СЁХЭЙ ООКА - ОГНИ НА РАВНИНЕ
Я подошел к мосту. Река, мутная от земли, глины и водорослей, бурлила вокруг мостовой фермы. Мое напряжение нарастало: враг мог наброситься на меня в любую минуту.
Справа от меня на вершине отдаленного холма заструился дымок. Я уже видел подобные сигнальные знаки, когда ушел из своей части… Внезапно я постиг их истинное значение. Первые замеченные мною костры являлись предвестниками бомбежки в районе госпиталя, на следующее утро костры задымились на холме, к которому в поисках укрытия бросились наши солдаты… Почему я только теперь осознал взаимосвязь между кострами и последующими трагическими событиями?
Страха я не испытывал. Филиппинские часовые, сидевшие в горах возле своих костров, не представляли для меня такой опасности, как жители деревни, в которую я направлялся. Я вновь осмотрелся. Цапля плавно слетела со спины буйвола. Едва коснувшись земли, она яростно и призывно забила крыльями. Потом сделала несколько осторожных шагов, сложила крылья и застыла в зарослях тростника у лесной опушки.
С противоположной стороны донесся шум двигателей. Видно, это американские катера курсировали по заливу.
Разбухшая от влаги тропинка петляла по роще. Из земли тут и там поднимались слоистые скальные выступы. По ним струились серебряные водные нити. Вдоль тропинки выстроились деревья – они следили за мной. Дорожка неожиданно вильнула налево и побежала вниз по склону. Впереди показалась деревня.
Глава 16 СОБАКИ
Покатый спуск вел прямо к морю. У его основания темнела дорога, по обочинам выстроились три десятка хижин, крытых тростником и пальмовыми листьями.
Вскоре тропинка уперлась в купу пальм, за которыми блестела водная гладь. Дорога была пуста. Над деревней висела гробовая тишина. Лишь с моря доносилось пыхтение моторных лодок.
Церковь виднелась в нескольких метрах от дороги. Белая боковая стена здания возвышалась над хижинами. Над фасадом горел в лучах солнца темно-желтый крест. Заветный символ был близко, совсем близко! Я почувствовал, как сердце бешено заколотилось у меня в груди. Крест реял над деревней, сверкал безжизненным, холодным, пустым блеском.
Я не мог сразу встать на колени и, без сил прислонившись к дереву, замер в тревожном ожидании. Время шло. Вокруг ничего не менялось, все застыло.
Слева от меня начинался ряд построек. Со своего наблюдательного пункта я хорошо видел первую хижину. Заляпанная грязью стена, местами провалившаяся крыша, полусгнившие ступеньки крыльца, окно открыто и подперто палкой. Внутри пусто.
Странно, утром даже в такой тихой деревушке должно царить оживление, время сиесты еще не наступило. У меня не осталось сомнений: здесь что-то стряслось.
Я подбежал к первой хижине. Перескакивая через провалы ступеней, взлетел по крыльцу и вошел внутрь. Ни души. В углу комнаты стояла открытая коробка, в ней лежало ярко-розовое нижнее белье и один детский башмачок. На полу бесформенной массой расплылась рыболовная сеть с грузилами, сверху валялись пустая пачка Lucky Strikes, обертка от шоколада и всякий мусор. Похоже, хозяева покинули жилище в страшной спешке. Либо они взяли свой скарб с собой, либо все вещи позже растащили воры. Но почему дом до сих пор пустует, почему филиппинцы не возвращаются? Этот район худо-бедно контролируют американцы, людям незачем покидать деревню…
Собравшись с духом, я вышел из хижины и, поглядывая с опаской по сторонам, зашагал по дороге, испещренной ухабами и колдобинами. Рокота моторных лодок я больше не слышал, зато различил какое-то странное журчание, похожее на шум текущей воды. Внезапно раздался оглушительный лай. Неизвестно откуда выскочили две собаки и с яростью бросились ко мне. Я порадовался, что одет в плотные армейские штаны, и, угрожая псам винтовкой, быстро осмотрелся – оголтелый лай мог насторожить моих врагов. Последних я боялся гораздо больше, чем собак. Но ничего подозрительного не заметил. Тогда я гневно уставился на обидчиков. Передо мной бесновались терьер и рыжая дворняжка, таких полно и в Японии. Собачьи морды были лишены милого очарования, присущего домашним любимцам, а глаза не лучились трогательной добротой и преданностью. Псы перестали лаять, теперь они рычали – глухо, с угрозой. Их бессмысленные, хищные взгляды были прикованы к моей глотке. Я тем не менее решил не сдавать позиций и потряс винтовкой перед оскаленными мордами. Вид оружия не произвел на животных никакого впечатления. Они даже не попятились, когда я взял их на прицел. Открывать пальбу мне вовсе не хотелось – я ни на секунду не забывал о сигнальном дыме на макушке холма и не собирался привлекать к себе внимание филиппинских часовых.
