Николай Никольский - НОЧЬ НА ДНЕПРЕ
Снова ступив на песчаную кромку берега, Вера заметила на влажном песке свежие вмятины от колен, отпечатки рук и кровяные подтеки. Ясно, здесь кто-то проползал до нее. Сердце девушки застучало. Кровавый след тянулся метров на пятьдесят — шестьдесят до небольшого бугорка.
«Кушко. Он, больше некому быть», — подумала Вера и быстро, очень быстро поползла по следу.
Она не ошиблась. За бугорком, в ложбинке, лежал Кушко — мокрый, в окровавленной шинели, с автоматом на шее.
Вера подползла к нему, заглянула в глаза, тихо зашептала:
— Павел, слышишь меня?.. Это я, Казакова. Посмотри.
Кушко не отзывался, но грудь его заметно вздымалась: он дышал.
«Полз до последних сил!» Вера печально вглядывалась в бледное, вымазанное кровью, землей, с подтеками пота лицо ефрейтора. «Может, и меня ждет такая же участь?»
Ранен Кушко был в плечо. Девушка с трудом разрезала мокрую шинель и гимнастерку, сделала перевязку. Потом уложила раненого поудобнее. Кушко так и не очнулся.
Не теряя времени, Вера поползла дальше. Вдруг наверху совсем недалеко и, как ей показалось, необычно громко простучал немецкий пулемет. Теперь Вера хорошо видела и вражескую траншею, и тот пулемет, короткие очереди которого слышала час назад — он и сейчас работал с небольшими перерывами, — и двух солдат у пулемета. Один гитлеровец был на виду, другой мелькнул всего лишь раз: по всей вероятности, он сидел на дне окопа. Тот, которого она видела, стоял к ней боком — небритое лицо с утиным носом и коротким, словно отпиленным, подбородком. Время от времени он повертывал голову в ее сторону, иногда смотрел вниз, покачивал головой — очевидно, разговаривал с тем, который сидел в окопе.
«Ну, попала в переплет», — невольно вздохнула Вера и с тоской оглянулась назад, в сторону своей траншеи.
9. Последний патрон
— Все в порядке, товарищ гвардии лейтенант, — доложил старшина Сотников командиру роты — доложил четко, по-уставному и нарочно громко, чтоб вывести лейтенанта из забытья.
Белов сидел в том положении, в каком оставила его Вера. Голова его кружилась, он чувствовал слабость во всем теле, но, когда поднял глаза на старшину, взгляд его был ясен и, как всегда, серьезен. «Отошел, видать», — не без удовлетворения отметил про себя старшина.
— В порядке? Что в порядке-то?
— Отправил.
— Кого отправил?
— Санинструктора отправил. Вы же приказали…
— То есть как приказал? — встрепенулся Белов. — Кому приказал? — Опираясь рукой о стенку траншеи, он тяжело поднялся на ноги. Старшина поддержал его. — Не приказывал я.
— Она так доложила… Донесение ваше у нее!
— Какое донесение?.. A-а! Хорошенькое дельце! Исаков должен идти! Понятно?!
— Никак нет, товарищ лейтенант. Она же…
— Она, она. Думать надо. Девушку — под пули, на смерть… Не ожидал от вас!
Белов махнул рукой и своим крупным шагом, не совсем твердо, пошел по траншее. Следом за ним, подавленный, плелся Сотников. «Вот тебе и на, — размышлял старшина с досадой. — Оплошал, ничего не скажешь. И в докладе у нее все гладко получилось, и Исакова отбрила… В общем, опростоволосился!»
— Идите к взводу, — бросил ему командир роты.
Известие о самовольном уходе Казаковой подействовало на Белова отрезвляюще, точно нашатырного спирта понюхал. «О, этот наш санинструктор! Упряма. Не мытьем, так катаньем взяла! И я хорош! Сотников-то, пожалуй, здесь действительно не при чем. Ловко провела»…
Белов улыбнулся, происшествие представлялось ему уже в ином свете. «В самом деле, может, и доберется дивчина… Боевая. И запал есть. А нам, ох как помощь сейчас нужна! Может, патрончиков подкинут по воздуху — и то счастье».
Он неторопливо обходил траншею. Последний налет был, очевидно, короткий — особых разрушений не замечалось. Только на участке старшего сержанта Круглова все было разворочено и засыпано.
— Э, браток, да у тебя здесь не повернешься, — невольно остановился Белов.
— Расчищаю, товарищ гвардии лейтенант. Семь мин немец вокруг положил. А вот эта, — Круглов рукой показал на воронку в траншее по соседству с его окопом, — чуть дух из меня не выпустила.
Только теперь командир роты увидел лицо старшего сержанта и поразился: оно все было в кровоподтеках и так распухло, что казалось неестественным.
— Да тебя же поуродовало здорово, Круглов!
