Виктор Николаев - Живый в Помощи(Записки афганца 1)
А «духи», сообразительные матерые «духи», не сделали ни одного выстрела. Затаились, превратились в камни, дали прибывшим захлопнуться в каменном мешке. Когда, высадив группу, «восьмерки» взлетели, чтобы встать в зону ожидания, они быстро стали похожими- на решето — «духи» заявили о своем присутствии из всех видов оружия. Раненные левый летчик и борттехник одного из вертолетов все же успели отвести машину на безопасное место.
Когда глаза «гостей» привыкли к темноте, их взорам предстала удручающая картина. Двое прокопченных от боев и грязи десантников дежурят на входе с пулеметом. Остальные лежат вповалку на камнях. Уже четверо убитых бережно уложены в углу. Двое пленных «духов», захваченных во время короткого дерзкого выхода, туго скрученные ремнями спина к спине, с чмоканьем сосут камни.
Ребята быстро просчитывают ситуацию. Всего их, живых, девять. В том числе трое тяжело раненных, остальные — легко. Они трое суток без воды: пьют собственную мочу и пленных поят тем же. Из питания только смоченные в моче камешки да роса, выпадающая на камни по утрам. Оставшиеся две банки сгущенки и три литра воды — для «двухсотых», которым постоянно протирают губы смоченным в воде грязным бинтом. Для дезинфекции ран прямо в пораженные участки каплями льют спирт.
К тому же есть в запасе, как лечебно-питательная подмога, граммов двести «плана» — анаши, вперемежку с опием и еще какой-то местной удивительно целебной и питательной травкой. Эту порошковую массу носят у себя на груди в кожаных мешочках все «духи». И пользуются ею в случае голода, царапин, ран, ушибов. Подобными препаратами народной медицины пользовались и спецназовцы. Сейчас эту смесь также разделили на всех, большую часть отдав раненым.
Первое, что услышал Виктор, был чей-то голос, доносившийся, как из колодца:
— Господи, мужики! Как же вас было долго ждать!… Прибывшие молча и быстро, но без суеты приступили к оказанию первой помощи. Гена сразу ложится за пулемет на входе, Виктор начинает перевязывать раненых, Саша — допрашивать пленных.
Детально уяснив обстановку, поделили патроны, укрепили оборону, успокоили и усыпили тяжелых «двухсотых» уколами промедола и двумя-тремя таблетками фенобарбитала.
Ночь стремительно, как вертолет на взлете, набирает обороты, и становится ясно, что вернувшиеся с дозаправки «вертушки» вновь уйдут домой пустыми, ибо «духи», оцепившие пещеру плотным кольцом, не дадут ни сесть бортам, ни выйти пленникам.
Включив рацию, договорились со «Скобой», что ночуют на «даче», своих ждут утром. Но их не было ни утром, ни вечером, ни в течение следующих суток. Пыльная буря, поднявшаяся на высоте трех тысяч метров, внесла свои коррективы. До сих пор в плену скалы было шесть человек, стало — девять.
После того, как помогли раненым, обратили внимание на «духов». Хоть это враг, противник, но все же люди — наши пленники. А значит, попали под нашу ответственность и имеют право на человеческое отношение, конечно, какое возможно в данных условиях. Потом оттащили их еще глубже в пещеру и коротко, по-русски, предупредили, что ждет их в случае неповиновения.
Стрелки летных часов показывают ноль-ноль часов — время выхода на связь. Но на сей раз связаться с базой не удалось: то ли рация очень глубоко в скале, то ли ее где-то сильно грохнули, поэтому радиосигнал не проходит.
Увлекшись помощью раненым, десантники дали «духам» возможность ближе подтянуться к пещере. Теперь их от спецназа отделяло метров двадцать — двадцать пять. Противники не сводят друг с друга глаз. «Духи» прекрасно поняли, что положение наших ребят аховое и стали вести себя чересчур свободно. В пещеру постоянно летят камни и отчетливо слышен разговор.
— Обсуждают, как лучше нас отсюда выкурить, — шепчет переводчик из отряда Гелы. Вдруг он прикрыл рот ладонью. Глаза заблестели, как от хорошего известия.
— Что? — шепотом спросил Виктор. В подставленное ухо переводчик прошептал:
— Витек, нам, кажется, крупно повезло. К оживленной паре подполз Гела.
— Мужики, — продолжал переводчик, — мы держим в плену важную птицу. Один из этих двух — сын главаря банды. За его спасение и наши головы обещают кучу денег.
— Т-а-а-к! Вот тебе и повороты судьбы. Получается теперь эти два пленных «душка» охраняют нас?!.. Давай быстро менять ребят, — уже не особенно приглушая голос оживился Виктор. — Гела, ты со своими усиль охрану внутри, а я лягу с Геной и Андреем у входа.
