Богдан Сушинский - Стоять в огне
Он лежал в сухих и теплых листьях и задумчиво смотрел то на башни, то на дорогу, по которой время от времени проходили небольшие колонны, и пытался представить себе, что происходит сейчас там, за стеной. Досадно, что он не смог участвовать в этой операции. Крамарчук вообще был уверен, что сумел бы показать себя в боях намного лучше, чем это у него получалось до сих пор. Именно поэтому Николай уже несколько раз то просился в разведку, то предлагал командиру отобрать надежных ребят и неожиданно, ночью ворваться в крепость… Все же бурлило в нем нечто такое, наполеоновское, чего он никак пока что не мог реализовать, и это вызывало у него чувство какого-то мальчишеского огорчения: упустить такую возможность прославиться или хотя бы проявить себя! И хорошо было бы дослужиться до офицера. «…До офицера – это было бы прекрасно».
Конечно, никто не в состоянии был предсказать, как сложится его судьба после войны. Однако пофантазировать можно и о тех несбыточно далеких временах. Многого от своего будущего Крамарчук не ждал. Но если останется жив, хотел войти в эту новую послевоенную жизнь человеком, который храбро воевал и теперь серьезно думает о том, как бы помудрее устроить мирное бытие. В этом он усматривал самую важную часть своего перерождения из странствующего романтика-полуцыгана – в человека, как он говорил себе, с именем и лицом. Как только Красная армия освободит эти места, он снова станет солдатом. А потом, после войны, обязательно закончит среднюю школу – ну, вечернюю, там, или заочную – и поступит в институт. Как Беркут…
Замечтавшись, Крамарчук поднялся во весь рост, совершенно забыв о том, что его могут заметить с дороги. Именно в это время на участке шоссе, за которым он наблюдал, показались две крытые машины. Возможно, сержант и не обратил бы на них особого внимания, но из задней машины вдруг выпрыгнул какой-то человек. Он соскочил на полном ходу, упал, скатился с довольно высокой насыпи и, петляя между кустами, бросился в лес. Должно быть, это произошло настолько неожиданно для конвоиров, что те не успели среагировать. Машина прошла еще по меньшей мере метров сто, прежде чем один из конвоиров сумел открыть огонь. А когда она остановилась, два конвоира сразу же соскочили на дорогу, но преследовать беглеца не стали, а всего лишь неспешно прошлись длинными автоматными очередями по зарослям на опушке леса.
Спохватился и старший колонны, очевидно, офицер. Николай видел, как, открыв дверцу кабины, он произвел несколько выстрелов прямо с подножки. Беглеца Крамарчук уже потерял из виду, зато за немцами следил очень внимательно.
Весь этот спектакль длился несколько минут. Вдоволь настрелявшись, конвоиры закурили, сели в машину и уехали.
«Значит, кому-то повезло… – думал Крамарчук, быстро спускаясь пологим склоном горы. – Но кому?.. Вдруг это был Беркут?! А что, немцы вполне могли схватить всех троих и пытались перевезти куда-нибудь из Подольска…»
По едва заметной тропинке он побежал к шоссе, все время осматриваясь по сторонам, чтобы не упустить беглеца. Но, к своему удивлению, так нигде и не обнаружил его. «Неужто убили?!»
Уже на опушке Николай осторожно приблизился к тому месту, где это могло произойти. Обнаружил срезанный пулями ствол молодой ели, следы солдатских сапог в заболоченной ложбине… Вот только сам беглец словно бы растворился в голубоватой лесной дымке.
«Может, это действительно был Беркут? – теперь уже с облегчением подумал Крамарчук. – Нет, так убежать мог только он! Возможно, что прямо там, в машине, даже убил одного из конвоиров…»
Подбодренный этим предположением, Николай не стал прятаться в заросли, когда услышал шум моторов. Наоборот, приблизился еще на несколько шагов к дороге и притаился за широким стволом дуба. Через минуту-другую из-за деревьев показались открытый грузовик с солдатами, потом «опель» и снова – набитый солдатами грузовик…
«Конечно, с такой охраной и на тот свет не стыдно…» – подумал он, сцепив зубы. Но в последний момент передумал стрелять по легковой и длинной очередью прошелся по солдатам на второй машине. Над самым бортом, для верности…
Он успел дать еще две очереди, прежде чем и первая машина, и лимузин остановились, а выскочившие из них фашисты залегли прямо на дороге и тоже открыли огонь. Но Крамарчук уже скрылся в овраге, который уводил его все дальше и дальше, в глубь леса. Именно там, в овраге, сержант вдруг задумался над тем, что не насторожило его раньше: а почему, собственно, ни один из конвоиров даже не попытался догнать беглеца? Почему не бросился за ним в лес?
