Альберт Зарипов - Партай-геноссе
— Надо что-то делать! — сказал Виталик.
Он произнёс эту фразу с некоторой неопределённостью. Однако все мы отлично его поняли. Ведь общее количество водного запаса нашей разведгруппы уменьшилось очень внезапно и сразу аж на сто литров. А это было большим ударом…
— Надо экономить воду. — произнёс Микола, предварительно оглянувшись назад. — А то… Придётся всем нам свои… Языки сосать.
Мы невольно заулыбались… Хоть Малый и осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии в зоне слышимости командирского состава, но всё-таки высказал свою мысль в более приличной форме… Так сказать, в допустимой уставами комбинации слов и междометий.
— Да. — согласился наводчик-азербайджанец. — Только надо командыру сказать. Этот мишка каждый утро моется. По три фляжки воды уходит.
— А это четыре с половиной литра! — быстро подсчитал Билык и тут же выдал рационализаторское предложение. — А давайте мы его побреем! Меньше воды будет тратиться.
— Это ж сколько лезвий понадобится! — ухмыльнулся я. — Чтоб всю его шерсть сбрить под самый корешок. Пачки две или три.
Однако такого количества безопасных лезвий для бритья у нас сейчас не имелось. Мы же не знали о таких предстоящих нам в пустыне трудностях, как расходование воды для ежедневных умываний и обтираний. Об этом даже и мысли не было! Ведь все солдаты и даже командир нашей группы уже свыклись с тем, что на боевом выходе можно не умываться и даже не бриться по утрам. И самым распространённым средством по удовлетворению насущных санитарно-гигиенических нужд являлось энергичненькое протирание сонных глазок заскорузлым солдатским кулаком. Ну, или не заскорузлым… Ибо командирская лямка гораздо легче нашей…
А поскольку трёх пачек бритвенных лезвий у нас не было и в помине, то сам по себе отпал и предмет наших обсуждений. То есть внезапно возникший вопрос о полномасштабном лишении товарища майора его густого подшёрстка. Однако потребность в этом всё же осталась… Ведь фантазии бывают буйными в самых различных ситуациях…
— Мохнатый, как медведь! — жаловался Абдулла. — У нас про таких говорят — Аю… Это так медведей у нас называют. Аю!..
— Его надо было зимой брать на войну. — с откровенным сожалением сказал Малый. — На голой земле мог бы спать. Без спальника.
— Да он и сейчас без спальника спит. — буркнул Билык. — потому что не помещается. Где на него такой большой спальник найти? У него матрас с простынями. И одеяло.
— О-о! — произнёс я. — А вот и он сам! Щас умываться будет!
И опять мой язык не удержался от неприличных выражений. Потому что мои глаза уже не желали видеть такого надругательства над питьевой водичкой. А мой мозг упорно отказывался воспринимать как что-то вполне естественное данное издевательство над всем нашим солдатско-Веселковско-Акименковским сообществом…
Ведь на наших глазах на первую броню только что взобрался Лёха Шпетный. И в руках он держал три полуторалитровые фляги. Это могло означать только одно… Надвигалось очередное осквернение общечеловеческих ценностей! Неизбежное и уже неотвратимое…
И мы издалека смотрели на то, как Лёха не спеша откручивает накидные болты, как он же поднимает крышку Це Вешки, как опускает в воду первую фляжку… Затем вторую…
А на земле стоял майор Болотский и ждал…
— Я поражаюсь! — не сдержался Микола. — Ну, взрослый же человек! Всё же видит и понимать должен… Никто же из нас не умывается! Только он один!.. Ну, як же так можно?!
— Я не розумию! — со смехом подсказал Виталька. — Ты это забыл сказать!
— Ну, да! — хохол Микола даже крякнул огорчённо. — Я такого не розумию! Ни стыда и ни совести…
Вот Шпетный погрузил в воду уже третью фляжку… А мы всё смотрели и смотрели… Даже ругаться не хотелось, чтобы этим хоть как-то облегчить наши душевные страдания тире переживания. Как высказался бы Весёлый…
Однако товарищу парторгу было плевать на всё!.. И на уменьшающийся запас воды, отведённой вообще-то на всю нашу разведгруппу. Также ему было начхать на скрытое осуждение всем нашим боевым коллективом его насущных потребностей по ежеутреннему поддержанию партийного тела в чистоте и свежести. А ещё товарищу майору было «по барабану» то, что все мы втайне не одобряли его умываний по вечерам… Когда после жаркого дня он готовился улечься на боковую. Да и мыть руки перед едой — это конечно же полезное для здоровья занятие… Но ведь руки!.. И в Советском Союзе! Ну, на худой конец в Лашкарёвке… Но не волосатые же лапищи, да ещё и в пустыне Регистан!