Все немного засуетились, так как из-за узости прохода более двух человек в горловине поместиться не могут. Часовые меняться стали через каждые полчаса. Вдруг послышался ясный голос на хорошем русском языке:
— Эй, вонючие свиньи! Проклятые дети Ленина, сдавайтесь! — хихикая и не особенно прячась, стал кричать явно обкурившийся анашой душман, подползя на опасное для себя расстояние к пещере. Вскоре, забыв от избытка «кайфа» об опасности, рядом со знатоком русского языка показалось еще несколько душманов. Совсем рядом стало слышно дурацкое хихиканье, переросшее в нервное неестественное веселие, симптом наркотического действия индийской конопли.
— Все ясно, — прошептал Гела, — обкурились под самую завязку.
Три чалмы, мелькнувшие совсем близко, вынудили спецназовцев быстро и единственно правильно ответить: весельчаков срезали тремя одиночными автоматными выстрелами, затратив три патрона, ибо боевая экономика в отличие от гражданской тогда действительно была экономной. В ситуациях, подобно этой, спецгруппы обычно стреляли одиночными, чтобы точно поразить цель и сберечь патроны.
Заткнувшиеся на миг оставшиеся в живых «духи» жутким воем разорвали ночь. Визжали минут двадцать. Но!… Ответной пальбы по русским не последовало. Видимо, боялись безпорядочным огнем задеть своих.
Уже почти двое суток длилась осада горной спецназовской «крепости». Умер один «двухсотый». Был ранен в плечо Геннадий. Виктора основательно контузило осколком камня, отсеченного «духовской» пулей.
Только на рассвете третьих суток погодные условия позволили подойти группам «Скобы» и «Чайки» к пещере. Да и то с определенным риском при видимости не более трехсот метров. Ребят отбивали зло и трудно. Прямым попаданием из гранатомета в голову был убит еще один спецназовец. Близко разорвавшейся гранатой так сильно контузило Сашу, что в течение месяца после боя он заикался и говорил только нараспев.
Забросав на первые подвернувшиеся борта своих и чужих, понеслись домой на «Скобу». Приземлившись, вывалились из вертолета на ставший вдруг таким родным песок. Долго, по-чумному, совершенно осоловело пялились на сбежавшихся гарнизонных мужиков, которые в свою очередь окружили и рассматривали их, измученных и истрепанных до лохмотьев.
Потом молча стали растаскивать привезенных. Раненых в санчасть, «ноль-двадцать-первых» бережно перенесли в специальную комнату для подготовки в последний путь на родину. Пленных «духов» отволокли в афганскую контрразведку.
Отправив навсегда отвоевавшихся ребят на «тюльпане» в Кабул, пили всю ночь. Помянули погибших. Пили за родной дом, за победу… Потом парились в бане и снова пили, уже молча и остервенело, а под утро следующего дня рухнули от усталости и изнеможения, как подкошенные…
Батя Блаженко и его «бачата»
К вечеру после пропарки Виктору стало трудно глотать. Температура поднялась до тридцати девяти и шести.
— Д-д-о-о-о-п-парился, В-витек, — тускло светя хмельными глазами, пропел Сашка-заика. Он сидел на кровати напротив и рискованно болтал дефицитным градусником. Вкусно, до хруста в челюстях, зевнув, он подытожил:
— Надо лететь на «Чайку» к бате Блаженко, к его Аркаше, пока не поздно. Они враз тебя на ноги поставят. Есть у них заветное снадобье и специальные навыки лечения таких, как ты, которые после шестого стакана спорят, кто кого в колодце пересидит.
На первом попавшемся бронетранспортере Виктор рванул на «Чайку». Э-эх, батя Блаженко! Батяня-комбат. Ты — мужик-легенда. Дважды несостоявшийся Герой Советского Союза. Потому что, как сказали в Москве, читая твое наградное представление: «Такого не бывает, во-первых; а во-вторых, на Героя по срокам не подходит…» Умный, толковый, все понимающий окопный «отец». Да, ты один из немногих старших офицеров в Афгане, кто подавал котелок поварам последним, а минное поле щупал своими истоптанными кроссовками первым.
За тобой шли твои подчиненные, построенные в узаконенный тобою ранжир по боевому мастерству и количеству разведвыходов, замыкали же смертельный строй новички. И в этом была своя, отличная от душманской, логика.
Молодые бойцы не имели сурового опыта войны, чтобы мгновенно распознать, скажем, «итальянку» — мину-ловушку итальянского производства, наступив на которую жизнь приходилось считать на доли секунды. Если наступивший успевал сообразить, в какую ловушку он попал, и намертво припечатывал ногу к поверхности мины, то оставался жив. Убрал — и даже «цинк» родителям вскрывать не разрешали, так как смотреть там было не на что.
