Людмила Никольская - Должна остаться живой
Она рылась в скользком мусоре и позлорадствовала: вот и сам заорал, небось, испугался тоже. Пальцам было больно и неприятно, но она терпела — ей страстно хотелось отыскать коробок.
— Майка, ко мне ползи. Я нашёл!
Она облегчённо вздохнула и поползла на Фридькин голос. Под руку попалось что-то непонятное, холодное и твёрдое, она торопливо ощупала его и, не поняв, что это такое, сунула в свой карман. Наткнувшись головой на Фридькины ноги, она по ним поднялась с колен. Лестницу они отыскивали долго, держась за руки, свободными руками шаря вокруг себя по воздуху. Так же дружно и тесно поднялись на площадку. Было темновато, наступали короткие зимние сумерки.
Они поднялись на второй этаж и уселись на подоконник.
Облепленный мусором, Фридька поглядел на Майю и обидно засмеялся. Он хохотал, широко открыв рот, хлопая себя ладонью по животу, и всё не мог остановиться. Пока не заикал.
— Ты, Майка, что, мордой мусор перебирала?
И Фридька снова захохотал.
Майя поглядела на него хохочущего, икающего и счастливого, хотя банку они так и не отыскали, и сама улыбнулась.
— Посмотри на себя — сам не лучше! — добродушно огрызнулась она.
Пальто было грязное, рейтузы на коленках продраны. Руки чёрные и липкие, словно она не в подвальном мусоре рылась, а в саже.
Вспомнив, она вытащила из кармана какую-то непонятную металлическую коробку, которая попалась ей в мусоре. Она вертела её, разглядывала, и коробка, как в волшебной сказке, вдруг засветилась желтоватым светом.
Фридька присвистнул. Глаза его округлились, буйная насмешка исчезла. Он близко-близко придвинулся к девочке, засопел. Она отодвинулась. Фридькино поведение было непредсказуемым. Удаль, насмешка и вместе с тем добрые хитро-наивные глаза.
— Дай поглядеть. Чего в подвале не включала? Дай, говорю!
— Откуда я знала? Сам он под руку попался, я только в карман сунула. Я сама ещё не насмотрелась. А ты чего орал?
Она светила себе и оттирала налипшую на одежду противную вонючую дрянь. Диковинный фонарик, сияя, разгонял в углы сгущавшиеся сумерки. Фридька деловито доставал свои находки из противогаза. Какие-то странные длинные металлические штуки.
— Свети мне. Видишь, что я нашёл. Патроны какие-то. Какое ружьё к ним надо иметь? Совсем неправдоподобное. Стой, да это же… Глянь сюда, видишь метки?
Майя посветила на странные штуки.
— Вижу, дай мне поглядеть, — попросила заинтересовавшаяся Майя. — Что это? Никогда таких не видела. А ты?
— Понял. Сами как сигары, — обрадовался Фридька. И вдруг испуганно оглянулся. — Здесь метки должны быть. Цветные, поняла? — понизив голос сказал он и опять осмотрелся. — Кто же в подвал спрятал, какой гад схоронил в пустом подвале?
— Да что это?
— Кто фашистов здесь ждёт? Хотел бы я знать.
— Да что это?
— Тише, разоралась тут! Осветительные ракеты. Дядя Лёша показывал мне картинку.
— Как страшно. — Майя съёжилась. — Может быть, он прячется в подвале. Может, это был не чёрт, а диверсант? Знаешь, как он толкнул меня в ноги.
— Дура, что он, ростом с карлика?
— И правда. Может, он сидит в кирпичах? Может, он поджидает?
— К этим патронам должна быть ракетница, — размышлял Фридька, не слушая Майю. — Где ракетница, хотел бы я знать?
Майя, ошарашенная этой находкой, всё ещё светила фонариком.
— Ой, а у тебя руки в крови. А может, грязь? Нет, кровь.
— Я ещё что-то нашёл. Совсем забыл, а оно шевелится…
Майя отодвинулась.
Фридька полез за пазуху, вытащил странный топорщившийся комок, сунул Майе в лицо.
Она попятилась.
— Ой, ты что, дурак, это крысёнок! — с ужасом зашептала она. — Брось его. Какая гадость!
— Ха, стал бы я брать крысёнка! Оно мяукает, слышишь. Правда, еле-еле… Крысы, по-твоему, мяукают?
— Котёнок?
Теперь Майя сопела от зависти.
— Дай потрогать…
— Кошка в кирпичах, оказывается, гнездо устроила. С трёх сторон кирпичи, а с четвёртой — она. Зубы и когти наружу выставила. Вход загораживала.
— Откуда ты знаешь? — не поверила Майя.
— Что я, не понимаю? Я так думаю. Я шарил везде руками. Кошка мёртвая, ей крысы почти отгрызли голову… Вот этого одного нашёл за ней…
Майя еле слышно проговорила:
— Она была с котятами. Что она ела?
