Владимир Малахов - Жили мы на войне
— Товарищ военврач, вчера я себя очень плохо вел. Хирурга ударил, в пьянстве его обвинил, в грубости. Вы уж как-нибудь за меня извинитесь перед ним, спасибо мое за помощь передайте.
Встал врач, снял халат, колпак и увидел я перед собой седого человека с морщинистым усталым лицом. Вгляделся — да это же тот самый, вчерашний. Улыбнулся он, пошарил по карманам и протягивает мне что-то.
— Держи, — говорит, — на память.
Гляжу — в руке у него осколок.
— Спасибо, — говорю.
Пошел он было к выходу, но вернулся.
— А спиртного я, брат, не пью. И тебе не советую. Это мы тебе руку спиртом перед операцией натерли. — Уходя, заметил: — Уж разреши мне тебя на ты называть. Стар я переучиваться.
Я еще больше покраснел.
Так я ни за что ударил человека. А может, и не ударил, может, показалось. Только стыдно мне до сих пор.
ВЫХОД
В госпитальной палате нас трое. Все лежачие: на троих две здоровых ноги. На койке слева от меня — Калман, курчавый, черноглазый лейтенант. Он самый старший из нас — уже стукнуло двадцать пять годков. Однажды он проговорился, что перед войной защитил диссертацию и стал кандидатом философских наук. Я тогда и не знал, что это такое. Больше всего его угнетала неподвижность. Сестренки изрядно помучились с ним, пока он не придумал занятие для всех нас.
— А что же мы, братцы, теряем время? — сказал он однажды. — Три здоровых мужика лежат и бездельничают.
— Танцевать, что ли? — возразил Артем, мой сосед справа.
— Между прочим, танцы — тоже не очень содержательное занятие. Да и не получится пока из нас танцоров. Давайте-ка, буду я вам читать лекции. А что? Очень даже просто. Скажем, по диалектическому материализму. Итак, начнем…
Боже, как он читал! До сих пор его чуть торопливый говорок звенит у меня в ушах. Как будто споря с кем-то, он горячо доказывал, убеждал, приводил десятки примеров.
Позднее, уже в мирное время, я учился в вечернем университете марксизма-ленинизма, закончил партийную школу, но никогда и нигде не слышал больше таких лекций. Однажды меня даже вызвали к ректору и дали нагоняй за пропуски занятий, но, честное слово, я не мог слушать лекции других по диамату! Зато потом удивленные экзаменаторы, определив мои знания пятеркой, ставили в пример другим и качали головами:
— Вот что дает самостоятельная подготовка!
Обладателем второй здоровой ноги был Артем, богатырский парень с Донбасса. Он тяжело переживал ранение в связи с какими-то очень сложными отношениями с невестой. В письмах они то ссорились «навсегда», то мирились и клялись в вечной любви. Если, получив очередное письмо, Артем долго молчал и тяжко вздыхал, мы уже знали в чем дело. Тогда Калман требовал бумагу и мы начинали сочинять ответ: писали незнакомой девушке о ее прекрасных глазах, о волосах, белых, как лен, о ее добром и щедром сердце.
— Не поверит, — крутил головой Артем. — Ей-богу, не поверит.
Шло время, подживали раны. Каждый из нас особенно стремился стать настоящим, как мы говорили, «сухопутным» человеком, отказаться, наконец, от осточертевших и стыдных судна и утки. Первым подал пример Калман. Он долго готовился к выходу в свет, пристраивал костыли, пробовал вставать, а однажды, махнув рукой, ринулся в отчаянное путешествие. Поход его окончился полным провалом. Он был доставлен из интересовавшего его места санитарами. Но через неделю он все-таки достиг цели, а за ним и я. Нашему примеру скоро последовал Артем. Так мы стали «ходячими».
Вскоре мы задумали рискованное предприятие. Но прежде расскажу о начальнике госпиталя. По отзывам раненых и младшего медперсонала, это был зверь. Правда, никто не мог точно сказать, в чем заключались его зверства.
Как-то забежала к нам медсестра и испуганно прошептала:
— Идет!
А через минуту бежит врач и опять одно слово:
— Идет!
Мы примолкли. Вот по коридору раздались торопливые шаги. Распахнулась дверь, показался невысокого роста человек в длинном, чуть не до пят, халате. Зорко осмотрел палату, подошел к каждому, откинув одеяла, полюбовался постельным бельем и коротко бросил:
— Хорошо.
Блеснув очками, скрылся за дверью. За ним поспешил врач. Сестра задержалась немного.
— Спасибо, ребята, вы у нас молодцы.
Я до сих пор не знаю, в чем тогда проявилась наша доблесть. Но вскоре «молодцы» действительно показали свою богатырскую мощь…
Мы лежали в Зеленках, в предместье Варшавы. Тихое, красивое местечко. Первым высказал мысль Калман.
