Михаил Алексеев - Грозное лето
– Так что же он делает в селе? Наверное, в полицейские пошел?
– Нет. Он не стал полицаем. Живет затворником. И непонятно, кого больше боится - своих или немцев.
Наташа смолкла. Молчал и Аким. Потом он поднялся и через силу улыбнулся.
– Ну, Наташа, мне пора... Вот и повидал тебя...
Она побледнела, темные глаза ее заблестели. Глотая слезы, она не отпускала его руку, прижимала ее к себе.
– Как же это?.. Так скоро... Ведь ты мне еще ничего не сказал о себе. Останься, Аким!.. Ну еще немного!.. Плечи девушки затряслись.
– Не надо, родная. Помнишь, мы обещали быть сильными.
Он смахнул с ее горячих щек слезы и крепко поцеловал в мокрые ресницы, в припухшие теплые губы. Говорил уже ровно, спокойным голосом, хотя это ему стоило больших трудов:
– Школу сохранить надо, Наташа. Подбери смелых ребят... Пусть организуют охрану, когда фронт будет приближаться к селу. Как бы фашисты не взорвали в последний момент... А за меня не бойся. Меня пули за километр обходят...
– Я провожу тебя до леса, Аким.
– Не надо, Наташа. Мы будем скоро вместе и уж тогда никогда не расстанемся.
Они обнялись в последний раз.
Наташа слышала, как в коридоре прогрохотали его сапоги. Потушив лампу, она подбежала к окну. Но на улице было темно, и девушка ничего не видела. До нее доносились только сдержанные голоса - это Аким прощался с матерью, еще раньше вышедшей посторожить. Затем скрипнула калитка, и сразу все смолкло.
Стешкина хата стояла на отшибе, у самого берега реки, скрытая вишневыми деревьями. Ее не было видно со стороны. Но Аким нашел хату без особого труда.
Постучал. Новая дубовая дверь глухо и тревожно загудела. Странное дело, Аким сейчас не испытывал того страха, который пришлось ему испытать во дворе, перед крыльцом Наташиной хаты. Сердце его как бы окаменело.
– Кто там? - послышалось за дверью.
– Полиция. Открывай!..
– У меня жена больная тифом...
– Открывай!..
Заскрипели крючки, звякнула щеколда. Тяжелая дверь медленно, со стоном, открылась. Перед Акимом стоял человек с длинной бородой, в белой исподней сорочке и подштанниках. От него веяло теплым запахом постели. Должно быть, ему очень не хотелось вылезать из-под одеяла.
– Веди в дом!
– Милости просим...
"Милости просим" - откуда у него это?" Аким первый шагнул в темную комнату. За ним вошел Володин.
– Что вы хотели, пан полицай?..
Николай сказал это с жалкой дрожью в голосе.
– Зажги свет.
– Стеша, где у нас спички?.. Стеша!..
Из-за перегородки раздался сонный голос женщины:
– За образами, Коля, возле лампадки. "За образами... Иконы, значит, выставил..." - подумал Аким.
Вспыхнула спичка и, помаргивая, поплыла за перегородку. Оттуда послышался испуганный шепот: "Кто это?.. Господи, спаси, помилуй!" Затем появился хозяин с лампой в руках. Он осторожно поставил ее на стол и лишь теперь решился посмотреть на вошедшего.
– Аким? - карие красивые глаза Николая удивленно раскрылись. И вдруг безумная радость отразилась на его лице. Он ринулся навстречу Акиму: -Значит, и ты того... Вот и правильно! Пусть воюют те, кому жизнь не дорога!.. Как я рад... раздевайся... проходи сюда!.. Стеша, да это же Аким!.. Он тоже вернулся!.. Ну, проходи же, дружище!..
Аким не шевелился.
Володин посмотрел на его лицо и опешил. Борода его затряслась. Глаза испуганно забегали.
Однако ему не хотелось выпускать из рук слабую надежду.
– Да проходи же, Аким!..
Аким молча подошел к столу, присел. Володин вертелся возле него. Он приблизился к другу, хотел помочь ему раздеться. Аким холодно отстранил его руки.
– Так ты, Аким, какими же судьбами?..
– Разные судьбы привели нас в родное село!
Сказав это, Аким пристально поглядел на Володина. Наступили долгие и тягостные минуты молчания.
Аким осмотрел комнату. На столе, в овальной рамке, стоял портрет Николая. Здоровое, улыбающееся лицо. Как не похож был на этот портрет стоящий перед Акимом бородатый человек в подштанниках, с издерганным, бледным, каким-то совершенно бесцветным лицом.
Взгляд Акима, холодный и тяжелый, - куда только делась постоянная кротость в его вечно спокойных голубых глазах, - переходил от одного предмета к другому.
Аким снова долго и пристально посмотрел в жалкое, болезненное лицо Володина.
