. Еще одна бронемашина пытается выскочить туда, где в нее не сможет попасть наше орудие. Два танка стреляют в нашу зенитку, но промахиваются. Один из снарядов попадает в блиндаж, расположенный справа от меня. Через секунду воздух оглашают крики и призывы о помощи. Наверняка там кого-то ранило. Вскоре кто-то из наших солдат подбивает третий советский танк, у которого заклинивает башню. Танк не может вести огонь и пытается отойти в тыл. Через несколько минут следом за ним отходит еще одна боевая машина. Танк, отошедший в недоступное для нашего орудия место, в мертвую точку, попадает, что называется, из огня да в полымя. Когда он пытается уничтожить наше 88-мм орудие и выбирает для этого более удобную позицию, то оказывается под прицельным огнем двух наших танков, поджидавших его за склоном холма. Прежде чем они уничтожают «тридцатьчетверку», та успевает нанести одному из них серьезные повреждения.
Хотя нам в очередной раз удалось остановить наступление противника, за это пришлось заплатить высокую цену. От выстрела советского танка, попавшего в наш блиндаж, погиб Дитер Мальцан и один ефрейтор. Трое солдат получили серьезные ранения, одному оторвало руку ниже локтя.
Лишь через несколько часов, после того как прекратился мощный артиллерийский обстрел, мы смогли немного продвинуться вперед, дальше наших прежних позиций.
Возле окопов на наблюдательном посту мы находим тела Курата и его напарника. Они лежат в луже замерзшей крови. Их убили, а затем сняли с ног сапоги и забрали винтовки. Курат погиб не сразу, он попытался сообщить нам о нападении при помощи губной гармошки. Когда мы понесли погибших к нашей траншее, чтобы достойно похоронить, он продолжал сжимать ее в своей окоченевшей руке. Он спас нам жизнь, потому что иначе враг застал бы нас врасплох.
Сегодня у нас был еще один удачный день, хотя назвать его хорошим тоже нельзя. Мы, те, кто остался в живых, должны благодарить Всевышнего за то, что он снова отвел от нас беду. Громмель напоминает нам, что сегодня воскресенье, день святого Николая. Разве это имеет какое-то значение? Для нас давно перестали существовать выходные дни и праздники. Каждый новый день, когда мы избежали смерти, — уже хороший день. Чувствую, что этой ночью буду спать крепким здоровым сном.
7 декабря. С утра снова туманно. Ближе к полудню туман рассеивается, и видимость улучшается. Снова активизировались вражеские снайперы. На железнодорожной станции на нас наступают подразделения Красной Армии, действуя отдельными отрядами. Они также ведут минометный обстрел деревни. Когда в небе появляются «штуки», русские прекращают огонь. Наши самолеты бомбят позиции русских, расположенные впереди нас. Красноармейцы так хорошо замаскировались в снегу, что мы удивляемся тому, как близко от нас они оказались, и мы этого не заметили. Пикирующие бомбардировщики обрушиваются на противника несколькими волнами. Мы уже привыкли к вою авиационных сирен, которые они включают, заходя в пике. Ввысь поднимаются столбы черного дыма от пораженных ими целей — машин и артиллерийских орудий. Налеты бомбардировщиков не могут остановить огонь неприятельских пушек и минометов. Однако «сталинские органы» пока молчат. Может, они уничтожены нашими «штуками»?
На ужин неожиданно получаем бобовую похлебку с картофелем и немного хлеба. Янсену удалось с того берега Дона привезти нам немного еды.
8 декабря. Сегодня день не слишком отличается от вчерашнего дня. Видимость хорошая. С самого утра пикирующие бомбардировщики бомбят позиции русских войск. На этот раз их цели расположены дальше — должно быть, русские наращивают силы на высотах за станцией Чир. Пикирующие бомбардировщики атакуют во второй раз несколькими волнами. Над пораженными ими целями в синее небо поднимается густой черный дым.
9 декабря. Хмурое утро. Враг интенсивно обстреливает деревню и наши позиции. До полудня осмеливаемся лишь изредка высунуть нос из окопа. Снова начинается игра в тягостное долгое ожидание. Русские, несомненно, отвели свои войска, чтобы провести бомбардировку наших позиций. Сегодня, вероятно, это им не удастся по причине плохой видимости. Днем самолеты совершают налет на деревню с востока и вдоль железной дороги с юга. Мы в боях не участвуем. Если противнику удастся захватить деревню, то тогда он сможет атаковать нас с обеих сторон, угрожая нам окружением. Ждем и молимся о том, чтобы из этой затеи у русских ничего не вышло.
Сражение за деревню продолжается несколько часов. Затем резервному подразделению удается контратаковать противника и выдавить его из деревни. Потери велики — шесть убитых и много раненых.
11 декабря. Небо пасмурное. Видимость ограниченная. С раннего утра начинается артиллерийский обстрел наших позиций. Снаряды противника рвутся вокруг нас. Обложили нас плотно. Похоже, что пощады нам ждать не придется. Из-за взрывов мы не слышим рокота моторов и не осознаем грозящей опасности. Перед нами неожиданно, как призраки, появляются пять танков «Т-34». Их появление становится неожиданностью не только для нас, но и для расчета 88-мм орудия, установленного на гребне высотки. Прежде чем расчету удается развернуть длинный ствол, чтобы навести его на танки, из пяти башенных орудий производятся выстрелы. С такого близкого расстояния это означает гибель нашего зенитного орудия. Однако, к нашему удивлению, артиллеристам удается подбить один из танков, прежде чем получить два прямых попадания. Видим, как в воздух взлетают обломки пушки. Расчет орудия убит на месте. Четыре «тридцатьчетверки» продолжают надвигаться на нас. Рядом с ними бегут русские пехотинцы. Второе зенитное орудие продолжает вести огонь. Трассирующие снаряды поражают танки противника, заставляют вражескую пехоту остановиться и спрятаться за боевыми машинами.
Две бронемашины приближаются к краю ближней траншеи, но неожиданно сворачивают в сторону. Теперь они движутся параллельно ей, подставив нам бока. Вскоре они оказываются возле огневой точки Мейнхарда. Возникает ситуация, о которой может только мечтать охотник за танками. Однако противник знает, что никаких противотанковых средств у нас нет. Из всех видов стрелкового оружия мы открываем огонь по пехотинцам, следующим за танками, однако те и не думают останавливаться. Обрушиваем огонь на тех красноармейцев, которые осмеливаются продолжать наступление. Рядом с Вариасом и Мейнхардом взрываются ручные гранаты. Пулемет Мейнхарда неожиданно замолкает, однако огонь из винтовок не прекращается. Трассирующие снаряды, нацеленные на волну вражеской пехоты зениткой, со свистом пролетают над нашими головами. Если бы не это зенитное орудие, то противник давно смял бы нас. Саперы продолжают с фланга поливать неприятельскую пехоту огнем двух пулеметов.
Первый танк останавливается возле огневой точки Мейнхарда. Двигатель ревет еще громче. Гусеницы взрыхляют замерзшую землю. Зенитка бьет по танку прямой наводкой разрывными снарядами, но они наносят башенной броне ущерб не больший, чем огонь фейерверка. Затем происходит это! Танк, прорвавшийся на наши позиции справа от нас, бьет прямой наводкой по зенитному орудию. Вторым снарядом он разбивает его вдребезги. Во все стороны летят обломки металла и куски человеческой плоти. На землю падает оторванная нога, окрашивая снег кровью. Беспомощно смотрим друг на друга. Мое лицо, несмотря на холод, покрыто потом, заливающим глаза. Чувствую, что во рту пересохло, язык прилип к небу.
