Эмманюэль Роблес - Однажды весной в Италии
— Не кричи так! — сказал скульптор, изобразив на лице ужас. — Соседи могут услышать, а я ценю их уважительное отношение.
Кошка с мечтательным видом наблюдала за развитием событий, ее агатовые глаза светились; тем временем Джина передавала по кругу бутерброды, которые приготовила вместе с Мари.
— Наш друг капитан Рителли только что выздоровел. Он недавно вернулся на службу. Вы знаете, что он отличился в Киренаике?
На этот раз офицер раздосадованно пожал плечами.
— Однако вы замечательно вели себя там, не надо скромничать, — заметил Цота.
Капитан укоризненно покачал головой, точно его собеседник сказал какую-то нелепость, и Сент-Роз заключил, что Рителли свойственна скромность, как всем людям, действительно знакомым с опасностью. Но Джина уже включила радио и танцевала с Адриано. Рителли пригласил Мари.
— Вы только на эту ночь останетесь у Фило?
— Да. Задержался, играя в шахматы.
— Стало быть, мы вам помешали, — сказал Цота холодным тоном.
Оба они сидели на противоположных концах дивана, скрестив ноги и держа в руках по бокалу вина.
— Что вы! Это приятный сюрприз.
— Я вижу, вы ранены в ногу.
— Пустяки. Упал с мотоцикла. Во всяком случае, мне это не мешает танцевать.
— Правда? Когда же это произошло?
— В прошлом месяце — наехал на рельс.
— Понимаю.
Желтые глаза Цоты продолжали пристально смотреть на Сент-Роза, но после двух выпитых бокалов тот забыл о необычности своего положения. Предупреждение Филанджери о том, что Цота — человек опасный, его ничуть не тревожило. Даже вымученная улыбка скульптора не могла поколебать в нем чувства собственной неуязвимости, а окружавшие его изваяния из камня, гипса и бронзы, казалось, таили в себе больше человеческих тайн, чем собравшиеся тут гости, за исключением Мари. Он смотрел, как она чутко следовала движениям своего партнера, стройная, гибкая, улыбающаяся… Когда танец кончился, Цота успел опередить Сент-Роза и пригласил Мари, меж тем как другая пара продолжала танцевать. Сент-Роз решил вновь осмотреть работы скульптора; его не покидала мысль о том, что свидание с Лукой сорвалось, — ведь он уже должен был бы прийти, но, услышав с лестницы веселый шум в мастерской, очевидно, повернул назад.
— Эти произведения вас не трогают, — раздался вдруг за его спиной голос офицера. — Не отрицайте. Я наблюдаю за вами. — Он отпил глоток рома и продолжал: — Мне бы тоже хотелось творить. Знаете, какая у меня навязчивая идея? Боюсь лишиться рук. Однажды я видел, как моему товарищу гранатой оторвало руки. Нет, вам этого не понять. Не пытайтесь.
— Будьте спокойны.
Не уловив иронии, офицер взглянул на свои сухие, невредимые руки, а музыка — это был вальс — словно разматывала его размышления, как длинную шелковую ленту.
— Когда я был студентом, — продолжал он, — я стремился найти путеводную нить, которая позволила бы мне идти своим путем. И только позже, проснувшись однажды в госпитале в Тобруке с осколком в животе, я наконец ее обрел.
— И куда же эта нить вас привела? — учтиво спросил Сент-Роз.
— Вы это знаете. Прямо к Минотавру.
Сент-Роз повернулся и кончиками пальцев погладил бронзовую кошку.
— Вам когда-нибудь приходилось чувствовать близость моря до того, как вы подошли к побережью? Сердце ваше трепещет, и вы знаете, что море уже совсем близко, задолго до того, как обнаружили, что подошли к кромке земли.
«Наверно, из итальянцев-южан, — подумал Сент-Роз, — полон энергии, тоскует по родным местам…»
— Пью за предстоящее свидание во дворце царя Миноса, — со вздохом сказал офицер.
— А я пью за триумф Тезея, — ответил Сент-Роз, тоже подняв свой бокал, наполненный густым вином, принесенным гостями.
Офицер бросил на него быстрый, острый, как ланцет, взгляд. Когда он становился серьезным, то выглядел старше.
— Мне жаль вас, — сказал он, вдруг сощурившись. — Вы из числа тех тщеславных простаков, которые верят, будто нам действительно удастся что-то сделать на этой земле.
— Безусловно, — ответил Сент-Роз. — Разве не могли бы мы постараться сделать так, чтобы она стала более благосклонной к человеку, более пригодной для жизни?
Капитан посмотрел на него с презрением. Он носил на груди орден, блестевший, как кошачий глаз.
— Вы говорите так, будто поражены нелепой французской болезнью, именуемой картезианством.
В голосе его слышалось раздражение. Обе пары еще продолжали танцевать, а Филанджери, присев на корточки, помешивал угли в печке. Сент-Роз поставил стакан на стол и удивился своему спокойствию. Возможно, думал он, все, что говорит капитан, — это лишь тактическая уловка, коварный способ прощупать его, проверить пока еще смутное подозрение. Ситуация опасная. Он уже выпил лишнего и может легко все испортить. Этот малый весьма умен, это опасно. Сент-Роз сказал:
— Дорогой мой, вы невероятно умны, — и не без удивления услышал эту фразу как бы со стороны, словно ее произнес кто-то другой.
