Яков Порохин - Крепость не сдается
Норенберг вызвал к себе Настю. Она вошла несмело, еще не ведая, зачем приказал явиться ей сам начальник контрразведки.
А. Н. Собакина (Лысикова).
— Ну, как работается? — весело спросил он. — Небось, не дают проходу такой красавице солдаты, а?
— Что вы, — повела плечами Настя, — я на них и не обращаю внимания. Занимаюсь своим делом, жить-то надо.
— Ну, ну, правильно, — кивнул Норенберг. — Вот что, милая, завтра вечерком приходи-ка в дом Акинтия Сорокина. Знаешь где?
Настя кивнула головой: знаю.
— Повеселимся там немного. Люди там все порядочные соберутся.
— Неудобно одной-то, — возразила Настя. — С дружком-то своим как расстанусь? Узнает — убьет меня.
— Кавалер, говоришь, есть? Что ж, веди его, — и засмеялся: — Помогай только мне спаивать его, поняла?
Настя улыбнулась, а сама уже решила, что вечером побывает у Степана Викторовича, сообщит ему о приглашении. Отказываться, понимала она, было нельзя.
«Эта простушка в грошовом сарафанчике начинает мне нравиться, — думал между тем Норенберг. — Все зависит теперь от тебя, Карлуша. Это не жена главного инженера».
2Странный день сегодня у Миши Кормильцева. Утром, когда шел на работу, встретил Курочкина. Тот стоял у ворот, словно ждал. Увидел Михаила, подозвал к себе.
— Приходи вечерком к Акинтию Сорокину, там гулянка будет. Разговор есть.
А после смены домой к Михаилу пришел Леонид Горшков. На разных шахтах работали, а друзьями закадычными были.
— Екимов с Голубцовым зовут.
Вместе и пошли туда. Там уже была Настя.
— Вот и жених пришел, — улыбнулся Екимов.
Оказалось, надо было вместе с Настей Собакиной идти к Сорокину.
— Но меня и Курочкин туда звал, — встрепенулся Михаил.
— Курочкин? — удивился Голубцов. — Вот и хорошо. Узнаешь, зачем. Будь осторожен. Быть может, услышишь немало интересных новостей.
И вот гремит оркестр.
Михаил сидит у стола рядом с Курочкиным, пьет мало, поглядывает, как танцует с офицером его «невеста». Слушает и не слушает рассуждения захмелевшего бывшего атамана: «Норенберг подыскивает тайных агентов. Уже братья Урванцевы служат белякам». Усмехнулся Михаил, ничего не ответил. Смотрит на офицера. Где же он встречал его?
Танец кончился, Настя с офицером шли к столу.
— По три сотенных за каждого разоблаченного большевика получать будешь, — бубнит между тем Курочкин. — Это не в шахте работать.
И внезапно Михаил вспомнил… Март. Отряд шахтеров Челябинских копей. Бой с дутовцами на окраине Троицка. Рослый офицер бежит на Михаила с шашкой, злобой искажено лицо его. Бились остервенело, зная: сделаешь оплошность — прощай жизнь! Притягивал шрам на щеке офицера, и Михаил решил, что ударит врага именно по этому шраму…
«Жив, значит, сволочь, — метнул взгляд на шрам офицера Михаил. — Узнает ли?»
М. З. Кормильцев.
Офицер сразу узнал Кормильцева. Он остановился, даже кровь отхлынула в волнении от лица и обернулся к Насте:
— Вот он каков — твой жених! Да я его еще под Троицком хотел прикончить!
Нет, не зря учил матрос Александр Иванов приемам бокса Мишу и Леонида. Кормильцев не стал ожидать, когда офицер вытащит наган. Вскочив, со всего маху грохнул золотопогонника в скулу. Навзничь повалился офицер.
Свалив в сутолоке еще двух офицеров, Михаил бросился к дверям. Дорогу преградил Норенберг. Настя охнула, упала ему в ноги. От неожиданности поручик упал.
В непроглядной тьме — резкая после шума комнаты тишина. Миша метнулся по ограде к воротам и остановился: там стояли солдаты.
— Чего ж смотрите? — крикнул он. — Живо идите разнимать, там драка.
Бросились мимо солдаты, выскользнул из ограды Кормильцев. Дорогу преградил Долгодворов. Метнулся от него Михаил, но бывший фельдфебель ловок: накинул на шею аркан, с силой дернул к себе. Вмиг их окружили солдаты. Теряя сознание, Миша все же подумал: «А что же с Настей?»
Очнулся он, когда его, связанного, бросили в коридоре белогвардейского штаба на пол. Долгодворов зашел в кабинет поручика Норенберга.
Михаил осмотрелся. При слабом свете различил два столба и перекладину. Вспомнил рассказы Масленникова, Царегородцева и Дмитрина, которых пытали, привесив за ноги к этой виселице.
Долгодворов с Зелениным ввели Кормильцева в кабинет.
Норенберг сидел за столом, устало покуривая папиросу.