— Откуда я знаю? Крысы её штурмовали, понимаешь, а она своё гнездо защищала. Они как фашисты, наступали со всех сторон. Бр-р-р!
— Как же в темноте?
— Кошки видят в темноте.
— А крысы?
— Не знаю.
Майя протянула руку, взяла крохотный комок. Котёнок щурился на свет одним еле прорезавшимся глазом. Открывал смешной маленький рот. И молчал.
— Он без голоса?
— Откуда я знаю? Может, при опасности кошка запретила ему мяукать.
— Мы же не крысы. Они же их по запаху чуют.
— И мы крысами пахнем. Ты же валялась в подвале.
— Я не валялась. Я свалилась.
— Кошка в кирпичной крепости сама их поджидала. Война у них шла. Как у нас.
— Что она ела?
— Не знаю. Может быть, сама крыс жрала. Чего плюешься, дура? Вот связался с чумазой ослицей.
— Сам чумазый осёл, — нехотя огрызнулась Майя.
Она осторожно дышала тёплым воздухом на котёнка.
Сердце её замерло от острой жалости к малышу.
— Как ты разглядел его в такой темнотище? А как ей было страшно одной, да ещё с грудным котёнком… Как она додумалась его спрятать в кирпичи…
— Говорю, шла война. Может, остальных котят крысы съели. Чем кормить его? Нам и самим нечего есть.
— Ой, как это я забыла: ему же молоко нужно. А где взять?
Вспомнив найденную карточку, добавила нерешительно:
— Может, на хлебе перебьётся?
— У меня хлеба ни крошки не остаётся.
Может быть, сейчас сказать Фридьке про карточку?
— Бери свои патроны, а котёнка отдай мне. Я найду хлеб для него. Патроны и фонарик надо сдать в милицию.
— Надо найти ракетницу, а то, что мы принесём? Одни патроны? Что нам скажут, понимаешь? Может, она лежит себе полёживает в подвале. Отдай мне фонарик, я с ним отыщу ракетницу. Вот тогда будет здорово.
Они спорили. Майя упрямилась. Ей хотелось котёнка, и с фонариком жаль было расставаться. Вон как надёжно и ласково освещает всё вокруг. Тьма забралась в углы и там злобно притаилась.
— Отдай! — наступал Фридька. — А то хуже будет.
Ей не хотелось портить отношения с Фридькой. Она вздохнула.
— Бери. Только не теряй. Когда пойдём за банкой и ракетницей? Теперь не страшно.
— Ты крыс боишься. Впрочем, может быть, тебя возьму.
— Как это возьму? Сам взял фонарик, а сам…
— Отвяжись. Сам скажу. Ну, я пошёл.
Он сунул фонарик в карман, уложил в противогаз патроны и ушёл. Сразу же на цыпочках вернулся.
— Ты что? — испугалась Майя.
Было тихо. Воздушная тревога давно кончилась.
— Тише. Там дворник ходит.
Майя выглянула. На чёрной лестнице, у подвала, топоча ходил дворник. Вот он стукнул дверью подвала, выругался и ушёл. За ним захлопнулась дверь на лестницу.
Подождав немного, Фридька пошёл вниз. Майя заторопилась за ним. Спускаясь вслед за Фридькой, она пожалела об отданном фонарике. Но, погладив за пазухой котёнка, успокоилась. Ведь она нашла хлебную карточку и фонарик, а Фридька котёнка и патроны. Будет справедливо, если фонарик получит Фридька к своим патронам. А она — котёнка, который хочет есть, — к найденной карточке.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Коммунальная квартира, в которой проживала Майя, закрывалась на легкомысленный французский замок из жёлтого металла. Когда-то замок мягко и галантно щёлкал, пропуская в квартиру бездельников-буржуев, и на его стёршихся боках еле виднелись непонятные буквы. Теперь замок совсем состарился, местами выщербился, словно его проела моль. Не замок — одна видимость! И открывался он без ключа. Была бы в запасе десятикопеечная монета. Она вставляется в прорезь — щёлк! — и замок открылся.
— Какое счастье, что никто из местных злоумышленников не догадывается, что у нас никудышный замок, — ораторствовала на общей громадной кухне Софья Константиновна. — Ведь у меня в комнате стоит такой дорогой инструмент…
Эта небольшого роста пухлая женщина с любопытным острым носом напоминала Майе большую ухоженную мышь. Семья Софьи Константиновны Николаевой занимала в квартире две смежные комнаты. В одной из них с незапамятных дореволюционных времён стоял блестящий чёрный рояль, на котором в семье никто не играл.
Её сыновья, Сергей и Игорь, любили технику. К музыке относились насмешливо-снисходительно, не считая это занятие стоящим. На все просьбы Софьи Константиновны не губить свои таланты и поступить в музыкальную школу только презрительно улыбались. Нечего, мол, в век бурно развивающейся техники отвлекаться на всякие там дореволюционные глупости. Рояль достался им вместе с комнатами после революции, и его давно надо подарить Майке. Это она мечтает тренькать на нём.