— А что, ребята, не пора ли нам выбраться на простор? Что ни говорите, свобода есть свобода. Рванем?
Мы зачесали затылки. С двумя здоровыми ногами на троих далеко не уйдешь. Но свобода звала, манила. Чего не сделаешь ради нее! Прежде всего надо было достать еще двое костылей. Чего-то наговорив ребятам из соседних палат, мы обменяли костыли на три предстоящие по случаю праздника наркомовские нормы.
Смущал нас наряд. Нет, на то, что на каждом была только нательная рубаха, а там, где положено быть брюкам, болтались кальсоны — на эти мелочи мы не обращали внимания. Главная забота — халаты. Стиранные-перестиранные, самого немыслимого цвета, они даже на нас производили удручающее впечатление. На совете было решено произвести обмен. Вначале попытались сделать это легальным путем. При очередном обходе заявили врачу, что вид халатов отрицательно сказывается на нашем лечении. Врач подозрительно посмотрела на нас и отрезала:
— Ничего, не жениться.
А сестра добавила:
— Вот в прошлый раз такие же, как вы, выпросили новые халаты, а потом их в городе с паненками засекли.
Я сказал, кивнув на Калмана:
— Все-таки кандидат. — И добавил для большего впечатления: — Философии!
Еще подозрительнее оглядела нас врач, еще значительнее предупредила:
— Здесь все равны. — И уже в дверях еще строже сказала: — Ребята, не балуйте. Вы же знаете начальника госпиталя.
— Знаем, — ответили мы, вздохнули и глянули в окно. А там была воля, там была весна.
— Чепуха, — подвел итог Калман. — Обменяем. Халаты я беру на себя.
Проснувшись на следующее утро, мы были поражены. На наших стульях висели новенькие синие халаты — мечта каждого госпитального щеголя.
— Чепуха, — отмахнулся Калман. — Дело сделано!
Но тут в соседних палатах поднялся какой-то шум. Он нарастал. Захлопали двери, зашаркали шлепанцы.
— Братцы! Полундра! Прячь халаты под матрацы. Всем спать. Говорить буду я, — скомандовал кандидат философии.
Открылась дверь, и разъяренные лица соседей показались в ней.
— Вы?
— Что мы? — слабым голосом простонал Калман.
— Халаты стукнули вы?
— Дайте хоть умереть спокойно, — невозмутимо ответил Калман и повернулся к стенке.
Соседи тихо вышли и осторожно прикрыли дверь. Но в коридоре их ярость вновь вскипела, и опять захлопали двери, зашаркали шлепанцы. Мы еще долго слышали грозное:
— Вы? Вы?
— Погромщики проклятые, ходят тут, не дают покоя, — спокойно заключил Калман. — Значит, так. Идем по одному к выходу. В белье. Халаты прячем под рубашки, надеваем на улице.
Заря свободы сияла над нами, и мы, завязав тесемки кальсон, смело двинулись ей навстречу! Но едва миновали первые соседние дома, как я осел на плечи своих друзей. У них все-таки было по одной здоровой ноге, а у меня обе в бинтах.
— Чепуха! — беспечно махнул рукой Калман. — Главное, друзья, свобода. Вперед!
Он восхищался раскрывшимися почками деревьев, зеленью травы, голубизной неба. Я ничего не видел. Голова моя повисла на тонкой шее и болталась из стороны в сторону. Прохожие подозрительно косились на нас. Калман жестикулировал, Артем угрюмо молчал.
Мы прошли уже два квартала, хотя это заняло не меньше двух часов.
— Передохнем, — прохрипел Артем.
Мы присели на крыльцо дома. Дверь тут же открылась.
— Цо панам треба? — спросила молодая девушка.
— Свободы! — воскликнул Калман.
— Воды, — отрезал Артем.
Я не хотел ничего. Вернее, я хотел, я мечтал, я жаждал оказаться в госпитале, в своей палате, на своей кровати. Но сил, чтобы выразить это, у меня не было.
Насладившись свободой, мало-помалу умолк и Калман.
— Н-нда, — выговорил он наконец.
— Хреновина выходит, — вздохнул Артем. — Назад-то мы не доберемся.
Помолчали. Калман стукнул костылем в дверь. Опять показалась девушка.
— Пани, — как можно любезнее спросил Калман, — нельзя ли у вас достать какую-нибудь повозку? Мы заплатим.
— С лошадью, — уточнил Артем.
Но девушка не понимала и твердила свое: «Цо панам треба?»
Калман выбросил вперед обе руки, делая вид, что он держит вожжи, несколько раз встал и присел. Девушка не понимала. Наконец Артему удалось растолковать ей, что нам нужна повозка с лошадью.