— Ну-с, дорогой, — обратился он к Кормильцеву, — расскажи-ка, кто тебе поручил войти в доверие к унтеру Курочкину?
— Курочкин сам позвал меня на вечеринку.
— Но нам известно, что ты встречался с подпольщиками, прежде чем пойти на вечеринку. Где вы встречались?
— Никаких подпольщиков я не знаю.
— Врешь, — повысил голос Норенберг. — Отвечай, кто руководит большевистской организацией.
— Не знаю…
Норенберг деланно засмеялся:
— Глупый ты парень, Кормильцев. У тебя всего два пути: или честно все рассказать и получить свободу, или завтра утром качаться на виселице.
Михаил с усмешкой смотрел на поручика.
— Зря теряете время, ваше благородие. Я же вам прямо сказал: ничего не знаю!
Норенберг поднялся из-за стола, медленно подошел к Михаилу, жестко произнес:
— Значит, ничего?
Короткий удар бросил Михаила на пол. Но Кормильцев поднялся и, глядя с ненавистью в глаза поручика, сказал:
— Бей, но — ничего не знаю.
Подскочил Долгодворов с шомполом.
— Не сомневайтесь, ваше благородие, сейчас он заговорит! — и с силой ударил по плечу Михаила.
Вошел дежурный по штабу.
— Ваше благородие, приказ выполнен!
— Вывести! — приказал Норенберг Долгодворову и Зеленину. Те толкнули Михаила к двери. Он вышел в коридор и… замер. Его отец висел на перекладине головою вниз. Солдаты притягивали его руки к столбам.
— Давай! — скомандовал Норенберг.
Солдаты шомполами начали бить Захара Яковлевича. Михаил рванулся к ним, но Долгодворов отбросил его назад.
Захар Яковлевич, приподняв голову, прохрипел:
— Держись, сынок.
Норенберг подскочил, выхватил у солдата шомпол и остервенело принялся бить по старческому телу. Устав, смахнул с лица пот, подошел к Михаилу.
— Ну! Будешь говорить?
Михаил покачал головой: нет…
Захлебываясь в ругательствах, Норенберг стал бить Михаила до тех пор, пока тот не свалился на пол.
— Связать и обоих в амбар! — приказал поручик.
Солдаты поволокли Кормильцевых к амбару. Привстала от волнения Лена Овечкина, сидевшая возле штаба на завалинке с чешским солдатом Марко.
Вместе с Настей входила она в подпольный молодежный десяток. Может быть, и не выдала бы она своего волнения, если бы сидела с кем другим из солдат, а не с чехом Марко. Это был свой человек. Не раз уже сообщал Лене ценные сведения.
— Мишу Кормильцева схватили с батей, — тихо сказала Лена. — Слушай, Марко, узнай, за что их взяли.
Вернувшись, Марко тихо сказал:
— Опознал один офицер. Завтра будут вешать, — и для убедительности показал на шею. — Скоро я заступаю дежурить. Водка есть у меня. Подпою солдат. Скажи об этом своим. Только чтоб часового не убивали. Возможно, меня сюда поставят, — улыбнулся он.
Быстро бежала Лена по тропинке на Уфалейские копи. У входа в барак столкнулась с Горшковым. Леонид тяжело дышал.
— Леня… там Кормильцевых связали, — выдохнула Лена.
— Знаю… Сам видел, как Мишу скрутили. И у штаба побывал.
Пока шли по коридору к квартире Голубцова, девушка рассказала, что сообщил ей чех Марко.
— Завтра, говоришь? — приостановил шаг Леонид. — Тогда надо действовать немедленно.
3Леонид Горшков и Илья Петряков осторожно подъехали к пасеке тугайкульского казака Сорокина. В мелком березняке укрыли лошадь и легкие дрожки, двинулись к дому Константина Рогалева, жившего на краю поселка Ашанинских копей. Друзья идут молча, разговаривать не о чем. Задание подпольного комитета ясно: взять с собой Костю Рогалева и освободить Кормильцевых.
В доме Рогалевых света нет. Леонид осторожно стучит условным стуком в окно. Медленно текут минуты. Слабо скрипит дверь.
И вот уже трое идут в ночи. В стороне мерцают редкие огни шахты «Александр», да кое-где в окнах тлеет желтоватый свет. Крадучись, приближаются к амбару, невдалеке от белогвардейского штаба. Здесь закрыты Михаил и Захар Яковлевич Кормильцевы, до них остается менее сотни шагов. Первым идет Илья. Он бесшумно приближался с южной стороны к амбару. Остановился, увидел неподвижно сидевшего часового. Короткий взмах руки товарищам, торопливо, в два прыжка — к часовому. Выхватив винтовку, зажал рот, скомандовал:
— Тихо! Пикнешь — убью…
Леонид и Константин связали часового, засунув в рот кляп. Рослый, плечистый Рогалев, не теряя времени, нащупал замок, легким ломиком взломал его. Железо глухо звякнуло, дверь подалась. Пахнуло прелой соломой и неприятной сыростью.