16
Штубер подождал, пока машина с Беркутом и его людьми тронулась с места, и пошел к воротам.
«Если этот партизан может с такой легкостью проникать сюда под чужим именем, то рано или поздно его люди повесят меня на одном из зубцов крепостной стены, – с досадой подумал он, бросив презрительный взгляд на солдат, стоявших навытяжку по обе стороны ворот. – Нужно позаботиться о более надежной охране. Все-таки мы на окраине города, а рядом – огромный лес».
Но ни эти тягостные мысли, ни осознание того, что несколько минут назад он, как последний болван, разболтался перед «оберштурмфюрером Ольбрехтом» о партизанских отрядах и готовящихся против них акциях, – уже не могли испортить ему настроения. В конечном итоге все удалось. Главное, что Беркут был здесь и что он, Штубер, не разочаровался в нем. Даже то, как этот варвар проник в его башню, свидетельствует, что в принципе это способный и хладнокровный диверсант, с которым есть смысл продолжать игру. Кстати, почему бы не заслать в его группу одного из своих «рыцарей»? Так было бы куда надежнее…
Подумав еще немного, Штубер окликнул фельдфебеля, стоявшего у палатки и, подобно верному псу, ожидавшего, когда о нем вспомнят. Здесь же, во дворе крепости, они согласовали все детали блиц-операции, которой должен был руководить лично Зебольд.
– Господин гауптштурмфюрер! – выбежал из башни ординарец. – Только что звонили из канцелярии подполковника Ранке. Вас немедленно просят прибыть в резиденцию абвера.
– Что там у них стряслось? Мне хотят сообщить, что наши доблестные войска взяли Москву?
– Не знаю. Адъютант господина Ранке передал, что машина за вами уже послана.
– Божественно, как говорит один наш общий любимец.
Штубер поднялся к себе, взял уже дважды спасавший ему жизнь швейцарский пистолетик, выпил рюмку коньяку и, постояв минут пять у бойницы, спустился вниз. Машина ждала его у ворот крепости. «Хорошо, хоть самого Ранке не принесло сюда во время посещения Беркута. Испортил бы всю обедню».
– Мне приказано сопровождать вас, – вышел из «опеля» унтер-фельдфебель и открыл заднюю дверцу. Когда ему приходилось ездить в легковых машинах, он всегда садился на заднее сиденье. Это было его неизменным правилом.
Проезжая узенькими извилистыми улочками города, он бездумно не замечал ничего происходящего на них. Как не думал и о предстоящем разговоре. О чем бы там ни шла речь – это уже несущественно, сейчас его волновало другое: как осуществить хотя бы одну громкую операцию? Он, конечно, сразу же позаботился бы, чтобы о его успехах узнал Скорцени. Возможно, это стало бы началом возвращения в лоно рейха. Все-таки неразумно бросать людей с его опытом чуть ли не на передовую, в эти подольские леса, в глухие дебри дикой Славянии…
Правда, Скорцени тоже бывал здесь. В свое время он даже наступал на Москву в составе эсэсовской дивизии «Дас рейх». Но знал Штубер и то, что его кумир воевал на Восточном фронте лишь до тех пор, пока надеялся одним из первых войти в столицу русских. Когда же эти надежды развеялись, унтерштурмфюрер отборной дивизии оказался в самом глубоком тылу, в Германии. По крайней мере так информировал Штубера один из его давних знакомых.
Впрочем, Штубер не осуждал Отто. Наоборот, считал, что тот поступил разумно. Кому нужен бессмысленный риск? Ну а политический капитал Скорцени все же сумел приобрести: теперь никто не решится упрекнуть его, что он отсиживался в тылу, не решаясь повоевать на Восточном фронте. А для карьеры это важно.
Машина остановилась возле небольшого двухэтажного особняка. Унтер-фельдфебель выскочил из нее первым и осмотрел небольшую площадь перед зданием. Заметив гауптштурмфюрера, часовой у входа отдал честь, однако слонявшиеся по площади два типа в гражданском (но с отличной унтерской выправкой) сразу же остановились и подозрительно осмотрели все вокруг.
– Теперь я понимаю, почему вы завидуете мне, – произнес Штубер, входя в кабинет Ранке, который разместился на втором этаже. – Потому что даже здесь, в центре города, не чувствуете себя в безопасности. Несмотря на то что на первом этаже находится отделение гестапо.
– Именно об этой нашей совместной безопасности я и хочу поговорить с вами, гауптштурмфюрер, – процедил подполковник, жестом приглашая его садиться. – Только что я говорил с шефом гестапо. Обстановка, сложившаяся в нашем регионе, не может не волновать. Впрочем, для начала позвольте узнать, как чувствует себя наш общий знакомый – лейтенант Беркут?