Не сводя глаз с собак, я опустил винтовку, потом торопливо приладил штык. И тут рыжая дворняга бросилась на меня, норовя вцепиться в глотку. Я сделал молниеносный выпад, штык настиг бестию в воздухе и вонзился в тело между ребрами. Дворняга рухнула на обочину, из раны хлынула кровь. Терьер позорно бежал с поля боя. Визжа и завывая, он скрылся за толстой пальмой, росшей у дороги, и поднял истошный лай. Со всей округи к нему на выручку устремились собаки. Собравшись на обочине, они брехали без умолку.
Я сделал несколько шагов. При моем приближении псы, поджав хвосты, кинулись наутек и исчезли за ближайшим домом. От их остервенелого лая сотрясался воздух.
Я вышел к небольшой площади, на которой стояла церковь. Вороны черными пятнами облепили карнизы здания, перекладины креста. Странно, когда я раньше смотрел на крест, птиц не было.
Теперь я смог определить происхождение булькающих звуков. Прямо напротив храма торчал гидрант. Белая пенящаяся струя била из прорванной трубы; залатать прореху, видимо, никому не приходило в голову. Что же здесь произошло? Почему жители не спешат вернуться в свои дома?
Смывая собачью кровь со штыка, я задумался. Какая злая ирония судьбы: оружие, выданное мне для уничтожения врагов Японии, я в первый раз использовал, чтобы убить дворнягу! Я обтер штык и вложил его обратно в ножны. Потом напился из-под крана. Вода, похоже, поступала сюда с гор, но, к моему удивлению, оказалась чистой и очень вкусной. Чего-то мне, однако, не хватало. Я искал это, изнывая от желания, все последнее время. А мечтал я… о морской воде! Да-да! Я жаждал ощутить вкус соли! Ведь долгие, долгие недели я был лишен этого удовольствия.
Я помчался мимо пальмовых деревьев по берегу, проваливаясь в мелкий сыпучий песок, прямиком к морю… и в море. Зашел в воду по колено, наполнил фляжку и напился всласть. Меня буквально опьянила солено-сладкая горечь морской воды.
Передо мной ослепительно сверкала зыбь моря Висаян. На мысе знойно звенели цикады. Таинственный шепот насекомых набирал силу, отражаясь от вод и скал залива, и бесконечно долго тянулся на одной высокой ноте. Лишь изредка вибрирующий звук прерывался рокотом американских моторных лодок, курсировавших по заливу.
Пустынный берег белой дугой изгибался справа налево от подножия мыса до реки, впадавшей в море. В устье на отмели лежала, уткнувшись носом в песок, разбитая парусная лодка. Еще одно странное открытие поразило меня: в рыбацкой деревушке не было лодок!
Ветер, напоенный влагой и нежным сладким ароматом, – летом такие же запахи приносил бриз у меня дома, на родине, – скользил над блестящей морской синевой. С разбегу он наткнулся на меня, одиноко стоявшего в прибрежных волнах, нежно обнял, обвил прохладой, заструился по бедрам, между ногами, а потом вдруг сорвался и полетел гулять над просторами равнин и гор острова Лейте.
Очнувшись, я вдруг вспомнил, какой опасности себя подвергаю на этом пустынном берегу, и поспешил назад, в спасительную тень пальм.
Я подошел к деревне. В нос мне ударило ужасное, тошнотворное зловоние. Я хорошо знал этот запах…
Когда наша часть стояла на юге острова, нам порой удавалось подстрелить одну из коров, тоскливо слонявшихся за бараками. Мы съедали столько мяса, сколько могли, а остатки выбрасывали на ближайшее поле. Огромная туша мгновенно разлагалась. Тропическое солнце делало свое дело быстро, и вскоре одну лишь голову можно было разглядеть в бесформенной куче гнили. Потом несколько дней мы задыхались от трупного запаха. Удушливый, приторный, тяжелый, он проникал в бараки сквозь окна, двери, щели и валил нас с ног…
Я остолбенел, сообразив, что зловоние преследовало меня с тех самых пор, как я вошел в деревню. Оно постоянно висело в воздухе: и когда я проткнул штыком собаку, и когда пил воду у гидранта. Лишь на морском берегу его не было. Без сомнения, источник омерзительного запаха находился где-то в деревне. Возможно, смрад испускала туша свиньи, гнившая во дворе одного из домов.
Через пару минут я вновь очутился перед церковью. На крыше здания по-прежнему в огромном количестве сидели вороны. При моем появлении черное пятно всколыхнулось и стало менять очертания. Одна птица поднялась в воздух и медленно пролетела вдоль фасада. Мой сон словно воплощался наяву. Как и в ночном кошмаре, я безучастно взирал на крест и не чувствовал ни просветления, ни трепета, ни восторга.