— Малость землицей угостило, это верно, — сильно окая, спокойно, с расстановкой произнес старший сержант. — Почитай, тонну земли на меня сыпануло. Еле глаза продрал. Грешным делом подумал уже — всё, ослеп…
— А сейчас как с глазами? Видят?
— Сейчас да… Вот — работать можно. И стрелять тоже я уж приспособился. — Круглов осторожно ощупал кончиками пальцев кровоподтеки под глазами. — Вполне смогу, товарищ гвардии лейтенант. Сведу с ними счеты.
— Исакова тебе подошлю. Он теперь за медика у нас. Лицо нужно обработать.
— После, товарищ командир. У меня времени нет. Вот докончу окоп, тогда Федора Исакова сам покличу.
«Молодчина! Этого не свалишь», — с уважением к старшему сержанту и гордостью за него подумал Белов. Но все же тут же послал к нему Исакова и одного бойца с лопатой помочь старшему сержанту.
Обойдя траншею и отдав нужные распоряжения, Белов заглянул к раненому парторгу. Тяжело было видеть беспомощного друга. Не раз уже ругал себя Белов за то, что не остановил Сергея, когда тот бросал ту злосчастную гранату.
Князев был укрыт с головой плащ-палаткой, угол ее отвернули, чтобы воздух доходил до раненого.
Белов постоял над Сергеем в безмолвии, не решаясь приподнять брезент, — лежал парторг под ним до того неподвижно, что лейтенанту страшно стало: а вдруг умер! Неуверенным движением, принуждая себя, он отвернул покрывало. Белая повязка на голове парторга была еще свежей, не запыленной, и, видимо, от этой белизны мертвенно-бледное лицо друга показалось Белову совсем безжизненным. Он взял его руку. Отыскав пульс, вздохнул с облегчением.
«Ах, Сергей Викторович. Дорогой мой. Неужели конец нашей дружбе? Нет, нет, неправда. Выкарабкаешься», — мысленно убеждал себя командир роты. Только в этот момент он по-настоящему понял Веру Казакову и порадовался тому, что она уже в пути.
Белов присел на патронный ящик и долго смотрел в строгое, спокойное лицо друга. Заживший шрам и глубокие, еще не засохшие царапины странно преображали Князева, но не лишали его прежней мужественной красоты.
Собираясь уходить, Белов приподнял за плечи парторга, желая удобнее положить его голову на сумку с противогазом, и в этот момент Князев зашевелился, плотно сомкнутые веки его раскрылись.
Некоторое время он так смотрел на командира роты, что Белов не мог определить — в сознании ли парторг.
— Что удивляешься? — негромко, но довольно внятно проговорил Князев. И было странно слышать его чистый, хоть и слабый голос. — Ничего не пойму… В голове шум… Давит ее, словно в тиски кто зажал…
Парторг попробовал приподняться, но лицо его так болезненно исказилось, что руки Белова сами потянулись к нему, удерживая друга от лишних движений. Сергей закрыл глаза, но тут же снова раскрыл их. По его лицу Белов понял, что парторг старается что-то вспомнить.
— Постой, постой… Где же это мы находимся? Черт побери, все выпало. Владимир Викторович…
— Узнал! Вот здорово! Хорошенькое дельце. Если хочешь, это победа, дружище! — обрадованно восклицал Белов, в нетерпении то вставая, то опять опускаясь на ящик. — Положение наше не изменилось, все в той же траншее…
— В траншее? Вспоминаю. — Князев поднял правую руку, пошевелил пальцами, будто проверяя, подчиняются ли они, и провел по повязке на голове. — Значит, меня стукнуло…
— Да, Сергей. Погорячился ты…
— Долго я лежу?
Белов взглянул на часы.
— Два, может быть, три часа…
Как бывало уже не раз, совершенно неожиданно грохнул залп близкой минометной батареи, послышался нарастающий шелест мин, и траншею потрясли частые, сливающиеся один с другим разрывы.
Белов нагнулся, загораживая своим телом голову Князева.
— Начали свою музыку! — в сердцах проговорил он. Пододвинул раненого товарища плотнее к стене траншеи, натянул на лицо плащ-палатку.
— Накрыл тебя, Сергей. А то глаза пылью запорошит. Я побежал. Теперь скоро атаки жди. Подготовиться надо.
На горе загремел второй залп, и лейтенант едва успел укрыться в окопе Исакова.
— Сабантуй вновь зарядили, товарищ гвардии лейтенант.
— Раненых смотрел? — строго спросил Белов.
— Так точно. Все живы. Старший лейтенант никак в себя не придет.
— Пришел уже. Смотри в оба…
И, выбегая из окопа, закричал на ходу:
— Командиры взводов — ко мне!
Команда его потонула в новом грохоте разрывов.
«Чёрт бы вас…» — выругался лейтенант, снова укрываясь в окопе и с нетерпением ожидая, когда пролетят осколки.