Павло Автомонов - Имя его неизвестно
— Вызовите и готовьтесь ехать.
Роберт не шел, а бежал из комендатуры. Так счастливо начал исполняться его план. О том, что он поедет с Харихом как переводчик, Роберт знал еще вчера. Но этого было мало. Теперь представляется возможность пощупать тот пакет руками и узнать, что должен был передать гауптман своему начальству. Он добился своего! Добился. В мыслях он насвистывал победные марши, чувствовал себя настоящим богатырем. Осуществить бы еще связь с каким-нибудь партизанским отрядом. В случае чего, можно податься туда с Орисей и ее матерью. Да вот еще — командование оставило в одном из оврагов пару сот килограммов взрывчатки, которые могли пригодиться пятерым разведчикам, в случае если немцы начнут отступать. Тол лежал в земле, заботливо завернутый в плащ-палатку. Василию столько взрывчатки не надо, ее можно передать в партизанские руки. Партизанам пригодится — взрывать мосты, железнодорожные пути и эшелоны. Сегодня же Василий напомнит командованию об этом. Вдруг он представил себе на минуту, что на совещание могут приехать переводчики, с которыми, возможно, учился настоящий Роберт Гохберг. При этой мысли он даже остановился, забыв, куда направляется. Что же ему делать?..
«Но, собственно, почему всех переводчиков с курсов должны послать именно на Белгородско-Харьковский плацдарм и в эти районы? — пытался успокоить себя Василий. — Да и не могли же всех переводчиков при комендатурах отослать на фронт!» Роберт уже разузнал все о своем предшественнике; по специальности танкист, он пристроился в комендатуре, но тотальная метла вымела его на передовую. Газеты уже протрубили, что великий Гитлер дает своей армии новые, мощнейшие, наилучшие в мире танки.
«Будь что будет! Двум смертям не бывать. А ехать надо…»
Василий пошел проститься с Орисей. Встретились они под навесом на крыльце. Мать тут же нашла себе работу, взяла коромысла, ведра и пошла со двора. А они стояли у окошка, которое отражало их лица и далекое небо, разукрашенное маленькими синеватыми тучами. Над ними была перекладина, на которую осенью вешали кукурузные початки. Казалось, перекладина вот-вот оборвет перепревший шпагат и упадет. Не говоря ни слова, Василий отвел Орисю ближе к двери в сени.
— Береги себя, — сказала она.
— Береги! — повторил Ва€илий. — Мама моя тоже наказьгвала, когда я уезжал в военное училище: «Береги себя!» И еще раньше, когда я ходил купаться на речку. Боялась, чтобы не утонул. Как давно, кажется, это было..
— Жалела она тебя… — ласково проговорила Орися. — Береженого и бог бережет, сказала бы моя мать…
— Я и берегу себя…
— Говорит и не улыбнется! — девушка смерила Василия взглядам.
— Вот вы с матерью будьте осторожны. Если я не вернусь вечером, чтоб никаких следов здесь не оставалось. Один патрон может погубить вас!
— Не найдут… — сказала Орися и потупила глаза, думая о своем.
С каждым днем она все сильнее привязывалась к Василию. Не повидает его день — сама не своя. Тревога за судьбу близкого человека не оставляла ее. Почему им и вправду не жить, не любить друг друга?.. Она подняла голову, глаза ее заволокли слезы.
— Я вернусь, Орися! — шептал он. — Наперекор всем врагам вернусь!
А она смотрела ему в лицо, будто хотела навсегда запомнить все его черточки. Потом приподнялась на цыпочки и прижалась губами к его губам.
— Родная моя!
— Пусть тебя охраняет от злого недруга моя любовь и материнская молитва. Мать каждый вечер молится за воина Василия, за воина Петра и за воина Степана. Она тебя считает своим.
— Не знаю, что и сказать, — ответил Василий. — Твоя мать… настоящая мать!
Он сделал было несколько шагов, потом вернулся и крепко обнял Орисю, прижимая к своей груди.
— Ты слышишь, как отстукивает мое сердце?! Это оно твердит безостановочно, тысячи раз и будет твердить всю жизнь: «Люблю Орисю! Люблю Орисю!»
Всю дорогу и долго патом, ожидая вызова у высокого начальства, видел Василий черные глаза и нежное румяное лицо девушки, ее широкие черные брови, ощущал прикосновение немного припухших губ. Он жил сейчас своей весною, своим юношеским счастьем…
Василий так погрузился в свои думы, что не сразу услышал, когда его вызвали.
Его спросили, почему прибыл не сам комендант, поинтересовались, как дела у них в районе. Роберт отвечал так, как его проинструктировал гауптман.