Капитан слегка поклонился и окинул взглядом Сент-Роза с головы до ног, потом снова поднял глаза (можно было подумать, что только сейчас он увидел Сент-Роза и хочет насквозь просверлить его взглядом, чтобы проникнуть в самую душу).
— Откуда вы взялись? — спросил он своим низким ворчливым голосом. — Вы действительно существуете? Если да, то докажите мне это.
Вальс заканчивался. Сент-Роз, улыбаясь, ответил:
— Только не повторяйте. Я упал с неба. Явился из хвоста кометы. А когда приземлился к северу от Рима, на самом берегу моря, то от меня еще пахло паленым.
Он подмигнул, но сделал это совершенно невольно, побуждаемый неким внутренним демоном, чье веселое лукавство (этому способствовал алкоголь) он не смог сдержать.
Начался следующий вальс. Сент-Роз на ходу схватил Мари за руку, пригласил танцевать; она, рассеянно улыбнувшись, положила руки ему на плечи, и он ощутил у своей груди ее горячее тело, прижался к нему, правой рукой обнял спину девушки — «гибкую, трепетную плоть», и вслед за этой фразой в его уме мелькнула озорная мысль: «Боже мой, как было бы прекрасно, если б можно было избавиться от всех этих людей и остаться с нею наедине». Кружась в вальсе, он заметил, что капитан с задумчивым видом следит за ним. И Цота тоже мрачно поглядывает на него, но ему все было уже нипочем, ибо упоительный ритм музыки увлек его. Джина все еще танцевала с Адриано, и обе пары сталкивались порой друг с другом, поэтому Сент-Роз увлек свою партнершу в глубину комнаты, к театру марионеток, где был полумрак, и там по-французски стал шептать ей на ухо слова восхищения и нежности и даже, воспользовавшись ее удивлением, поцеловал в шею, но пока он искал ее губы, Мари уклонилась и решительно отстранила его. При этом она чуть откинула голову, и он заметил, что лицо ее выражает скорее испуг, чем неудовольствие.
— Возьмите себя в руки, — сказала она по-итальянски. — Вы ведете себя безрассудно!
— Это вы свели меня с ума!
— Если из-за вашей глупости с Фило случится несчастье, я вам не прощу.
От такого тона Сент-Роз сразу отрезвел.
— Простите меня, — сказал он.
Они замолчали и, продолжая танцевать, вернулись в середину мастерской. Сент-Роза терзала мысль, что он позволил себе перейти границу дозволенного. Он догадывался, что Мари поражена, был встревожен этим, и мысль о том, что танец объединял только их тела, причиняла ему страдание. «Простите меня», — снова прошептал он, пока вокруг них кружились все эти люди, причудливо смешавшиеся с фигурами из камня и бронзы. Она ничего не ответила, и Сент-Роз, которому так хотелось ее покорить, понял, что совершил непоправимый промах, однако обостренная чувственность поддерживала в нем ревнивое желание похитить ее, овладеть ею. Музыка была довольно банальной, но зато лейтмотивом звучала изящная романтическая мелодия. По временам Сент-Роз смотрел в лицо Мари, на ее гладкую кожу, видел замкнутое лицо незнакомки, совершенно безразличное к его страсти. Он смутно сознавал, какую власть может иметь над ним это создание, и думал о том, что любой ценой должен снова ее увидеть. Он уже не сжимал ее в своих объятиях, а держал, чуть отстранив от себя, чтобы видеть ее темные глаза, в глубине которых дремало сладострастие. У нее был небольшой, чуть выпуклый, упрямый лоб, лоб человека упорного, способного оказать сопротивление. Сент-Роз подумал, что он уже не так жаждет обладать этим телом, ему просто хочется сжать ее изо всех сил в объятиях, пока она в них не растает, не уподобится ему, не сольется с его существом. Он кружился в танце и наслаждался, ощущая ее прерывистое дыхание, вдыхая запах ее юного тела. Когда музыка кончилась, диктор объявил последние известия. Быстрым движением Адриано выключил радио. Все молча собрались вокруг маленького столика, уставленного тарелками и бутылками. В эту минуту у входной двери раздался звонок. Филанджери тотчас встал с диванчика и семенящей походкой вышел. Чуть помедлив, за ним последовал Адриано, но у двери в коридор остановился. Сент-Роз ждал не двигаясь. Сквозь табачный дым он различал Адриано, который в профиль, как это ни странно, смахивал на стоявшую здесь же в мастерской гипсовую старуху с носом луковицей и загадочной улыбкой. Сент-Роз знал, что пришел не кто иной, как Лука. Он только что приехал и этой же ночью должен был отбыть, исчезнуть, раствориться во тьме. Сент-Роз ощутил внутри легкий толчок, точно вдруг качнулся вместе с Землей, которая, вращаясь вокруг своей оси, неслась в ледяные пространства Вселенной. Он взглянул на Мари: она казалась прекрасной рабыней, безучастно ожидающей, когда ее продадут тому, кто больше заплатит. Другие гости — Джина, капитан и Энцо Тавера по прозвищу Цота — недоуменно переглядывались. Кто же это может быть в такое время…
