Лев Савельев - Дом Павлова
Теперь — не медлить! Полагаться на безмолвие в таких случаях опасно.
Павлов разделил свой маленький отряд пополам: Александрова с Глущенко он оставил на лестничной клетке. Одного — чтоб наблюдал за входами и площадью, а другому приказал быть наготове — вдруг противник появился сверху. Сам же он вместе с Черноголовым проскользнул в раскрытые настежь двери.
Зашли в одну квартиру, заглянули в другую — картина повсюду, примерно, одинаковая. Здесь, видать, уже похозяйничали, но теперь фашистов пока нет.
Стараясь не греметь, разведчики стали спускаться в подвал. Павлову помнилось, что где-то в конце узкого коридора должна быть дверь.
Кромешная тьма. Спертый, отдающий гнилью воздух.
А вот и дверь. Она приоткрыта. Сквозь узкую щель пробивается полоска света. Слышатся детские голоса.
Павлов припал глазом к щели. В глубине подвала — длинный стол. Вокруг него на стульях, на скамейках, едва освещенные тусклым светом, неподвижные фигуры с землистыми лицами.
Дверь скрипнула, и люди испуганно поднялись. В потемках не разобрать, кто вошел. Видно только, что вооруженные.
«Вот оно», — оборвалось сердце… С того момента как Лида принесла страшную весть, никто не находил себе места. Гитлеровцы, правда, в подвале не появлялись, но их с ужасом ждали каждую минуту.
— Здравствуйте, граждане! — бодро сказал Павлов.
Все в подвале облегченно вздохнули. Раздались удивленные и радостные вопросы:
— Яша-автоматчик! — воскликнула Зина Макарова. Голос вошедшего показался ей знакомым.
— Он самый, — подтвердил сержант.
— Небось пришел сказать, что ирода прогнали, — съязвил Матвеич.
— Все в свое время, папаша. — Сейчас Павлову было не до разговоров. — Вы лучше скажите: фашисты в доме есть?
— Никак не найдешь их, сынок? — продолжал своим скрипучим голосом старик. — Ты их вон там поищи, за стенкой, их там полно. А здесь пока не было…
Тетя Паша и тетя Нюра закивали головами:
— Они все в тех подъездах, там их полно… Лида вот сама видела, — кивнули они в сторону стоявшей тут девочки.
Лида подтвердила свой рассказ про гитлеровцев, подымавшихся давеча по лестнице.
Павлов с Черноголовым переглянулись:
— Ну что ж, друзья, спасибо вам и на этом…
Увидев, что Павлов с Черноголовым собираются уходить, обитатели подвала встревожились. Все эти люди с такой надеждой и любовью глядели на солдат в перепачканных гимнастерках, что Павлов почувствовал: он для них сейчас самый родной, и нет у них другой защиты.
— Больше не уйдете? — раздались голоса. В этих словах были и вопрос, и мольба.
Пришлось успокаивать:
— Как только управимся — вернемся… Чайку попьем, потолкуем…
Разведчики собрались на совет. Надо обдумать положение. Действительно ли в остальных подъездах полно врагов? Сомнительно. Если б противник тут закрепился, то не прошел бы мимо целой секции. Уж кто-нибудь да заглянул бы и в этот подвал. Но куда девались те, с которыми седьмая рота нынче вела бой? Ведь видели, как фашисты входят в этот дом.
Да что гадать! Надо продолжать разведку. И Павлов скомандовал:
— Айда, ребята, во второй подъезд!
Расстояние — всего метров пятнадцать. Но луна уже взошла, и ползком, когда на дворе такой «концерт», не проберешься. Подстрелят, как перепелку. Остается одно — бросок.
Для хорошего бегуна пятнадцать метров — дела на две секунды, но тут не гаревая дорожка!.. Все же управились быстро. Несколько перебежек из воронки в воронку, и вот все четверо уже у новой цели.
Действовали в прежнем порядке. Александров и Глущенко наблюдают на лестничной клетке, а Павлов и Черноголов разведывают квартиры первого этажа.
Начали с той, что направо. И в первой же квартире — сюрприз…
Узенькая передняя. Глаза еле привыкают к темноте. Ступать надо мелкими шажками — иначе, чего доброго, и загремит.
Из-за двери доносится чужая речь. Вот оно, мгновение, когда решает смелость и только смелость!
Павлов легонько отстранил Черноголова. Сильный толчок ногой — дверь распахивается настежь, и в комнату летят две гранаты.
В грохоте взрыва тонут крики, стоны. Сквозняком потянуло едкий дым. Послав для верности длинную очередь из автомата, Павлов врывается в комнату, Черноголов — за ним.