– Почему ты... - голос разведчика был сейчас глухой. - Почему ты... сбежал?..
Володин вздрогнул, долго молчал, не смея поднять глаза на Акима. Потом он быстро, захлебываясь, трясясь всем телом, заговорил:
– Не мог я!.. Понимаешь, не мог!.. - он заметался по комнате...- Ты скажешь, трус!.. Да, трус, предатель... Все это так... Но я не мог больше ни одного дня, ни одного часа там быть... Эти стоны, кровь... Меня рвало от запаха человеческой крови!.. Помнишь, там, под Абганеровом, когда бомбой разорвало на куски у нас в роте сразу пятерых. Я неделю не мог ничего взять в рот. Я ненавижу фронт... войну... людей, которые убивают друг друга... И я... бежал от войны...
– И вот она вновь пришла прямо к тебе в дом, - как-то удивительно спокойно возразил ему Аким.
– Убивать друг друга... - продолжал Володин, но резкий окрик Акима остановил его.
– Замолчи ты... гадюка!.. Хватит!.. - в руках разведчика блеснула вороненая сталь пистолета.
Дикий, нечеловеческий крик раздался за перегородкой, и в комнату метнулась растрепанная Стешка.
Аким поднял пистолет перед мертвенно-бледным, изуродованным страхом лицом Володина и вдруг - Аким и сам не мог бы в ту минуту объяснить, отчего это произошло, - опустил оружие.
Спрятал пистолет в карман, повернулся и пошел к двери.
Не сказав больше ни слова, он вышел во двор. Володин, бессмысленно моргая глазами, тоже зашагал было к двери своими надломленными ногами, но Стеша повисла на нем:
– Не ходи... Коля, милый!.. Он убьет тебя!..
Аким миновал улицу и теми же огородами, по которым шел к Наташе, направился к лесу. Ему хотелось поскорее оказаться среди товарищей, развеять угнетенное состояние после этой встречи.
По улице, вдоль речки, промчались какие-то всадники. До Акима донеслось звонкое цоканье конских копыт. Вскоре послышались грубая ругань, вопль женщины. Где-то на окраине села громко и озабоченно затоковал пулемет. Темную крышу неба лизнула красным языком ракета, выхватив на миг несколько кирпичных труб, безмолвно и тупо смотревших вверх.
За спиной Аким услышал приближающиеся шаги. Со всего размаха упал в грязь, вынул из кармана пистолет. Уже поднял его, чтобы выстрелить в темный силуэт, если он будет приближаться. Но человек резко повернул вправо. Аким облегченно вздохнул и спрятал оружие.
Не знал он, что это возвращалась в лес его Наташа.
Через два часа он уже был в доме деда Силантия.
Не отвечая на расспросы разведчиков, повалился на пол, в солому, и тут же заснул тяжелым сном. Однако его скоро разбудили.
Разведчики собирались в обратный путь.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Лейтенант Марченко вышел из блиндажа майора Васильева. Он спешил в подразделение. Сегодня ночью с того берега должны были возвратиться разведчики. Захватив с собой несколько солдат, Марченко отправился к Донцу встречать группу Шахаева.
С молодых дубов, раскинувших нежно-зеленые резные листочки, лился на землю птичий перезвон. Из глубины урочища, как из подвала, ползла вечерняя прохлада. Марченко передернул сухими, острыми, чуть выдававшимися вперед, как у ястреба, плечами.
По глубокой извилистой траншее лейтенант и сопровождавшие его солдаты вышли к реке, укрылись в мокром, полуобвалившемся окопе. Немцы по обыкновению для острастки постреливали и пускали в небо ракеты.
Около лодки, спрятанной в камышах, хлопотал низкорослый сапер. Наладил уключины, вставил весла и бесшумно оттолкнулся от берега. Вскоре лодка исчезла в темноте.
– Что же такого малосильного послали? - спросил один разведчик своего соседа.
– Выбрали было другого, посильнее, так вот этот парень чуть не расплакался. Пчелинцев это. Дружка своего, Уварова, хочет встретить.
– Может, их и в живых уже нет... - кивнул в напряженную тишину боец-разведчик.
Марченко сердито посмотрел на него. Боец замолчал. Разведчики ждали, всматриваясь в темноту.
Над самым Донцом, чуть ли не касаясь глади реки, с металлическим звоном пролетел железник.
– Тю ты... проклятый. Не боится...
– Закурить бы...
– Этого еще не хватало!..
И опять тишина. Натянутая, звонкая.
Когда перевалило за полночь, на той стороне легонько всплеснула вода -так плещется на зорьке сазан. И сразу все поняли: "Едут!" Сначала на воде показалось темное пятно. Оно медленно приближалось. Потом вырисовалась форма лодки, бугрились над ней фигуры разведчиков.
