Иван Черных - Крещение огнем. «Небесная правда» «сталинских соколов» (сборник)
— Прыгайте! — Но голоса своего не услышал: СПУ не работало, видно, перебило проводку.
Огонь врывался отовсюду, обжигал руки, лицо, шею. Александр вспомнил, что в планшете у него лежат шевретовые перчатки. Нащупал его, вытащил перчатки, но надеть их уже не смог — руки были в волдырях и малейшее прикосновение вызывало страшную боль. Надо прыгать, открыть колпак. Он приподнял руки, прикрывая ими лицо от плеснувшего пламени. В голове закружилось, завертелось… Когда он очнулся, то первое, что увидел, — огонь вокруг себя. «Прыгать, прыгать!» — лихорадочно торопила мысль. Он отодвинул колпак, глотнул свежего воздуха, однако сил вылезти не хватало. «Надо уменьшить скорость», — догадался он. Опустился в кресло, крутанул ручку триммера, не веря в успех. И — о чудо! — бомбардировщик послушался. Еще, еще немного… Самолет поднял нос выше горизонта. Высота росла: 600, 700. Пора.
Языки пламени с силой врывались то снизу, то с боков, жевали кожу куртки, плескали в лицо, Александр схватил планшет и, уцепившись за края кабины, вылез наружу. Свежий прохладный воздух подхватил его легко и бережно, как долгожданного, отвел от самолета, превратившегося в комету.
Летчик не спешил дергать кольцо раскрытия парашюта, сознавая, что где-то рядом кружит истребитель, поджидающий его, чтобы наброситься и добить; видел, как бомбардировщик все еще лез вверх, пока пламя не добралось до бензобаков и он не взорвался, расплескав во все стороны огненные брызги. В какой-то миг в поле зрения мелькнули и три белых купола парашютов (значит, спаслись все), и это его обрадовало. Он стал отсчитывать: «Один, два, три», как отсчитывал при тренировочных прыжках. Судьба, сыгравшая с ним когда-то злую шутку, теперь отплачивала ему сторицей: не будь он начальником ПДС, разве сумел бы совершить такой затяжной прыжок? Пора! Он дернул кольцо, и купол парашюта наполнился воздухом метрах в ста пятидесяти от земли. Но и этой высоты хватило, чтобы увидеть, как фашистский летчик расстреливает в небе его друзей. Один, самый верхний, судя по беспомощно свисающим рукам и ногам, был уже убит, у второго фашист намеревался отсечь стропы плоскостью (видно, кончились патроны), но парашютист, сильный, кряжистый, — не иначе, Агеев, — энергично маневрировал, раскачивался из стороны в сторону, и «мессершмитт» проскакивал мимо.
Третьего Александр узнал сразу. Маленький, худенький — штурман. Но почему он без брюк и босиком? Несмотря на всю трагичность положения, Ваня выглядел смешно и комично, Александр вспомнил, как утром он честил интендантов, и догадался, в чем дело. Виноваты во всем унты: привязанные к поясу брюк, они стянули их при динамическом ударе. Не зря Ваня верил в судьбу: она будто специально подстраивала ему смешные ситуации и даже здесь, когда он висел на волоске от смерти, сыграла с ним такую злую шутку.
О своей больной спине Александр подумал лишь тогда, когда до земли оставалось метров пятьдесят и он увидел невдалеке, почти под ним, небольшой стожок. Надо было во что бы то ни стало попасть на него, чтобы самортизировать удар, и он заработал стропами. Тренировочные парашютные прыжки, совершенные им ранее в должности начальника ПДС, помогли и теперь: он опустился на стожок. И хотя сено было еще не слежалое и удара он почти не почувствовал, острая боль пронзила все его тело. Он полежал с минуту не шевелясь, затем отстегнул лямки парашюта.
Серебряный опустился метрах в трехстах и тоже не поднимался. Александр подождал еще минуты три и начал выбираться из стожка. Едва спустился на землю, как его окрикнул властный звонкий голос:
— Хенде хох!
И хлопнул выстрел. Пуля дзинькнула у самого уха летчика; он упал, схватился за пистолет, вернее, за место, гдe он висел, — кобуру вместе с пистолетом оторвало в момент раскрытия парашюта. Да, положеньице… И откуда здесь взялись немцы?..
Из-за стожка послышался ответ:
— Вставай, фашистская сволочь. Руки вверх! Хенде хох!
— Я свой, русский, — обрадовался Александр.
— Знаем вас, своих. — Из-за стожка снова пальнули. — Руки, руки поднимай. Хенде хох!
— Заткнись со своим «хенде хох», — прикрикнул Александр. — И прекрати палить — у нас ведь тоже имеется оружие.
Ругань и стрельба прекратились. Из-за стожка пугливо выглянула мальчишеская голова в кепке, но выходить паренек боялся.