У окна — развороченный станковый пулемет. Повсюду — бумаги, осколки посуды, обломки мебели… Груда книг, сброшенных с полки. Из-под книг выглядывает большая кукла.
И тут же на полу — неподвижные, два убитых фашиста.
Здесь недавно жили мирные люди, работали, учились, им были дороги эти книги, заключенная в них человеческая мысль, они мечтали о том, чтобы маленькая хозяйка этой большой куклы росла спокойно и счастливо…
Враг разрушил мир и счастье советских людей. И вот она — справедливая кара!
Эти двое, сраженные гранатой советского воина, поплатились головой. А по площади удирают уцелевшие гитлеровцы. Через открытые окна их хорошо видно при луне и даже можно пересчитать: один, другой, третий, четвертый…
Как же они уцелели? Должно быть, сидели в соседней комнате я, застигнутые врасплох взрывами гранат, выскочили из окон.
Павлов и Черноголов послали им вслед очередь из автоматов, другую, третью — скосили еще нескольких. А оставшиеся в живых припустились бежать из всех сил. И через минуту скрылись из виду.
Разведчики продолжали обследовать дом. Они побывали в других квартирах первого этажа — там никого не оказалось. Пусто и в квартирах верхних этажей. И повсюду — следы поспешности, с какой люди покидали насиженные места… Вот накрытый стол. В тарелках еда.
…Прошло уже минут двадцать, как Павлов и его товарищи находятся в этом доме, а противник ничем не дает о себе знать. Но рано успокаиваться. Засада может притаиться за каждым углом.
Павлов и Черноголов, все также стараясь не шуметь, стали пускаться во второй подвал. На лестничной клетке их страхуют Олущенко и Александров.
Здесь тоже едва мерцает коптилка. Настороженная тишина.
Едва успел Павлов проговорить свое обычное «здравствуйте, товарищи!», как из глубины раздался знакомый голое:
— Павлов, ты? И тебя застукало? — Голос тревожный, приглушенный; это санинструктор Калинин.
— Как так «застукало»? Не пойму, про что ты говоришь.
— Тут же фашисты! — с отчаянием воскликнул Калинин.
— Нет их тут больше, — успокоил Павлов. — Были, да все вышли. Правда, не все поутекали: двое там лежат, да им уж не встать, — показал он наверх. — Скажи-ка лучше, как сюда попал ты?
— Раненый тут…
— Так вот что, — строго приказал сержант. — Вылезай-ка ты из подвала и давай с нами. Работы по горло. А за раненым народ приглядит.
— Приглядим, конечно. Не сомневайтесь, — живо сказала Ольга Николаевна. Ее поддержал нестройный хор голосов.
Теперь уже впятером, разведчики отправились в оставшиеся две секции. Квартиры этой части здания неплохо сохранились, хотя, судя но валявшимся возле окон стреляным гильзам, тут уже добывали «гости».
Спускался Павлов и в подвалы. Он обшарил все закоулки. «Индивидуалка» забилась в свою каморку, но, конечно, не осталась незамеченной, как и те трое, обросшие щетиной, которые тоже полагали, что притаились. Но сержант не стал тратить времени на долгие разговоры, он только еще раз коротко расспросил про «гитлеровцев.
Итак, картина ясна. Противника в доме больше нет. Управились быстро, пожалуй меньше чем за час.
Зато какого огромного напряжения потребовал этот час! Во всяком случае, устали больше, чем после боя…
Выбрав удобные для наблюдения места, Павлов расставил людей. Глущенко и Александров будет следить за площадью, Черноголов — за частью двора, примыкающего к подъездам. Передышки быть не может — атаку следует ждать каждую минуту.
А теперь надо послать донесение и приготовиться к обороне.
Вырвав из блокнота листок, Павлов нацарапал огрызком карандаша:
„Командиру батальона капитану Жукову.Дом занял. Жду дальнейших указаний.
Сержант Я. Павлов“.— Давай, Калинин, неси быстрее комбату.
Калинин скрылся за дверью, и тотчас же совсем близко поднялась сильнейшая стрельба. Она шла где-то рядом, и пули еще чаще стали шлепаться о стены дома.
Сжалось сердце. Неужели Калинин погиб? А ведь все шло так хорошо!
Кто же доставит в батальон донесение? Послать второго человека? И весь этот дом-громаду оборонять втроем?..
Но долго раздумывать не пришлось.
— Идут! — раздался тревожный голос Александрова, наблюдавшего из окон второго этажа.
На площади появились темные фигуры. Их из окна хорошо видно.
Это ползли, плотно прижимаясь к земле, фашисты. Наконец-то они разобрались, что упустили ничейный дом, и теперь решили возместить утрату. Вражеские солдаты подползают медленно, с длительными передышками. При свете луны их даже можно пересчитать — десятка полтора, не меньше.