Майор, с которым разговаривал Роберт, любезно обратился к невероятно длинному, худощавому человеку с погонами генерал-лейтенанта:
— У вас ничего не будет, господин генерал?
— Нет. — Генерал поднял глаза на посланца Хариха. — Гауптман заболел?
— Так точно.
— Жаль… Я собирался к нему. — И он пристально посмотрел на Василия.
Молчание казалось ему бесконечным, а на деле оно длилось две секунды. Прервал его майор, спросив у генерал-лейтенанта:
— Вы знаете гауптмана Хариха?
— Харих мой земляк, — ответил генерал. — С его фабрики в Баварии я всегда получал свежие молочные сосиски!..
«Подавился бы ты этими сосисками!» — облегченно подумал Василий, постепенно овладевая собой…
— Передайте гауптману Хариху: возможно, через несколько дней я заверну к нему.
— Сочту большой честью передать ваши слова моему начальнику. Мы будем безмерно рады приветствовать вас в наших краях! — торжественно и громко, как будто отдавая рапорт, промолвил Гохберг.
— Кстати, господин генерал, вы будете иметь возможность заблаговременно ознакомиться с местностью, — сказал тихим и вкрадчивым голосом третий из присутствующих, склонив голову к генералу. — Кажется, там будет дислоцироваться ваша славная дивизия.
— Кажется, — небрежно ответил генерал, рассматривая какие-то бумаги.
Майор теперь уже доброжелательно обратился к переводчику Гохбергу:
— Вы можете отдохнуть и перекусить в столовой для офицеров. Если у вас в городе дел нет, возвращайтесь домой…
— Спасибо! Слушаю!
— Итак, продолжим! — сказал генерал. — Фюрер хочет эту мощную, историческую операцию назвать «Цитадель».
Василий шел к двери, а ноги его тянули назад. «Цитадель»! Что это за операция? Где она будет осуществляться? Ради какой операции коменданты привозят сведения, принуждают жителей городов и сел копать рвы, траншеи? Василий замедлил было шаги.
— Вы что-нибудь забыли сказать? — окликнул его майор.
— Простите, господин майор, — извинился Роберт. — Нет. Ничего…
Василий поспешно вышел. И только когда был уже в двухстах шагах от этого здания, опомнился.
Он шел утомленный, как будто его долго парили в бане.
В столовой сел за отдельным столиком и начал просматривать меню.
Вокруг велись негромкие разговоры о службе, о женщинах, о будущих поездках в родные края. Одни офицеры верили в то, что к лету получат отпуска. Другие, пессимисты, возражали и жаловались на свою судьбу.
— Расхныкались! А знаете ли вы, какие к нам танки присылают? Русские «Т-34» ничто против наших «Т-6». У Иванов и снарядов таких нет, чтобы пробить нашего «Тигра»! — стиснул кулаки командир танковой роты.
— Русские тоже не сидят сложа руки, — ответил обер-лейтенант.
— Стальной танковый кулак с одной стороны, с другой — р-раз таранным ударом, и Иван в железных тисках…
— Если бы так!
— Будет! Мы отомстим за кровь солдат шестой армии фельдмаршала фон Паулюса!
— Будет! — поддержали воинственного капитана и другие.
На одном из столов появилась бутылка рому.
— За успех на новых танках!
— За наших «тигров» и «фердинандов»! За нашу победу!
Старший посмотрел на часы; офицеры поднялись и вышли.
Пошел за ними и Роберт Гохберг.
Танкисты направились к железной дороге. Вскоре Роберт увидел в парке несколько десятков новых, коренастых танков с длинноствольными пушками. На путях стоял эшелон с машинами, закрытыми брезентом. Возле вагонов хлопотливо сновали одетые в комбинезоны танкисты.
Пытливыми глазами Василий смотрел на новые тяжелые танки, на мощные самоходные артиллерийские установки.
«Вот они, „тигры“ и „фердинанды“! Это на них, как на каменную гору, надеются офицеры и тот оберст-инженер, который приезжал к Хариху. „Таранный удар с двух сторон…“ Куда же они собираются бить? „Отомстим за кровь шестой армии!“ Ничего не скажешь, добрые танки!» — говорил сам с собой Василий, слоняясь около железной дороги…
«Скорее домой, к Орисе!» Он крепко сжимал в руках руль мотоцикла. Из глаз, однако, не исчезали стальные машины, а в мыслях всплывало такое же могучее, как и тяжелые танки, понятное и в то же время таинственное слово «Цитадель». Сколько бы он отдал, чтобы узнать подлинный смысл этого зашифрованного понятия. «Могучая историческая операция „Цитадель“!.. Как будто так говорил генерал. Впрочем, все операции у них „исторические“…»