— Иди лучше помоги подняться, — позвал Александр. — Не бойся.
— Еще чего, — сердито возразил паренек и вышел из-за стожка, держа наган на изготовку. К нему из-за второго стожка спешил на помощь дедок с сивой бородкой, вооруженный карабином.
— Это наши, Митря, — издали сообщил дедок. — Летчики.
Александр с помощью паренька поднялся и, превозмогая боль, вместе с ним и дедком направился к штурману.
Ваня лежал на спине в луже крови. Прострелены были плечо, рука, обе ноги. Александр, забыв о своей боли, склонился над штурманом.
— Давай-ка, отец, помогай, — попросил он старика, отстегивая лямки парашюта. — Отрежь кусок этой ткани, чтобы перевязать.
Старик и паренек начали рвать парашют. Серебряный слабо попросил:
— Пить…
На потрескавшихся губах выступила кровь, и Александр подивился, какую надо иметь выдержку, чтобы не застонать, не ойкнуть.
— Сейчас. Сейчас поищем воду, — успокоил он штурмана. Посмотрел вокруг — ни речки, ни озерца поблизости. — Село далеко? — спросил он у дедка.
— Далеконько, — ответил тот. — Надо бы подводу. Можа, Митрю послать пока?
К счастью, посылать не потребовалось: по лугу к ним мчалась машина. Из кузова ее выскочили красноармеец с винтовкой и девушка, тоже в форме, с санитарной сумкой на боку. Бегло окинув летчиков взглядом, она расстегнула сумку, достала из нее пакеты, бинт, пузырек с какой-то жидкостью, налила в мензурку и поднесла к губам штурмана. Серебряный выпил и заскрипел зубами.
У Александра то ли от собственной боли, которая снова дала о себе знать, то ли от страшного вида штурмана и его мук закружилась голова, и он, чтобы не потерять сознание, опустился на землю.
Девушка забинтовала Серебряному лицо и руки, повернулась к Александру.
— А что у вас?
— Ничего особенного. Подпалило малость. — Он протянул ей вспухшие, в волдырях руки.
Она осмотрела их, лицо, сочувственно вздохнула:
— У меня нет ничего анестезирующего, кроме спирта, — и налила мензурку.
У Александра болело все — и обожженные руки, и лицо, и поясница. Хотелось хоть чем-то заглушить эту боль, и он протянул руку к мензурке.
— Давайте спирт. — Он выпил. А когда девушка обработала ожоги и забинтовала лицо, руки, боль уменьшилась.
— Документы есть? — спросил у Александра красноармеец.
— Мы с боевого задания. Есть только талоны в столовую.
— Откуда вы?
— Из-под Ростова. Полк Меньшикова. Где-то здесь наши воздушные стрелки, поищите их. И фотоаппарат надо снять с самолета. Может, уцелел. Там важные сведения.
— Найдем. Обязательно найдем…
Сержант Агеев подошел, прихрамывая, сам — он тоже был ранен в ногу. Сержанта Сурдоленко старик и паренек нашли мертвым; фашистский летчик не пожалел снарядов, буквально издырявил его. Старик и паренек стали тут же рыть могилу.
Серебряный лежал неподвижно, плотно сжав потрескавшиеся губы и закрыв глаза. Казалось, он заснул. Но вдруг Ваня приоткрыл глаза и позвал:
— Сурдоленко! Сержант Сурдоленко! — Вопросительно посмотрел на Александра. — Где стрелок-радист?
— Нету больше Сурдоленко, — не стал врать Александр.
— Как? Не… Не может быть. — Серебряный заскрипел зубами. Боль мешала ему говорить. Собравшись с силами, он все же выдавил: — А ведь я… пошутил насчет сна. Хотел разыграть… — Он помолчал. — Меня в полк, командир. Только в полк, в медсанбат… в госпиталь не надо.
Рана у Агеева оказалась легкой — пуля задела мякоть голени. Когда девушка закончила перевязку, сержант отправился к видневшимся в полукилометре обломкам самолета.
Серебряный начал бредить — то звал кого-то, то командовал: «Так держать!», то что-то хотел объяснить. Девушка склонилась над ним, давала нюхать нашатырный спирт, но это не помогало.
— Его надо в госпиталь, — категорично заявила она. — Только в госпиталь.
— Готово, товарищ летчик, — подошел к Александру старичок.
Александр с трудом поднялся, попросил:
— Давайте, папаша, командуйте как надо. Вы лучше знаете наши обычаи. А у меня — спина, плохой я вам помощник.
Серебряный не приходил в себя. Его уложили на сено в кузов машины, и Александр попросил подъехать к остаткам самолета, где находился Агеев. Воздушный стрелок стоял у обломков с фотоаппаратом в руках — каким-то чудом он уцелел.
— Аэродрома поблизости нет? — спросил Александр у красноармейца.
— Нет, товарищ лейтенант.