— И как только у него уши не горят?! -
Это пулемётчик Билык загадал военную загадку.
— Ты ещё слишком молодой! — рассмеялся наводчик Абдуллаев, которому через месяц предстояло улететь дембелем в Союз. — Это у нас… У простых людей ещё могут уши гореть. Когда кто-то ругается про нас.
— А у них это человеческое качество уже давным-давно атрофировалось! — засмеялся я. — Ещё в замполитовском училище!
— Какие ты слова умные знаешь?! — ухмыльнулся наводчик. — Атрофи…
— Ну, значит исчезло. — пояснил я. — Как у головастиков хвост! Когда они вырастают…
— Это правильно… — сказал Абдулла и негромко выругался.
Перед нашим взором сейчас разворачивался первый акт военной драмы. Солдат Лёха Шпетный опустил крышку, закрутил болты и теперь спускался с брони. А товарищ майор уже заголил свою тушу…
— У них совсем совести нет! — продолжал ворчать азербайджанец. — Для нас одно говорят… А сами…
— Тьфу! Билядь! — слегка поддразнил его Билык. — Правильно, Абдулла?
Мы рассмеялись. Очень уж точно умел Виталик воспроизвести характерные интонации других бойцов…
— Канечно, правильно! — громко возмутился наводчик. — Сматри! Уже одну фляжку израсходовал.
Началась прелюдия второго акта «Афганистанской трагедии»… Шпетный открутил пробку второй фляжки… А товарищ майор нагнулся, подставляя под струю воды свою заросшую спину…
— Вот дать бы ему сейчас хар-рошего пенделя! — мечтательно произнёс Микола. — Чтобы…
Его перебил пулемётчик Билык:
— А ты никогда кабанам по яйцам не лупил?
Несмотря на всю неприличность данного вопроса… Ведь мужская солидарность всё же должна присутствовать во многих аспектах жизни… Однако очень уж всё совпало! И наклонившаяся фигура товарища майора…
— А как это? — поинтересовался азербайджанец, который, видимо, до армии со многим не сталкивался. — И зачем их бить?
— Да ты что?!.. Берёшь длиннющую хворостину! — делился своим опытом специалист-мучитель племенных хряков. — Поудобнее усядешься на заборе и давай их стегать!
— А зачем? — повторил свой вопрос Абдулла.
— Ну-у… Как зачем? — рассмеялся Виталька. — Мы же пацанами были… А кабаны потом с синими причиндалами ходят. А вот сейчас?.. Ты только посмотри на него!
На потенциальную жертву солдатского изуверства посмотрели мы все. А товарищ по партии ни о чём не подозревал и продолжал плескаться… Вызывая ещё большее наше неудовольствие.
— Я бы взял вот эту палку… — предположил старый наводчик. — Ну, которой ствол пушки чищу…
— Банник! — подсказал Малый. — Эта палка называется банник.
— Ай, какая разница! — отмахнулся азербайджанец. — Лишь бы удар хороший получился! Читобы он на всю жизнь запомнил…
А на импровизированной сцене актёр второго плана Лёха Шпетный выливал на главного действующего «героя» уже третью фляжку. А тот всё фыркал от удовольствия и крякал…
А зрители, то есть мы, всё наблюдали и наблюдали… Изредка переговариваясь меж собой… Так сказать, делясь впечатлениями от всего увиденного…
Наконец-то спектакль закончился. Но бурных аплодисментов, естественно и само собой разумеется, не последовало… Слишком уж близко к сердцу восприняла наша солдатская публика весь трагизм только что разыгранного действа.
Коля Малый и Виталька Билык докурили свои «Охотничьи» сигаретки… Но расходиться мы всё же не спешили… Ведь ещё не был найден достойный ответ на самый главный вопрос…
— Что делать?
Самый насущный вопрос был озвучен пулемётчиком Билыком, которому сегодняшним утром выпала очередь дежурного по солдатской кухне.
— Что-что! — откровенно злясь, переспросил Микола и тут же добавил. — Экономить надо!
Общими усилиями была выработана последовательность необходимых действий. Вместо двух чайников ароматного чёрного чая теперь следовало кипятить только один. Таковы были новые реалии жизни… Как об этом любил говорить наш горячо любимый Ген Сек Михал Сергеич. Ведь ёмкость большого солдатского чайника составляла около пяти литров. И данного количества вполне должно было хватить на всю нашу разведгруппу из двадцати с небольшим человек. На каждого любителя чая выпадало около двухсот грамм свежевскипячённого напитка. Что, в общем-то, соответствовало норме потребления в каждый приём военной пищи.
