Олег Метелин - Сунг
«Где родился, там и пригодился» – говаривала моя бабушка. Это Муззафарову хорошо: чувствует себя на этом склоне, как на курпаче родного дома. Что же касается нас, то у русских всегда «широка страна моя родная» – вот и приходится «пригождаться» непонятно где.
Пересекаем хребет и начинаем спускаться в лощину. Небо заметно светлеет: еще минут двадцать, и взойдет луна. Тогда наши черные фигурки будут смотреться на белом склоне не хуже, чем на экране китайского театра теней. Сиди себе со «снайперкой» в километре от нас и щелкай на выбор, с растяжкой и удовольствием…
У меня в кармане неожиданно заголосила «моторолла». В звенящей тишине горной ночи ее звук рвет нервы, как смычок туго натянутую струну.
Я останавливаюсь.
Торопливо вытягиваю радиотелефон, чтобы как можно быстрее нажать на кнопку вызова и заткнуть пронзительное верещание. Кажется, что этот звук слышат все «духи», собравшиеся как по эту сторону Пянджа, как и по ту. Наверное, и в далеком Кабуле слышат пронзительный голосок черной пластмассовой коробки.
– «Файзабад-4?» – голос прозвучал совсем рядом, как будто неизвестный мне человек находится за правым плечом.
– На связи.
– Выходи на объект с восточной стороны. Увидишь разваленный дувал под двумя пирамидальными тополями. Жди там. К тебе выйдут.
– Понял.
– Конец связи.
Мой собеседник не отличается разговорчивостью. Но оно и к лучшему: лишний раз трепаться в эфире – себе дороже. «Духи» уже давно обзавелись сканерами и плотно сидят на наших радиочастотах армейских радиостанций. Думаю, что сканирование радиотелефонов для них тоже не проблема. Сейчас можно любую электронику купить даже рынках в Москве. Были бы «баксы».
«Объектом» на языке моего недавнего собеседника именуется тот самый нейтральный кишлак – цель нашего путешествия. Перед выходом Снесарев накидал мне его подробную схему с привязкой к сторонам света. Так что не заплутаюсь…
…К нужной окраине кишлака вышли точно в срок. Но Луна взошла раньше, поэтому последний отрезок пути пришлось спускаться под ее раздевающим светом. Казалось, что из кишлака нас в это время рассматривали сквозь оптические прицелы десятка «эсвэдух»[14]. Поганое ощущение, нечего сказать…
Такие вещи запоминаются на всю жизнь, да и стоят они не менее десяти лет жизни. Ощущение сродни тому, как будто топаешь правофланговым на параде на Красной площади, и вдруг в десятке метров от мавзолея обнаруживаешь, что на тебе нет штанов. Вожди на трибуне этого еще не видят. Но вот-вот строй пройдет перед ними, тогда – хана…
Кишлак молчит, мрачновато отсвечивая под Луной остатками побелки на стенах домов и погрузив в непроглядную тьму кривые улочки и дворы. Что нас ждет в них? Во всяком случае, не мирные жители.
Я решил подстраховаться и войти в кишлак на двести метров восточнее «точки рандеву». Определение «нейтральный» может убаюкивать только человека несведущего. На самом деле эта самая нейтральность предполагает свободу действий не только с нашей стороны, но и противника. Так что лучше перебздеть, чем недобздеть…
На узкой улице, в которую нырнул наш маленький отрядик, оказалось темно хоть глаз коли. Высокие дувалы полностью перекрыли лунный свет. На мгновение мы ослепли, словно после яркой гостиной оказались в глубоком погребе.
Движением руки я остановил своих людей. Мы постояли минут десять, приучая глаза к темноте и прислушиваясь к посторонним звукам. Из ближних шумов мои уши смогли различить только стук веток дерева за глиняным забором. Их раскачивал ветер, но чтобы понять это, потребовались напряженное вслушивание и занемевший палец на курке.
Все остальные звуки гасил неумолчный гул воды Пянджа, несущего волны по перекатам за околицей.
Снега в кишлаке не было, и наши ноги мгновенно погрузились в густую глину.
С хлюпаньем и чавканьем выдирая ступни из месива, я жалел, что не могу зажечь фонарик. Одного взгляда на эту великолепную «контрольно-следовую полосу» хватило, чтобы понять: был ли кто-то в этом заброшенном жителями и Аллахом кишлаке или нет. А если и был, то когда…
Пройдя по безобразно грязной улице, наша группа успела запыхаться и извозюкаться в глине. А, судя по схеме, нужно было проползти еще две такие улицы…
Поворот, еще один…
Скоро перед нами должны вырасти пресловутые пирамидальные тополя, где нас должны ждать люди таинственного «Файзабада». И зачем только мы ему понадобились?
Проползая (ходьбой это назвать было невозможно) мимо очередного крестьянского двора, я услышал звук, который не был похож на привычное пение ветра. Это скорее напоминало хруст под каблуком глиняной плошки…
Борясь с острым желанием бросить в черноту гранату, я нырнул в проем ворот, висевших на одной петле. Присел рядом с забором, нащупывая стволом автомата возможную цель. Следовавший за мной Муззафаров повторил это движение, заняв позицию у противоположной стены. Жуков, повинуясь предупредительно вскинутой руке таджика, замер на улице, прикрывая наш тыл.
Секунда, другая, третья… Я сидел, постепенно успокаивая стучащее сердце. Глаза нестерпимо щипало от пота, стекавшего из-под промокшей шапки, позаимствованной у Снесарева взамен потерянного кепи.
Но вытереть лоб было некогда. Да и нечем: руки сжимали автомат, направленный в сторону черной постройки.
Тишина. Стук сердца в ушах затих и теперь я вбирал в себя звуки всеми порами своего тела. Неужели показалось? Жду еще несколько минут, казавшиеся часами, затем жестом руки приказываю Музе подойти к зданию. Как бы там ни было, нужно его проверить, чтобы потом не получить выстрел в спину.
Таджик, стараясь не выходить на открытое место, крадется вдоль забора к углу строения. Из-за темноты, окутывающей нас, не могу определить, что это: сарай или жилой дом.
Судя по расположению, это скорее второе. А если это так, то в нашу сторону смотрят, как минимум, два окна. И в котором из них неизвестный противник прореживает черноту прицелом?
Слышу тихий прерывистый свист. Это условный знак Музы, что он добрался до стены и теперь страхует меня. Короткими перебежками, едва ли не в присядку, пробираюсь к таджику. Глаза уже давно привыкли к темноте, поэтому хорошо вижу его лицо.
Едва шевеля губами, Муззафаров шепчет почти без акцента:
– В доме тихо. Но там кто-то был: я слышал звук шагов…
Нырять внутрь нет никакого желания. Наши фигуры пусть на долю секунды, но все же появится на фоне светлеющего проема двери. Этого будет достаточно для хорошего стрелка. Однако уходить, имея за спиной, как минимум, одного вооруженного человека (другие здесь не ходят), тоже нельзя.
Шахматисты такое положение именуют патом. С той только разницей, что они потом пожимают друг другу руки, объявляют ничью и расходятся. На войне тоже бывает ничья, но что-то мне подсказывает: здесь этим дело не кончится. Передо мной противник, который захочет довести все до логического конца.
«Рыск – благородной дело!» – мысленно говорю себе для самоуспокоения, вскидываю автомат к плечу и громко кидаю в темноту:
– «Файзабад – два?!»
После чего делаю скачок внутрь здания. Тут же кувырком через плечо ухожу в сторону, чтобы неизвестный не влепил очередь на звук голоса. Знаю, что в этом деле есть большие мастера…
– Старший ко мне! – прозвучало в ответ откуда-то сверху, словно обладатель голоса сидел на чердаке.
Скорее всего, потолок здесь зияет прорехами, поэтому такая хорошая слышимость. Автоматной очередью его можно прошить без хлопот. Думая о последнем, вожу стволом, нащупывая место, где сидит незнакомец.
– Куда к тебе? – кидаю наугад и одновременно начинаю передвигаться вдоль стены. Нужно нащупать спиной пустой проем окна: через него можно будет вывалиться наружу в случае опасности.
Под ногой неприятно хрустит разбитый кувшин. Знакомый звук. До меня эти черепки побывали под каблуком «мистера Икса». Значит, вот ты где сидел…
Что ни говори, неприятно топать в темноту к вооруженному человеку. Черт его знает, может, он и не «Файзабад» вовсе, а «душара». Все просто: противник сделал радиоперехват и выслал засаду. Наверняка в этом кишлаке не так уж много двух рядом растущих пирамидальных тополей у полуразрушенного дувала. Можно было и догадаться.
– «Файзабад – два?!» – делаю вторую попытку.
– Не болтай много, топай давай. – прозвучало в ответ.
Это мне уж совсем не понравилось. Я не стал перегружать лишними вопросами и без того кипящие от напряжения мозги. Прыгнул в сторону наиболее темного угла в этом чертовом доме, крикнул Музе:
– Ложись!
И врезал очередью в потолок. В сторону, откуда доносился голос.
От проема в тот же момент застучал автомат Муззафарова.
С потолка посыпалась труха и куски кизяка. Красной искрой комнату перечеркнул огонек трассирующей пули. В голове промелькнула мысль: «Хорошо, что стены из глины. А то на рикошетах сами бы легли…»
